— Детка, Лили, проснись! Тебе приснился плохой сон.

Я открыла глаза. Где я? Оглядела комнату, дезориентированная. Кто-то дотронулся до моей руки. Я подпрыгнула, сердце бешено колотилось. Где я?

— Лили, посмотри на меня, — Купер схватил моё лицо обеими руками и заставил меня взглянуть на него. — Тебе всё приснилось. Ты в безопасности. Я держу тебя, — он обхватил меня обеими руками и притянул к себе, качая взад и вперёд. — Я держу тебя, детка.

Слезы потекли по моим щекам. Это был сон. Всего лишь сон. Я была в порядке. Почувствовала, как мой пульс замедлился до более нормального ритма, и я расслабилась в руках Купера. Он гладил меня по волосам, оставляя нежные поцелуи на моей макушке.

— Ты хочешь поговорить об этом?

— Нет, — прошептала. — Я в порядке, — и придвинулась поближе к нему. — Просто обними меня.

— Ничего другого я бы и не хотел делать, — он уложил нас обратно на кровать и укрыл одеялом. — Я буду обнимать тебя всю ночь.

Я была в безопасности в объятиях Купера. В безопасности. Я слушала стук его сердца, и позволила звукам его дыхания перенести меня обратно в то место, где он дарил мне спокойствие и защиту. Мое дыхание замедлилось, и я почувствовала, что вновь засыпаю. Это было единственное место, где я хотела быть. Купер играл с моими волосами и молчал, думая о своем. Я уже знала, когда у него что-то было на уме. Много времени прошло, и в своём сонном состоянии я подумала, что услышала, как он сказал:

— Это то, чего я боялся.

Глава 16


Моё навсегда

Когда я проснулась на следующее утро, Купера уже не было со мной в постели, хотя я всё ещё могла чувствовать его запах. Эта смесь специй и мыла окружала меня или, может быть, этот запах пропитал подушки и постельное белье. В любом случае, это был отличный способ просыпаться, по-прежнему ощущая его рядом с собой. Мне потребовалась минута, чтобы осмотреть его комнату. Стены были выкрашены в льдисто-голубой цвет, а постельные бельё было различных оттенков коричневого. Мебель была классической в насыщенных, темно-древесных тонах. Ему это подходило. Я действительно не знала, почему вообще обращала какое-либо внимание на интерьер его комнаты, за исключением того, что знала, что он находился здесь каждый день, а я хотела запомнить всё о нём. Я хотела узнать всё, что было связано с Купером Хадсоном.

Я лежала довольно долго, мысленно делая и сохраняя снимки комнаты, прежде чем увидела записку, оставленную для меня на подушке:

Кофе и завтрак будут ждать тебя, когда ты проснёшься.

Я задалась вопросом, как долго он не спит. Встала и совершила обычную утреннюю рутину, а затем побрела по коридору. Я прошла гостиную и застыла. Вся мебель была отодвинута к стенам, оставляя гигантское открытое пространство в центре. У меня, должно быть, было странное выражение лица, потому что Купер ответил на мой невысказанный вопрос.

— Я объясню, но сначала давай поедим. Ты голодна?

— Я не знаю. Думаю, мой желудок всё ещё спит. Хотя я могла бы выпить немного кофе.

— Кофе, а потом еда. Сегодня тебе понадобится плотный завтрак.

— Зачем мне нужен плотный завтрак сегодня? — спросила я с любопытством.

Он подошел к месту, где я стояла, и протянул мне чашку кофе, приготовленную так, как я люблю. Он качнул головой в сторону кухни.

— Пойдём со мной. Ты сможешь увидеть, как я намазываю сливочное масло на хлеб, — уголки его рта приподнялись чуть-чуть прежде, чем он отвернулся.

— У тебя есть особый подход к маслу, — поинтересовалась я, глядя поверх моей чашки с кофе.

— Что ж, ты мне это расскажешь.

— Что это за новая расстановка мебели? Стало скучно?

— Передашь мне нож для масла? — спросил он, указывая на верхний, ближайший ко мне ящик.

Я передала его ему и по-прежнему ждала ответа на свой вопрос.

— Итак? — повторила я, когда он не ответил. — Тебе стало скучно?

— Нет.

Стало ясно, что я получу ответ не ранее, чем мы съедим завтрак. Я изучала его, пока мы завтракали, и буквально видела, как он размышляет. Он вроде был в комнате, но в тоже время находился где-то ещё.

Я не мешала ему. Наш завтрак проходил в расслабляющей тишине. Я ковыряла вилкой яйца и блуждала в своих мыслях.

— О чем ты думаешь? — наконец спросил Купер.

Я пожала плечами:

— Думала о моем папе.

— Расскажи мне что-нибудь о нём.

— Что, например?

— Я не знаю. Расскажи мне своё самое любимое воспоминание о нём.

Мне не требовалось много времени на раздумья. Я посмотрела на Купера, попутно выводя узоры вилкой по тарелке.

— Это просто. Мне было пятнадцать. Я заперлась в своей спальне, чтобы поплакать из-за мальчика, — я закатила глаза. — Сейчас, понимаю, как глупо это было, но на тот момент я была убита горем. Думала, что действительно нравлюсь ему, пока не выяснила, что ему нравился кто-то другой. — Я хмыкнула. — Как бы то ни было, мой папа, должно быть, услышал мой плач, потому что потом я посмотрела вниз на пол и увидела сложенный лист бумаги, скользнувший под моей дверью. Я подняла его с пола и когда открыла его... — я с трудом сглотнула, стараясь не подавиться словами. — Когда я открыла его, там было стихотворение, написанное моим папой.

— Ты помнишь его?

Я кивнула головой.

— Там было написано:

Если бы я мог нарисовать картину,

Я бы нарисовал тебя,

Чтобы ты смогла увидеть всю красоту,

И ты бы узнала — это правда,

Что твои глаза мерцают, как звезды в ночи,

Что твоя улыбка излучает благоговение и восторг,

Что люди смотрят на тебя, когда ты проходишь мимо,

Как на падающую звезду, пересекающую небо.

Твои волосы блестели бы, как мягкий лунный свет,

Твоя картина была бы великолепной.

Но если бы я умел рисовать, я бы изобразил самую лучшую часть,

И, это, без сомнения, твоё удивительно прекрасное, замечательное сердце.


Я улыбнулась сквозь тёплые слёзы.

— Я помню его наизусть. Мой папа всегда совершал поступки, подобно этому.

Я начала вытирать слёзы, но Купер уже стоял на коленях передо мной. Он протянул руку, и подушечкой пальца нежно стёр их медленным задумчивым движением. Его шоколадные глаза проникали в меня, словно он пытался досмотреть воспоминания в моих глазах.

— Я знаю, каково это — терять родителей, Лили, и я отдал бы всё, если бы мог вернуть их тебе.

Я обняла Купера так крепко, как только могла.

— Мне так жаль. Мне так жаль. Ты тоже потерял своих родителей. Расскажешь мне что-нибудь о них? Что угодно, — просила я. — Бьюсь об заклад, они были замечательными родителями.

— Так и есть, — сказал Купер, — и они бы полюбили тебя. У меня много хороших историй, которые я мог бы рассказать тебе о них, — его лицо приняло более задумчивое выражение, пока он явно предавался воспоминаниям. Усмешка тронула уголки его губ. — Они любили танцевать. Они обычно танцевали в гостиной часами. Мама любила вальс, и папа совершенствовался в вальсировании только для того, чтобы иметь возможность наблюдать, как лицо мамы озаряется, когда они исполняли вальс безупречно. Когда я был ребенком, то думал, что это отстой. Но в один прекрасный день я сидел на самом верху лестницы, наблюдая за ними, и буквально не мог сказать, где начинался один и заканчивался другой. Они танцевали так, будто были одним человеком. Я ещё подумал, как мне повезло, потому что у многих моих друзей родители были разведены. Думаю, что в тот день я действительно научился ценить своих маму и папу, — Купер умолк на минуту, а затем встал и заправил прядь волос мне за ухо. — Вставай. У нас есть некоторые дела, которые нужно сделать.