Он был подавлен. Элеонора оказалась в не меньшей опасности, чем Шон.
Наступил полдень. Небо за окном было серым, обещая пролиться дождем. Элеонора сидела на кровати, обхватив колени руками. Шон отсутствовал уже несколько часов, и она не могла не волноваться за него. Он пошел взглянуть на фрегат, мачты которого возвышались над городом, выяснить, кому он принадлежит и куда направляется. И по его словам, у него было еще несколько неотложных дел.
Она побоялась спросить, что это за дела. Но предполагала. Надо было купить место на рейс до Америки. И найти провожатого, надежного человека, который сопроводит ее домой… Хотя она ни за что не оставит его одного. И что теперь делать с открытием по имени Пег?
Она страдала. Кто эта женщина, которая так захватила его мысли? Настолько, что он видит ее в своих снах.
Значит, он провел два года перед своим заключением с этой женщиной, Пег? Элеонора была растеряна и испугана. Правда, он сказал, что не любил эту женщину, но это было слабым утешением.
Она боялась и хотела узнать правду. И готовилась принять ее, какой бы она ни была. Если она потерпит поражение в битве за Шона, ему уже никто не поможет стать прежним. Она должна быть готова к борьбе за него. Он не хотел говорить о тех четырех годах, которые прошли вне дома, и всячески сопротивлялся ее настойчивым расспросам.
За окном начался дождь.
Элеонора подошла и закрыла окно. И вдруг увидела бегущего под дождем Шона. У нее подогнулись колени, она прислонилась к стене, ослабев от радости. Через несколько мгновений раздался стук в дверь, и она поспешила открыть.
Он вошел промокший до нитки. Эль заперла за ним дверь.
— Что произошло? — Ей не терпелось узнать новости. Он стащил с себя мокрую рубашку, обнажив поджарый и, несмотря на худобу, стройный торс. Потом повернулся, чтобы бросить рубашку на стул, и она слабо вскрикнула. На спине она увидела с дюжину длинных извилистых шрамов. Эль замерла с открытым ртом, задохнувшись от ужаса.
Его жестоко высекли, причем он подвергся этой пытке не один раз. Он обернулся, услышав ее крик. Она дрожала, ей стало дурно.
— Шон! Что это?!
Он удивленно посмотрел на нее, понял, в чем дело, и сразу замкнулся.
— Тебе известно, я был в тюрьме, — холодно ответил он.
— Они тебя высекли?! — крикнула она отчаянно.
— Какое это имеет значение… Это было давно. — И снова отвернулся. Повесил мокрую рубашку на спинку стула и подвинул стул ближе к огню.
Она старалась успокоиться, но это плохо получалось.
— Но за что они тебя высекли?
Он зачерпнул воды из ведра.
— Это было испытание.
— Испытание?
Он снова взглянул на нее.
— Это не имеет теперь значения.
— Но для меня имеет! — воскликнула она.
Он вздохнул:
— Эль, это было развлечение стражников… Новый заключенный… изменник, которого скоро вздернут.
— Бедный… У тебя живого места нет на спине, — прошептала она. — Они выбрали тебя для своего развлечения? Но это жестоко! И истязание повторялось, не так ли?
Он отвернулся, помрачнев.
— Тебе не надо об этом знать.
Она вытирала слезы, но они градом катились по щекам.
— Я должна знать, Шон.
— Но какая разница? Шрамы зажили.
— А ты? Шрамы в твоей душе остались, не так ли?
Он наклонился над раковиной и стал умываться. Она подошла и положила руку на страшные шрамы.
Он не успел отстраниться.
— Почему тебя посадили в одиночку, Шон? — спросила она тихо, не убирая руки.
Он не двигался. Потом сказал:
— Я убил сокамерника.
Она задохнулась от ужаса.
Он так резко обернулся, что ее рука повисла в воздухе.
— Как… Ты убил? — прошептала она, не веря своим ушам. Он не мог!
— Не смотри на меня так…
— Но я не понимаю…
— Я защищал другого человека… юношу, совсем мальчика! — Глаза его сверкнули. — Никто не вступился за него, кроме меня.
Она закрыла рот рукой. Как много он перенес и сколько еще не рассказал. Сколько мучений может вынести человек.
— Ты защищал мальчика?
— Они приставали к нему… Я должен был это прекратить!
Она поняла скрытое значение его слов, и это было страшно.
— Он все равно умер… тот парень, Брайен. Он погиб после очередного нападения. Я не мог мириться с этим зверством и убил одного из этих ублюдков.
Она все плакала и не могла остановиться. Оплакивала мальчика по имени Брайен, плакала от жалости к Шону.
— Эль, перестань плакать, — умоляюще сказал он. Она кивнула и вытерла глаза.
Он вдруг схватил ее за руку:
— Все давно кончено… Забудь.
Его прикосновение было как удар тока. Она вдруг почувствовала его близость, видела перед собой обнаженную широкую грудь, и знакомая горячая волна прошла по телу. Подняла глаза, боясь, что выдаст себя. Как ей справиться с непреодолимым и пагубным для нее влечением?
Он выпустил ее руку и отошел.
— Начальник тюрьмы был уволен вскоре после моего заключения. Новый оказался пьяницей. Я тогда ничего не знал. Откуда мне было знать, все открылось после моего побега. — На его лице отражалась целая гамма чувств — отвращение, физическое страдание, душевная боль. — Я думал, что так и умру в этой черной яме.
— Ты хочешь сказать, что новый начальник не знал о твоем существовании?
Он кивнул:
— Но это и к лучшему. Иначе я был бы повешен.
Она представить не могла, как можно поступать так жестоко, запереть человека в каменном мешке, подвергать издевательствам, и он понятия не имеет, что ждет его, сколько продлится эта пытка.
— Но кто-то приходил навестить тебя за эти два года? Хоть один человек? Тебе приносили какую-то еду? Как ты выжил?
Он оборвал ее:
— В двери подвала была щель. Стражники развлекались, бросая мне, как собаке, какие-то объедки, они находили это забавным. Начальник тюрьмы не знал, что меня заперли в этой яме. Я сидел в темноте, не видел никого, Эль, пока мне не удалось бежать. — Плечи его сотрясались, он вдруг яростно ударил кулаком по оловянной раковине.
Она вздрогнула:
— Мерзавцы… Но как ты смог убежать?
Она видела, что он постепенно успокаивается, дрожь проходила.
— Я взял начальника тюрьмы в заложники.
— Второго, про которого ты говорил, значит, он все же узнал о твоем существовании?
Он покачал головой:
— Нет, это был уже третий. Лорд Гарольд. Он пришел выразить сожаление и извиниться за недоразумение! Пришел извиниться! — И Шон засмеялся страшным лающим смехом. — Я был готов на все тогда.
Он стоял, опершись руками на край раковины и глядя вниз, погрузившись в воспоминания. Когда Эль положила руку ему на спину, он вздрогнул.
— Ты, должно быть, задолго составил план побега и ждал удобного случая. Например, именно такого. Ждал, что кто-нибудь все-таки придет к тебе.
Он согласился:
— Да, так и было.
Глаза его были пустыми, побелевшими от ярости, и она вздрогнула. Он прошел через ад, но сейчас его выражение действительно напугало ее. Нет, надо прогнать страх, она не должна его бояться, если поставила перед собой цель спасти его.
— Слава богу, все кончено.
Он поднял брови:
— Ты так думаешь? — И отошел от нее.
Она снова спросила, не сводя с него взгляда:
— Но когда был суд? Ведь перед тем, как заключить в тюрьму, тебе должны были вынести приговор.
— Так происходит сплошь и рядом… Ты не знала? По закону военного времени. — Он сел и в изнеможении уронил голову на руки.
Ей больше всего на свете хотелось сейчас обнять и утешить его, но она знала, что он не позволит.
— Но ведь тогда твое заключение было незаконным? И дело должно быть пересмотрено.
— Может быть. — Он поднял голову, но взгляд ничего не выражал. — А может быть, и нет.
— Ты больше никогда не будешь страдать, никогда, слышишь?
— Не надо меня жалеть.
Они встретились глазами. Как она могла остаться равнодушной, не пожалеть его? Эль понимала, что, если сейчас станет настаивать на продолжении разговора, это вызовет раздражение. Но не могла остановиться.
— Тебе снится кошмар, темнота и одиночество… Или что-то еще?