Броули молчал, не зная, что и ответить на это заявление. Ему было легко выполнить задание, тем более теперь, когда известно, где сейчас находится О'Нил, но, кажется, Рид вознамерился сам поймать преступника и обойтись без его помощи. Но почему? Дело честолюбия или другая причина?

Рид холодно заявил:

— У меня много людей в городе. И до меня дошли слухи, что первый раз О'Нилу оказали помощь парни из ирландского подполья. Вчера я расколол одного из них, капитан. И теперь в их рядах есть предатель. И как только О'Нил свяжется со своими друзьями и попросит помощи, нам станет известно.

— Сэр… — Броули оторопел.

Рид поднял бровь в ожидании.

— Но вряд ли он станет связываться с ними на этот раз.

— Тогда пойдет за помощью к брату. И в свете новой, только что полученной информации надо отправляться в Корк, что вы и сделаете, прихватив отряд. Можете остановиться на выезде из города. Двух человек пошлите, чтобы наблюдали за «Моей прекрасной леди». Я передам весточку нашему новому агенту. И мы в любом случае перехватим О'Нила.

— Слушаю, сэр. — Броули с облегчением понял, что наконец может действовать. Есть надежда, что Элеонора де Уоррен будет спасена, если ее братец не собирается ее использовать и дальше для прикрытия.

— Ваше задание — поймать О'Нила и доставить живого или мертвого, это уже не имеет значения, он все равно будет сразу повешен.

— Да, сэр.

— И вы арестуете эту женщину.

Броули ушам своим не поверил.

— Простите, сэр?

— Если вы обнаружите леди де Уоррен, независимо от того, будет она одна или с ним, вы задержите ее и доставите сюда. Она теперь обладает ценной информацией.

Броули был подавлен.

— Слушаю, сэр.

Рид видел его состояние, и, кажется, это немало его забавляло.

— Успокойтесь, капитан. Если вы правы, то леди стоит больше бояться своего брата, чем меня. Но я сомневаюсь, что вы найдете ее одну. — Глаза его блестели нездоровым блеском.

Броули не понял скрытого значения его слов, но тон ему не понравился.


По крайней мере, теперь он вооружен. Шон поднимался по лестнице, полный тревоги за Эль, он прекрасно понимал, что ему не знать теперь спокойствия, пока она не найдется. Конечно, она сейчас оскорблена и сердита на него, кроме того, она очень упряма. Она не вернется к нему. Если бы она хотела вернуться, то была бы уже здесь.

Теперь все братья немедленно начнут поиск и обязательно найдут ее. Ему надо передохнуть немного, поспать часок, прежде чем снова продолжить поиски. Внезапно он остановился, его взгляд упал на лестничную площадку. В полутьме перед дверью он заметил темную груду тряпок, которой раньше здесь не было. Приглядевшись, он вдруг понял, что на самом деле это…

— Эль!

Она лежала, свернувшись клубочком у стены, вся дрожала, глаза ее были открыты. Он встал на колени и увидел, что она насквозь промокла. Она дернулась от его прикосновения.

— Это я, — поспешно сказал он и, хотя она слабо отбивалась, поднял ее на ноги. Она была холодной как лед.

— Дверь заперта, — хрипло прошептала она.

Сердце его сжалось от жалости, она вернулась к нему, несмотря на все свои обиды.

— Я не хотел оставлять ее открытой на тот случай, если британцы начнут обыскивать дом. Тебе надо согреться. — Руки его так тряслись, что он не сразу смог вставить ключ в замок. Она провела ночь на улице под дождем? Почему она не спряталась где-нибудь?

— Я вернулась только затем, чтобы забрать Сапфира. Я поеду домой, — бормотала она несвязно.

Он обернулся, она сидела у стены, поджав колени к подбородку. Ноги ее были в грязи, и одна кровоточила. Она смотрела прямо на него, и ее взгляд обвинял.

Он понимал, что должен объясниться с ней, назвать причину, по которой был вынужден жениться. Раньше ему больно было думать об этом и трудно говорить. Если даже он расскажет, что из того? Она не простит никогда его предательства, ее взгляд говорил об этом.

— Тебе надо согреться, снять с себя и высушить вещи, потом я провожу тебя сам. Нельзя ехать одной.

Она только пожала плечами.

Он протянул руку, она отвернулась.

— Эль… Элеонора… Позволь, я помогу тебе.

Но она поднялась без его помощи, пошатываясь и цепляясь за стену.

Он сразу направился разводить огонь. Она вошла следом, но он не слышал, чтобы дверь закрылась.

Когда весело затрещал огонь в печке, он закрыл дверцу и встал. Обернувшись, увидел ее, и ему стало больно.

Она выглядела так, будто ее вытащили из воды. Одежда облепила ее тело, оно просвечивало через тонкую рубашку, но Шон смотрел на ее ноги, разбитые в кровь. Потом потрясенно спросил:

— Где ты была?

Не ответив, она, прихрамывая, подошла к кровати и хотела лечь. Он одним прыжком оказался рядом.

— Постой, сначала надо переодеться.

Ее золотистые глаза блеснули.

— Не собираюсь. Пока ты в комнате.

Он заслужил ее подозрение, ее недоверие. Впервые в жизни она не доверяла ему. Взгляд был полон ненависти.

— Можешь пока нанести визит Кейт. А меня оставь в покое.

Она намеренно унижала его. И он вполне заслужил это. Хотел объяснить, как она ошибается, но только сказал:

— Я подожду за дверью, — и пошел к двери, но обернулся — она стояла и плакала.

Он разбил ей сердце. И слишком поздно понял, что ее уже не вернуть никогда.

Он прикрыл дверь и пытался обдумать ситуацию. Но все мысли устремлялись снова к Эль. Наверное, это к лучшему, ведь он сам не хотел ее любви, настаивал, чтобы она стала женой Синклера. Шон ударил со всей силы кулаком по стене, давая выход гневу и безысходности. Между ними все кончено, как он и хотел.

Прежде чем войти, он постучал, но, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь и заглянул. Запасной костюм так и остался висеть на вешалке. Эль лежала на кровати, завернувшись в тонкое грубое одеяло. На полу валялись мокрая рубашка, вся в кровавых пятнах, — по крайней мере, она обтерла ноги.

Он закрыл и запер дверь за собой.

— Тебе надо подойти ближе к огню, — сказал он. Она молчала.

Он в тревоге подошел взглянуть на нее, она спала или притворялась спящей, но видно было, как ее тело сотрясает крупная дрожь. Он постоял, колеблясь, потом, понимая, что главное сейчас — согреть ее, а тонкое одеяло не спасает. Надо бы осмотреть ее ноги. Он побоялся это сделать, опасаясь, что она не позволит.

— Эль?

Ответа не было, и он увидел, что она спит.

Он присел на край кровати. Наверное, всю ночь бродила по улицам, подавленная, оскорбленная и одинокая. Он возненавидел себя. Как можно было обидеть и оттолкнуть единственного человека на всем белом свете, который любил его и верил ему, несмотря ни на что. Ты любишь мою сестру? Он тогда не ответил на вопрос Клиффа.

Шон взял руку Эль. Она была ледяной.

И он решился. Сбросил сапоги и лег с ней рядом, обнял и крепко прижал к себе. Она не сопротивлялась, ее тело было бессильным и мягким, словно она превратилась в тряпичную куклу, и холодным как лед.

Это его вина.

— Эль, прости меня… — И он заплакал. — Я должен был рассказать тебе о Пег сразу, в тот момент, когда вернулся. Но я побоялся, потому что знал, что ты возненавидишь меня за это. Я никогда не любил ее.

Он крепко держал ее, согревая собой, потом поднял ее лицо и заглянул — ее длинные ресницы затрепетали. Как он любил ее, как прекрасна она была в этот момент. Его Эль, такая храбрая и сильная.

— Как я мог любить Пег, если всегда любил только тебя… — неожиданно для себя самого признался он, и его сердце забилось как безумное. Его переполняли чувства, каких он никогда еще не испытывал, глубокие и сильные, он признался в том, что тщательно скрывал до сих пор, даже от самого себя. Но ведь он не должен любить ее. Она пострадает от его любви, как пострадала Пег. Он обречен и приговорен к смерти. Ничего не изменилось, кроме одного — в сердце у него возникло чувство, на которое он не имел права.

— Ш-ш-шон? Мне холодно…

Он увидел, что ее глаза широко открыты, и попытался улыбнуться.

— Я знаю. Скоро будет тепло, ты согреешься, и я обещаю, что спасу тебя. Ты будешь в безопасности.

Ее губы сложились в слабую улыбку, а в глазах он увидел выражение, которое не надеялся больше увидеть никогда. Доверие и любовь.