Сейчас смотря на бледное лицо, обводя взглядом контур желанных губ, Жиральд готов был бросить на произвол судьбы все во имя того, чтобы хоть раз прикоснуться к запретному плоду, ощутить вновь сладкий и слегка терпкий вкус.
Анжелика…
Он любил её. Любил так, как не любил никто и никогда. Один звук её имени вызывал учащённое сердцебиение и какую-то огромную ему радость.
Эта любовь была бессильна, но безмерна. Она лишала рассудка, но в то же время позволяла сохранить трезвость сознания. Он уходил всё дальше, в неизвестность, откуда не выбраться… А нужен ли ему мир без Анжелики? Без той, которая в его бездыханную душу вдохнула новую жизнь… Без той, которая дала ему шанс попробовать быть счастливым…
Он любил её безумно и отчаянно. Эта любовь сводила с ума.
Анжелика… Женщина, вселившая в него веру в то, что каждого человека может изменить любовь, сама же разочаровалась в этом чувстве, а все из-за него. Он — та причина, погубившая надежду Лики на радужное будущее. Если бы в его силах было изменить прошлое, вернуться назад хоть на несколько мгновений, отмотать пленку жизни назад и исправить ошибки, подобные огню, сжегшие мосты между ними.
Это невозможно…
Время нельзя вернуть, а судьбу заставить дать возможность возвратить утерянные дни, наполненные любовью.
Жиральд особенно боялся уснуть, хотя и чувствовал себя совершенно опустошённым. За три года он разучился спать, ведь стоило закрыть глаза, как возникал образ заливисто смеющейся Анжелики. Именно такую он запомнил ее навсегда.
Жиральд взглянул в окно, на темное небо, и в ушах зазвучал звенящий голос.
«Ты немножко глупый».
Да… кажется, это действительно так. Будь он посообразительней, то разве дал бы Анжелики уйти? Разве перестал бы сражаться за право обладать единственной девушкой, полностью доверявшей ему когда-то, в красочном прошлом?
«Я люблю тебя, Жиральд».
— Я люблю тебя, Анжелика!
Он не произносил этого после их расставания, не говорил, даже уверенный, что его не слышат. Сейчас за словами следует особенно острая тишина, но Жиральд приглядывался к ней, тайно желая, чтобы признание дошло до адресата. И на секунду ему показалось, что Анжелика затаила дыхание и вздрогнула, только это всего лишь воображение. Она не слышит его, как и в тот раз, когда они так неудачно попрощались друг с другом.
А, может, кто-то свыше шутит над ним столь извращенным и жестоким способом? Когда он начинает делиться собственными чувствами с ней, то постоянно натыкается на стену непонимания или незнания. Что это? Злой рок?
Неожиданно Жиральд услышал странные хрипы, и опустив взгляд, заметил, как дрожит обессиленное тело Анжелики… Черт, он ведь намеревался оставить ее в больнице, однако упертые, как быки, врачи повторяли, что из-за обычной простуды не стоит поднимать шума, и ей станет намного легче дома. Еще и Катерина Новик, непонятно куда исчезнувшая после того, как сдержанно поблагодарила Жиральда за бывшего мужа, не забыв при этом испепелить его презрительным взором.
Да уж, мать у Лики совсем не подарок, как и тетя, не проявившая ни грамма удивления, когда он выносил ее племянницу на руках из кабинета. Наоборот, посторонилась, пропуская его вперед с драгоценной ношей. Чудная семейка! Тем не менее как давно Жиральд не испытывал удовольствия держать в объятиях хрупкого ангела.
— Жиральд, где ты? Жиральд!
Он застыл, парализованный услышанным, не в силах двигаться. Снова показалось? Какими пытками испытывает его судьба, выдавая долгожданное желание за призрачную реальность.
— Жиральд, — сухие губы зашевелились быстрее, и мужчина внутренне напрягся, как струнка, пока отчаянный зов не повторился. — Жиральд, где же ты?
— Я… здесь.
Жиральд старался произносить два слова как можно спокойнее, сдерживая вибрирующую в голосе тревогу. Он неуверенно протянул пальцы, дотрагиваясь до горячего запястья, и Анжелика вцепилась железной хваткой в его руку. Если бы ее веки не были прикрыты, а сама она не находилась в таком состоянии, он мог поклясться, что она осознает происходящее. Она — та соломинка, удерживающая его на грани смерти, средоточие всего мира, единственно цель, к которой он двигался несмотря ни на что.
Он любил ее.
Растворялся в ней. Со всей страстью, на которую только была способна его израненная и мрачная душа. Самозабвенно и мучительно. Медленно и губительно.
Он болен ею. Давно и безнадежно. Неизлечимо. Навсегда.
Жиральд прекрасно знал, как называется то, что с ним творится. И не обманывался по поводу грядущих перемен. Она просила его уйти? Что же, он ушел. Никому не известно, чего стоило ему это решение. И как часто он ловил себя на мысли бросить все, забыть о ее желаниях и просто быть с ней.
Боль — пронзительная, вонзающая иглы горечи в сердце — стала его постоянной спутницей. Он не боялся ее, не жаловался, прятал за твердую стену молчания и работы, но, если бы его спросили, что такое настоящая боль, Жиральд описал бы это чувство в разных красках, не забыв ни об одной, даже самой незначительной, детали.
Его боль — это разлука…
Он бы никогда не потревожил Анжелику, будучи уверенным, что она, на самом деле, в безопасности и счастлива, но в лживом и подом мире, созданным Алексом Девуа, ей нет и не будет места.
Все могло сложиться иначе…
Счастье было так близко. Стоило поднять руку — и оно угодит прямо к нему, будто мяч.
Но он сам оттолкнул его от себя, и теперь оно казалось лишь миражом. От этого становилось противно и мерзко, и Жиральду с огромным трудом удавалось находить баланс на грани.
— Мне холодно, Жиральд, — в бреду неузнаваемым сиплым голосом прохрипела Анжелика, и мужчина в сотый раз проклял поспешное решение увезти ее с больницы. Согревая теплым дыханием холодные пальчики, Жиральд надеялся, что подозрительные хрипы не имеют никакого отношения к началу острой пневмонии. Она тяжело и надрывно дышала, наводя на него ужас.
— Анжелика, все будет хорошо, — многозначительно пообещал Жиральд, попытавшись встать и принести ей очередную порцию жаропонижающего, но мольба, сорвавшаяся с ее уст, остановила его:
— Я замерзла, Жиральд… Не бросай меня… Мне очень холодно…
В данный момент перед ним лежала не холодная и замкнутая Анжелика, плескающая ядом ненависти. Нет, в его постели находилась беззащитная и маленькая девочка, борющаяся с недугом, и он обязан помочь Лике.
Она уходила от него дальше и дальше, проваливаясь в бездну бреда. Нет, он не даст случиться беде. Не даст ей уйти. Не отпустит никогда.
Торопливо расстегнув мелкие пуговицы рубашки и сняв ненужную вещь гардероба, Жиральд откинул полог легкого покрывала, судорожно вздохнув, нырнул под одеяло. Облаченная в его шелковую влажную рубаху, Анжелика доверчиво потянулась к нему, положив подрагивающую ладонь на его грудь, почти наверное, не чувствуя, как гулко забилось сердце.
Любой мужчина после трех лет долгого отсутствия «приятных удовольствий со слабым полом» непременно бы отреагировал на мягкость округлых форм женщины, тем более любимой, однако Жиральда пронзило желание оберегать и греть Анжелику, мечтая забрать себе половину ее мучений.
Жаль, что у него не получится, а ведь именно он клялся когда-то делить с ней боль.
— Анжелика, я с тобой, — прошептал Жиральд и невольно изумился, ибо она перестала метаться, тихо засопев, уткнувшись кончиком носа в его плечо. — Если бы я мог всегда быть с тобой, любовь моя, если бы…
Словно недовольная его последней фразой, Анжелика что-то замычала, дернувшись, и Жиральд обвил ее тонкую талию, притянув к себе, наслаждаясь незабываемым, украденной у судьбы моментом, о котором он тоже будет вспоминать до последнего вздоха.
Впервые за столько лет сон одержал над ним вверх, и Жиральд прикрыл глаза, мысленно зарекаясь, что сразу же их откроет, прежде чем провалиться в царство Морфея, однако, прижившись к постепенно отогревающемуся родному телу, он не понял, как потерял способность противостоять забытому сну.
Какие-то легкость и умиротворенность охватили его, прося сдаться и вздремнуть, дабы набраться больше сил.
Вся спальня была залита ночной мглой, и внезапно выглянувшая из — под рассеивающихся облаков голубая луна осветила кровать, очерчивая два силуэта, почти ставших одним целым. Его жар передавался Анжелике, отгоняя озноб, растапливая корки льда в ее душе, а пленявший аромат и близость девушки немного затягивали глубокие раны Жиральда.