— Ресторан в моем мотеле открыт. Мы едем туда.
— В твоем мотеле? — переспросила она.
Удивление лишило ее голос обычной мелодичности. Вопрос прозвучал резко и категорично.
Шон пожал плечами.
— В мотеле, где я живу, — пояснил он кратко. — Многие профессора предлагали мне свои гостевые комнаты, но я предпочитаю независимость. Номер в мотеле — все, что мне нужно.
— Понимаю, — протянула Алисия.
Ее охватило чувство разочарования. Она слабо улыбнулась и, вперив невидящий взгляд в пейзаж, мелькавший за ветровым стеклом, откинулась на спинку сиденья.
Ей было совершенно понятно, почему он предпочитает номера в мотелях, дававших ему чувство независимости. Шон был не только знаменитым историком, автором популярных книг, но и холостяком, которым, несомненно, интересовались многие женщины. Наверняка ему не приходилось затрачивать чрезмерных усилий, чтобы привлечь к себе внимание. И он, разумеется, пользовался расположением, на которое может рассчитывать мужчина, обладающий подобными достоинствами.
Алисия ощутила, как боль и ревность охватывают ее. Конечно, Шон абсолютно свободен и вправе выбрать любую красотку, которая пожелает разделить с ним «уютный» номер в мотеле. Но почему он выбрал именно ее? Этот вопрос мучил Алисию не меньше, чем ревность к воображаемым соперницам.
Ответ был, конечно же, совершенно очевидным. Прошлым вечером она могла показаться Шону слишком доступной. Алисия стиснула зубы, чтобы не закричать от отчаяния, подступавшего к горлу. Она никогда еще не была легкодоступной, ни для одного мужчины!
— Алисия, ты ничего не понимаешь, — кратко бросил Шон, не отрываясь от дороги. — Или понимаешь неправильно.
Мягкий мужской голос заставил ее опомниться. Вынырнув из пучины мучительных страданий, Алисия пришла в себя. Тело было словно сведено судорогой, зубы стиснуты, пальцы сплетены. Ледяное оцепенение сковало ее.
— Не понимаю? — слабо откликнулась она.
В ее голосе слышались завывания вьюги, в широко открытых глазах стояла полярная ночь.
— Черт побери, Алисия! — взорвался Шон, вцепившись в руль и нажимая на тормоз перед перекрестком, заваленным тающим снегом. — Ты не даешь мне ничего объяснить.
Его настойчивый голос притягивал внимание, проникая в самые отдаленные уголки души, охваченной разгорающимся пожаром досады и отчаяния. Алисия вызывающе подняла голову и повернулась к нему, взглянув прямо в глаза.
— Зеленый свет, — сказала она с холодным самообладанием, скрывавшим внутренний трепет.
Шон бросил рассеянный взгляд на светофор и резко тронул с места.
Последние яркие лучи заходящего солнца проникали сквозь стекла кадиллака, бросая на лицо Шона бронзовый непроницаемый отсвет. Профессиональная память услужливо предложила Алисии образ бронзовой римской монеты, на аверсе которой был нанесен профиль Юлия Цезаря, а на раверсе — Брута.
— Ты не права, — проговорил он ровным голосом.
Заходящее солнце отразилось в его глазах.
— Не права?
Алисия рассматривала его твердо и четко очерченный профиль.
— В чем же я не права?
— Я не собираюсь приглашать тебя на ужин в мотель только для того, чтобы на десерт затянуть в постель.
Его голос прозвучал резко и убедительно.
— И никогда не считал тебя легкодоступной женщиной, — выпалил он, смягчив тон.
— Спасибо и на том, — прошептала Алисия, чувствуя предательскую дрожь в голосе. — А я уж подумала, что…
Она замолчала. Горячие слезы навернулись на глаза. Пытаясь сдержать рыдания, подступившие к горлу, Алисия часто заморгала и отвернулась к окну, заметив сквозь пелену слез, что они подъезжают к мотелю, выглядевшему просто роскошно. Это был один из самых дорогих мотелей, расположенных в пригороде.
— Ты живешь здесь? — спросила она, сглотнув слезы.
Шон кивнул. Он молчал все время, пока парковал машину на стоянке, выбирая место среди сугробов. Мягко затормозив, повернулся к ней.
— Хочешь, я отвезу тебя обратно домой?
— Нет, — тихо сказала Алисия, глядя прямо перед собой.
— Ну, тогда хоть посмотри на меня!
В его голосе звучала скрытая мольба. Алисия не могла противиться этому мягкому, волнующему голосу, вновь ставшему близким и знакомым. Она взглянула в глубокие сияющие голубые глаза, наполненные сдерживаемым желанием.
— Не буду обманывать тебя, Алисия, — проговорил он тихо. — Я хочу любить тебя. Весь день я только об этом и думал!
— Шон! — воскликнула она, задыхаясь.
Дрожь возбуждения пронзила тело Алисии, хотя рассудок все еще протестовал, не желая смириться.
— Не понимаю, почему ты так удивлена и шокирована.
Он криво усмехнулся, словно посмеиваясь над собой.
— Мне казалось, что мое желание было вполне очевидным уже вчера вечером.
Слова Шона заставили ее память выбросить на поверхность тайные, глубинные воспоминания о готовности его тугой плоти, которую она чувствовала так близко от себя. Жаркая волна, не имевшая ничего общего с реальной теплотой салона кадиллака, накрыла Алисию с головой. Невыносимый жар только усилился, когда Шон протянул руку и коснулся ее щеки кончиками пальцем.
— Ты очень красивая, — пробормотал он. — Когда ты краснеешь, ты становишься потрясающе красивой.
Рука Шона коснулась ее волос. Пальцы захватили шелковистую прядь. Он наклонил голову и заглянул ей в глаза, все еще затуманенные слезами. Алисия моргнула.
— Если глаза — действительно зеркало души, то твоя душа наверняка невообразимо прекрасна, — прошептал он.
Новый поток слез заставил Алисию зажмуриться.
— Не плачь, — прошептал Шон. — Клянусь, я пригласил тебя только для ужина и беседы.
— Но ты сказал… — начала она, но тут же замолчала, захлебнувшись слезами, стоявшими в горле.
Шон молча склонился над ней и припал к ее губам.
— Я не отказываюсь ни от одного слова, — проговорил он, с явным нежеланием отрываясь от нее.
Шон глубоко вздохнул и повторил:
— Я хочу заниматься любовью с тобой, — затем решительно тряхнул головой. — Впрочем, «хочу» — это не то слово. Я не могу объяснить происходящее. Никакие слова не могут описать моих чувств. Я всю жизнь сражался с демонами лжи, фальши, непонимания — а сейчас признаюсь тебе, что впервые в жизни не могу найти нужных слов!
Он пожал плечами.
— И тогда я сказал себе: послушай, парень, почему бы тебе просто не позвонить ей? Ведь тоска по ее желанному телу измордует тебя быстрее, чем все демоны вместе взятые.
Шон замолчал, но его возбужденное сияющее лицо было выразительней любой речи.
— Это было как удар бейсбольной битой в пах, — признался он.
Алисия в ужасе отшатнулась.
— Ты играл в бейсбол? — воскликнула она сдавленным голосом.
Шон отрицательно покачал головой.
— Только в бридж. Это самый мощный спорт для меня.
Он повел литыми плечами.
— Я просто пытаюсь найти подходящее сравнение, — пояснил он.
Алисия вздохнула с облегчением.
Шон взглянул в ее широко распахнутые глаза.
— Я почувствовал, что должен позвонить тебе, быть с тобой, войти в тебя, раствориться в тебе. Иначе я сойду с ума и буду скитаться тенью отца Гамлета, страдая от неутоленной страсти и изводя окружающих слезными жалобами, которые не примет даже Верховный суд.
Его глаза потемнели и сузились.
— Я никогда не чувствовал ничего подобного, ни к одной женщине. И вот это случилось.
Пальцы Шона перебирали ее волосы, а улыбка заставляла сердце биться в бешеном ритме рок-н-ролла. Уставившись на него с потерянным выражением, Алисия ощутила, что роковая неизбежность входит в ее жизнь. В памяти вспыхнула утренняя сцена за столом, и слабое эхо собственного голоса, путавшегося в объяснениях, затихло вдали невнятным отголоском прежних сомнений.
Нервная дрожь вновь пробежала по ее телу. Алисия поняла, что и сама чувствует что-то подобное. Ощущение было не из приятных. Она не могла осознать, почему испытывает эту мучительную тягу к нему, но и сопротивляться не находила сил. Это пугало. Глаза Алисии предательски выдавали замешательство.
— Милая, не смотри на меня так, — попросил Шон, отводя ее волосы от лица.
Прикосновение широкой ладони заставило Алисию снова содрогнуться. Обескураженный и удрученный ее реакцией, Шон быстро отдернул руку.