- Расскажи, чего же ты молчала! В подробностях.
Он не был ни завистливым, ни злым, - он был почти святым, а может, и вовсе святым, - пьющим и курящим, и иной раз пуляющим матерком, - как бывает на Руси. Такая уж она, Русь-матушка!
Папаша презрительно ухмыльнулся, - ну и чего эта Ница твоя? Ерунда! Вот мы были в Сибири, плоты гоняли, в молодости еще, так там, я вам скажу...
И он долго и неуклюже рассказывал, как сплавляли, как пили вечерами водку у костра, под печеную рыбку, как играли на двух гитарах и пели незабываемые песни, он даже спел куплет "Я люблю тебя жизнь", единственный, который знал.
Его слушали внимательно, потому что папашу лучше не перебивать.
Только Леонид Матвеич подморгнул ей, - потом, мол, поговорим. Ангел страшно обрадовалась: Учитель подскажет ей, как дальше жить...
Ночью Ангел не спала. Непривычно тихо было за окном после Москвы, только брехали собаки да доносились пьяные песни, видно сегодня где-то в городе играли свадьбу. Их квартира опустела к вечеру: кого пригласили, а кто и сам пошел, - поглазеть да ухватить рюмочку с хорошим шматом закуси. На свадьбе ведь не чинятся и не жмутся, а то и жизнь пройдет у молодых жадная да скаредная.
Ангел думала о Максе. Где он сейчас?.. Она же ничего не знала. Не знала и того, что Макс снимает квартиру и теперь тоже не спит и, как ни странно, думает о ней, вернее, о нем, - странном парнишке по имени Ангел, который как появился из ниоткуда, так и канул в никуда...
28. КАЗИЕВ НЕ ДОГАДЫВАЕТСЯ, ЧТО САМ ВЕДЕТ ДЕЛО К РАЗГАДКЕ...
Как фурия ворвался он в свою квартиру.
Каков старикашка! Не прост, очень далеко - не прост. Похож на сидельца, авторитета, вора в законе! Такому на фига деньги! У него - общак, греби, сколько пригребется.
Да и стар, - каждый воран принесет долю да ещё поклонится! Чем ему приглянулся Родька? Неумный Родька, не с такими уж большими свободными деньгами?.. Что им друг от друга было надо?
А вот Казиев, с его талантом, с его известностью, возможностями, ведь он вхож в самые высокие круги, куда того же Родьку на порог бы не пустили!.. - Казиев не нужен.
Старик, - как его зовут по-настоящему, - не знает, конечно, никто, что-то хочет, но что?..
Если Казиев догадается, то все окей.
Он чуть-чуть успокоился, надев свой толстый драный халат, сняв с себя "наряды", которые последнее время стали тяготить его: надо менять имидж, что-нибудь не очень новое, из каких-нибудь сороковых-пятидесятых, но - верх той элегантности, хорошо бы с кожаными настрочками на локтях. Надо посоветоваться с кем-нибудь из наших самых известных кутюрье, скорее всего, со Славой Зайцевым.
Говорят, таков английский стиль в высоком обществе. Он сам ещё не был в Англии почему-то. Америку извозил только так, - вдоль и поперек, но Америка - фуфляндия, а вот Англия!..
Сейчас надо выпить и девочку, чтобы снять напряжение и приближение депрессии.
Где эта Тинка-картинка? Почему её унесло от домишки старикана? И вдруг вспомнил, что, вылетая в злобе из двора, заметил что-то желтенькое в стороне...
Значит, он сам промчался мимо нее.
Срочно эту дурочку сюда, иначе он начнет крушить мебель и бить посуду.
Часа через два она сама появилась, в весьма помятом лимонном наряде и изрядно пьяная. Оказывается, - была в баре на Тверской.
Находилась в состоянии невменяйки и пришлось отмачивать её в ванной, да и вообще, - кто знает, где и с кем её таскало.
Она пришла в себя, узнала Казиева и запричитала.
- Тимоша, миленький, я так расстроилась... Я подумала, что ты меня не любишь!
И пока Казиев прямо в ванной быстро расправлялся с ней, чувствуя, как с выливающимся напряжением уходят дрожь и стресс, она все бормотала о любви, об их любви...
Болтовня становилась все тише, а вскоре вовсе замолкла, - Тинка крепчайше спала.
Казиев же был бодр как никогда, - да неужели он не сломает этого старикашку?
Да будь он сто раз авторитет и двести - вор в законе!
Надо выпустить на сцену несравненную Улиту!
Против неё старик не устоит. А Улиту уговорить - как два пальца... У нее, кажется, все пошло по накату - вниз.
Захотелось посмотреть все материалы ещё раз, как следует, внимательно, - а вдруг герои сами что-то подскажут?..
Он совершенно освободил свой большой письменный стол, как делал всегда перед новой работой, и вынул из тайника переснятые материалы.
Положил письмо, которое начиналось: моя радость. Большей радости у меня в жизни нет...
И заканчивалось - Твой.
Без имен. Она - Радость и он - Твой.
Оно, по видимости, последнее, - "Мне кажется, что все... Твой". Дальше Тим положил кусочек сцены с быком, который брал за сердце, печенку, мозги, - за все точки организма, так и цеплял как на крючок... Друг убивает друга. Снадобье вкалывает быку Хуану, плача и кусая в кровь губы.
Казиев задумался.
А как красиво можно это сделать! В зале рыдали бы как резаные, но... Но хоть ещё три слова от старика!
Ну, не может придумать Казиев то, о чем не имеет никакого представления. Кто они? Что? Испания?..
Друг убивает за деньги? Какие деньги?!. Это у нас сейчас все за деньги, из-за денег!.. Из-за любви?.. Сто вопросов, а ответов нет. Одна надега - на Улиту. Ей роль, пусть играет, кого захочет, хрен с ней! Если, конечно, она сделает! Сделает, никуда старикан от неё не денется. Она ещё умеет!
Фото...
Трое на морском берегу. Кажется, что где-то очень далеко, - на самом краю света... Блондинка. Очень молода. Волосы - серебристые... Платье сороковых... Тридцатых? Туфли не для пляжа... Рядом стоит какой-нибудь Роллс-Ройс... Мужики одеты как с приема: в костюмах, при галстуках. И оба в неё влюблены! И один из них убьет другого! Это - точно! Который?..
Черный усмехается?.. Он уже решился? Ревность!.. А не деньги. Все трое - богачи, по одежде и - главное - по состоянию раско - ванности и свободы.
Он бы смог сыграть светлого... Может ещё получится?..
Казиев встал, потянулся и, не раздумывая, не прикидывая туда-сюда, позвонил Улите.
Голос у Улиты был какой-то не такой: слабый, с хрипотцой. Неужели заболела? с ужасом подумал Казиев.
- Улитонька, привет, как сама? - Начал он не слишком льстиво, чтоб не подумала, что очень нужна, но и не жестко, как обычно.
- Ты, что ли, Казиев? Прямо зайчик-колокольчик. Что-нибудь надобно?
- Да что перед тобой вилять, ты лично нужна.
- В каком качестве?
- В качестве Улиты Ильиной...
- О-о, милый, - протянула Улита грустно, - тебе бы почаще мне звонить. Я больна.
- Господи, что такое? - Не на шутку расстроился Казиев, - чем тебя угораздило? Грипп? Так это...
- Если бы грипп! Я была бы счастливым человеком. Меня избили.
- Кто? За что? Как? - Заорал Казиев, воочию видя, как лопается мыльный пузырь его надежд.
- Долго рассказывать... - чуть-чуть живее ответила Улита.
Надо ехать, смотреть в каком она состоянии!..
Он крикнул, - немедленно выезжаю к постели "больного Некрасова"! Жди!
И повесил трубку, чтобы не слышать возражений.
Не везет! Ну, как он избитую бабу ( неизвестно - как) потащит к старику! Да и не потащится она и он не потащит! Тогда за фигом он к ней прется?
А к кому? К кому он попрется еще, как не к ней!
* * *
Перед весьма невзрачной дверью Улитиной квартиры н чуть не перекрестился, но подумал, что для мужчины его возраста, положения и вида, - не комильфо.
Но подрагивал сильно. Вдруг не согласится? Или действительно так разбита, что не собрать на поездку?
Позвонил и откуда-то из глубины квартиры Улита слабо крикнула, входите, открыто!
Казиев вошел, неся впереди себя букет острых астр, ржаво коричневого цвета.
Насчет аксессуаров Казиев был знаток и никогда, приходя по серьезному делу, не позволял себе появляться как Ванька-Каин, так он говорил.
Вид Улиты его поразил: бледная, с пластырем на лбу, с ненакрашенными губами, она была блеклой и неинтересной, - но Казиев знал, что именно таких актрис любят гримеры, - они говорят, что из сизого мотылька получается бразильская бабочка, а из бразильской бабочки - только бразильская бабочка!
- Здравствуй, дорогая, - наклонился он к бывшей жене и запечатлел на её лбу поцелуй.
Она рассмеялась.
- Ты как к покойнице...
- Что ты! Мне нужно, чтобы ты жила! Без тебя - зарез.