Джуд Деверо - Укрощение

Англия

1445 год

— Выбирай, либо твоя дочь, либо я. Вдвоем нам здесь не жить, — сурово объявила Хелен Невилл, подбоченившись и надменно оглядывая мужа.

Гилберт тем временем небрежно развалился на сиденье-подоконнике под лучами солнца, пробивавшимися сквозь щели в голубых ставнях. При этом он потирал уши любимой гончей, а свободной рукой набивал рот вкусными кусочками засахаренных цукатов.

Как обычно, он не обратил ни малейшего внимания на требование Хелен, и та в гневе сжала кулаки. Подумать только, ну и муженек ей достался! Старше ее на двенадцать лет и лентяй, каких свет не видывал! Несмотря на то что большую часть дня он проводил в седле, следуя за полетом парящего в небе сокола, огромное брюхо свисало едва не ниже колен и с каждым днем становилось все объемнее. Разумеется, она вышла за него ради денег, золотой посуды, сотни акров земли, восьми замков (два из которых он в глаза не видел), ради породистых коней, целой армии солдат и слуг, ради дорогой и богатой одежды, которую он мог дать ей и ее двум детям. Она прочитала список владений Гилберта и ответила «да», на предложение стать его женой, даже не пожелав предварительно встретиться с женихом.

И вот теперь, через год после свадьбы, Хелен не уставала спрашивать себя, что было бы, потрудись она все-таки увидеть Гилберта, толстого обжору и неряху? Неужели не поинтересовалась бы, кто управляет его поместьями? Может, у него редкостной честности управитель?

Хелен знала, что у Гилберта был только один законный ребенок: бледная застенчивая девушка, ни словом не перемолвившаяся с мачехой до свадьбы. Впрочем, возможно, поместьями Гилберта управлял один из побочных сыновей.

Но только после того, как обеты были произнесены и Хелен поняла, что муж так же никчемен в постели, как и вне ее, обнаружилось, кто правил землями Невиллов.

Лайана!

Хелен было противно само это имя! Миленькая, на вид скромная дочурка Гилберта оказалась настоящим волком в овечьей шкуре! Лайана держала в руках все, как до нее — ее мать, первая жена Гилберта. Лайана сидела за столом управителя, когда крестьяне платили ежегодную аренду. Лайана объезжала поля, давала указания надсмотрщикам и приказывала чинить прохудившиеся крыши. Лайана решала, когда в замке становилось слишком грязно, а запасы истощались, и приказывала обитателям перебираться на другое место. За последний год это проделывалось трижды, и каждый раз Хелен узнавала обо всем, только когда служанка принималась укладывать ее постельное белье.

И оказалось, нет никакого смысла объяснять Гилберту или Лайане, что именно она, Хелен, отныне хозяйка поместья, а падчерица должна передать ей ключи. В ответ на пылкие тирады оба с любопытством пялились на Хелен, словно на одну из горгулий, украшавших водосток, которой ни с того ни с сего вздумалось открыть рот и заговорить. После чего Лайана продолжала заниматься своим делом, а Гилберт — бездельничать.

Хелен пыталась сама взять власть и некоторое время даже считала, что это ей удалось… пока не оказалось, что каждый слуга и каждая служанка, получив приказ, бежит к Лайане за подтверждением.

Сначала Хелен просто жаловалась мужу, после того как ублажала его в постели. Но даже в такие минуты Гилберт не обращал на жену особого внимания.

— Оставь Лайану в покое. Пусть делает все, что пожелает. Нечего тебе ей препятствовать. Пытаться остановить Лайану — все равно что остановить падение булыжника с горы. Лучше и безопаснее всего убраться с его дороги.

После подобных речей он обычно переворачивался на другой бок и засыпал. А вот Хелен не могла заснуть всю ночь, горя яростью и гневом.

К утру она сама была готова стать тем самым булыжником. Она была старше Лайаны и, если уж на то пошло, куда хитрее. После смерти первого мужа его младший брат унаследовал поместья, а Хелен с двумя маленькими дочерьми вытеснила невестка. Хелен пришлось отойти в сторону и наблюдать, как обязанности, ранее принадлежавшие ей, перешли к молодой и совсем еще неопытной особе. Предложение Гилберта Невилла явилось для нее даром небес, и она обеими руками ухватилась за шанс вновь стать хозяйкой в собственном доме. Но оказалось, что и здесь ее место занято маленькой бледной девицей, которую давно уже пора было выдать замуж и отослать в дом супруга.

Хелен попыталась потолковать с Лайаной, рассказать о счастье иметь собственную семью, детей и хозяйство. Но та удивленно моргнула огромными голубыми глазами, удивительно напомнив мачехе покорного слабого ангела на потолке церкви.

— Но кто позаботится о поместьях моего отца? — просто спросила она.

Хелен скрипнула зубами.

— Я жена твоего отца. Я выполню свой супружеский долг и сделаю все необходимое.

Глаза Лайаны весело блеснули. Оглядев роскошное бархатное платье со шлейфом и низким треугольным вырезом, обнажавшим прелестные плечи мачехи, ее высокий, затейливо вышитый эннен[1], девушка улыбнулась:

— Во всем этом ты задохнешься от жары.

— Для езды верхом я оденусь попроще, — принялась оправдываться Хелен. — Поверь, я держусь в седле не хуже тебя! Лайана, тебе больше не подобает оставаться в доме отца. В двадцать лет пора иметь свой дом. Своего…

— Да-да, — отмахнулась Лайана. — Уверена, что ты права, но мне пора ехать. Вчера ночью в деревне случился пожар, и необходимо посмотреть, большой ли урон нанесен крестьянам.

Она повернулась и ушла, оставив Хелен с красным как рак лицом и в черном как туча настроении. Какая выгода быть замужем за самым богатым в Англии человеком, жить в невероятной роскоши и изобилии, находиться в замках, где со стен свисали толстые многоцветные шпалеры, потолки были расписаны библейскими сценами, а вышитые покрывала красовались на кроватях, столах и стульях? Лайана держала при себе кучу девиц, которые не делали ничего, кроме как, склонившись над пяльцами, работали иглами и создавали чудесные узоры. Еда была божественной, поскольку Лайана соблазняла поваров превосходным жалованьем и отделанными мехом нарядами для их жен. Отхожие места, ров, конюшни и дворы были безупречно чисты, как того требовала Лайана.

Лайана, Лайана, Лайана, всюду Лайана.

Хелен нервно прижала пальцы к вискам. Слуги неизменно считались с тем, чего хочет и что приказала леди Лайана, а многие еще помнили повеления первой жены Гилберта. На Хелен вообще не обращали никакого внимания. С таким же успехом она могла бы исчезнуть с лица земли, и никто бы про нее не вспомнил.

Окончательно терпение Хелен лопнуло, когда две ее дочери стали во всем подражать Лайане. Малышка Элизабет попросила пони. Хелен улыбнулась и разрешила ей взять лошадку. Но девочка удивленно подняла брови и, ответив, что спросит Лайану, побежала на поиски сводной сестры.

Именно этот случай и побудил Хелен предъявить мужу ультиматум.

— В этом доме я меньше чем никто! — кричала она, не потрудившись понизить голос, хотя прекрасно сознавала, что присутствующие в комнате слуги навострили уши. Все это были слуги Лайаны, прекрасно вышколенные, послушные, познавшие великодушие и благородство молодой хозяйки, временами испытывавшие ее гнев, но тем не менее при необходимости готовые отдать за нее жизнь. — Либо я, либо твоя дочь, — повторила Хелен.

Гилберт оглядел поднос с цукатами, изготовленными в виде фигурок двенадцати апостолов, выбрал святого Павла и сунул в рот.

— И что прикажешь мне делать с ней? — лениво спросил он. Гилберт Невилл вообще был человеком невозмутимым, и его мало чем можно было удивить. Комфорт, добрый конь, хороший сокол, вкусная еда, резвая гончая и покой — все, что он требовал от жизни. Он понятия не имел, каких трудов стоило первой жене приумножить оставленное его отцом наследство и огромное приданое, принесенное ей мужу. Он и ведать не ведал, как хлопотала по хозяйству его дочь. По его мнению, поместья управлялись сами собой. Крестьяне занимались урожаем, знать — соколиной охотой, король издавал законы. А теперь еще оказалось, что женщины ссорятся!

Он впервые увидел прелестную молодую вдову Хелен Певерилл, когда та объезжала земли усопшего мужа. Ее темные волосы струились по спине, большие груди едва не вываливались из выреза платья, а ветер прижал шелковые юбки к сильным, мощным бедрам. Гилберт испытал редкий момент похоти и сказал ее деверю, что готов жениться на Хелен. На этом его участие в свадебных приготовлениях и ограничилось. Всем остальным занималась Лайана. Она и объявила, что пора идти к алтарю. После одной жаркой брачной ночи Гилберт, вполне удовлетворенный женой, ожидал, что она оставит его в покое и займется обычными женскими делами. Но вместо этого она принялась ныть, постоянно чего-то требовать и жаловаться на Лайану. А ведь Лайана была таким милым, добрым ребенком: всегда просила, чтобы музыканты играли его любимые песни, кормила вкусной едой и длинными зимними вечерами рассказывала интересные истории, чтобы развлечь отца. Гилберт никак не мог понять, почему Хелен жаждет отделаться от падчерицы: ведь присутствие Лайаны в доме было почти незаметно.