Элоиза Джеймс - Укрощение герцога

– Но ведь ничего и не было, – поспешно возразила Имоджин.

– Я знаю. Но если вас снова будут видеть вместе в будущем сезоне, то это станет притчей во языцех: всем же известно, что мой братец неспособен поддерживать отношения с женщиной более нескольких недель.

– Мейн не идет в счет, – сказала Имоджин, подумав, что он не проявлял к ней никакого интереса. Он был слишком непостоянен, легковесен и сложен, а в целом весьма неудобен. – Я думала завести дружбу с кем-нибудь, неизвестным свету.

– Блестящая мысль, – одобрила Гризелда. – Естественно, это должен быть джентльмен, но ведущий уединенную жизнь. Возможно, у Рейфа есть какой-нибудь друг в деревне, способный на короткое время заинтересовать тебя. И лучше найти кого-нибудь, совершенно не подходящего для роли супруга.

Имоджин покачала головой:

– Я удивлена, Гризелда, просто ошарашена.

– Прости, моя дорогая, но ты уже в течение нескольких лет остаешься во власти своих чувств. Это ненадежный советчик, когда речь идет о мужчинах. Я считаю полезным наблюдать за мужчинами, когда представляется такая возможность. В них есть немалое обаяние. Но ему стоит поддаваться, только если ты сумеешь играть главенствующую роль в отношениях. – Она поудобнее закуталась в плед. – Мужчины наносят урон твоему чувству собственного достоинства и нарушают покой души. Заруби себе это на носу и выбирай мужчину, не имея в виду брак.

– Я все еще не оправилась от удивления, – повторила Имоджин.

Гризелда подняла брови.

– Изумление неизбежно предшествует размышлениям, дорогая. Если у тебя есть желание с кем-нибудь близко сойтись, то ограничься одной ночью, ну… самое большее, двумя. Мы, женщины, заводя слишком близкие отношения с мужчиной, рискуем влюбиться. – Имоджин открыла было рот, но Гризелда предостерегающе подняла руку. – Я прекрасно понимаю, что ты уже пережила пароксизм любви и пострадала от нее. И это излечило тебя от желания повторить такой опыт. Но все же берегись! Будь очень осторожна!

Имоджин кивнула. Гризелда говорила о любви с таким ужасом, будто речь шла о заражении корью. И это на многое открывало глаза.

– Одна ночь, ну в крайнем случае – две, если джентльмен окажется особенно приятен. Естественно, ты должна опасаться забеременеть. На этот счет я могу дать тебе кое-какие советы.

– Мой брак не принес плодов, – печально заключила Имоджин. – Я не уверена, что мне стоит беспокоиться о детях.

– Но ведь ты была замужем всего две недели. Я пробыла замужем год, но бедный Уиллоби был слишком грузным, чтобы подходить для этой цели. Моя близкая подруга, леди Федрингтон, говорит, что ее муж также страдает подобным равнодушием. И если у тебя возникнет связь, покончи с ней побыстрее и не оставляй ни малейшего повода для сомнений, – продолжала Гризелда. – Скажи джентльмену, что хоть ты и признательна за приятно проведенное в его обществе время, но осознала свою ошибку и предпочитаешь вести целомудренный образ жизни. Если хочешь, можешь добавить какую-нибудь чепуху насчет того, что ты никогда прежде не испытывала подобного наслаждения.

Имоджин кивнула, жалея о том, что не обзавелась такой же записной книжечкой, как у Джози, чтобы делать в ней пометки.

– Случается, что вполне разумный джентльмен ведет себя совершенно неадекватно, когда ты сообщаешь ему о намерении прервать с ним связь. Я обычно говорю им, что, хотя с моей стороны нет предательства Уиллоби (ведь он умер), я решила по зрелом размышлении, что предаю самое себя. На это у них никогда не бывает достойного ответа, и мы расстаемся в самых лучших отношениях. Если бы не мой желудок, возможно, я вспомнила бы что-нибудь еще… О! Есть еще кое-что.

– Неужели эти правила известны каждой вдове? – спросила Имоджин, завороженная этим неожиданным экскурсом в личную жизнь Гризелды.

– Конечно, нет, а иначе не было бы столько глупых женщин, погубивших свое доброе имя. Самое важное – никогда не связываться со слугами. Встречаются леди, поглядывающие на лакеев. – Она впечатляюще широко раскрыла глаза. – Даже на садовников!

Имоджин и ее сестры изучили все лондонские журналы, когда еще жили в Шотландии, и были хорошо осведомлены о некоторых скандальных случаях, о том, как какая-нибудь графиня бежала во Францию в обществе одного из своих слуг.

– Вдовство может оказаться долгим и отягченным одиночеством, Имоджин. Но только если ты предпочитаешь именно такое вдовство.

Имоджин кивнула.

– Что же касается тебя, – заметила Гризелда, – то я пророчу тебе счастливое вдовство. Не позвонишь ли снова в колокольчик, моя дорогая? Боюсь, что сейчас это вопрос неотложной необходимости.

Вечер в Уинтёрсолл-Эстейт, графство Сомерсет

Джиллиан Питен-Адамс скучала. Если это ощущение и не было необычным, то, конечно, приятным его назвать тоже нельзя.

– Мистер Уинтерсолл, – сказала она, старательно напоминая себе, что в столь важном вопросе искренность особого значения не имеет, – я вас безмерно уважаю… Я…

– Моя мать в восторге от моей отваги, с которой я сообщил ей, что вы избранная мною супруга, – заявил мистер Уинтерсолл. – Думаю, едва ли есть смысл говорить вам, что я всегда прислушиваюсь к советам матушки. И она особенно настаивала, чтобы я заверил вас в этом. Я не из тех мужчин, кто не желает слушать советов женщины.

– Я тронута вашей… отвагой, – сказала Джиллиан, – но…

– Мисс Питен-Адамс, – перебил мистер Уинтерсолл, что было ему свойственно.

– Да?

– Мне кажется, что вы во власти заблуждения…

После этого снова наступила пауза.

Джиллиан бросила на себя взгляд в зеркало на противоположной стене комнаты. Там отразилась она вся: зеленые глаза, рыжие волосы, изящный овал лица, унаследованный от матери. Туалет ее был изысканным. Она представляла собой образец совершенной леди. Так почему же она так отличалась от всех знакомых ей юных леди?

Почему для нее было пыткой выслушивать банальности и глупости от мужчин, помпезные, высокомерно высказанные предложения этих недоделанных джентльменов, воображавших, что на них следует отвечать благодарностью, если не рабской лестью?

Отец посмеивался и утверждал, что это кара за чтение чрезмерного количества пьес. Мать выглядела обеспокоенной и говорила, что рано или поздно появится мужчина, который не окажется глупцом.

В течение нескольких лет Джиллиан ей верила. Вначале она неукоснительно посещала все балы, куда ее приглашали, ожидая, что встретит там достойного мужа.

Но эта надежда становилась все более эфемерной. И она согласилась обручиться с Дрейвеном Мейтлендом, полагая, что спасение состояния ее семьи – вполне приемлемая альтернатива одиночеству. Потом Дрейвен исчез, и это сделало ее жертвой других многочисленных предложений.

Хуже всего было, что ей вообще перестали нравиться мужчины. Она так и не встретила джентльмена, который вселил бы в нее надежду, что он иной. Она равнодушно взирала на то, как любое из этих существ рассыпало перед ней перлы своего красноречия и болтало всякую чушь, расточая глупые шутки.

С точки зрения Джиллиан, все мужчины, включая и мистера Уильяма Уинтерсолла, были примитивными, плоскими и смертельно скучными. Она хотела бы верить, что ими руководит восхищение ее прекрасными глазами или хотя бы желание находиться в ее обществе, особенно в спальне. Но, насколько она могла судить, главным козырем было ее приданое.

Мистер Уинтерсолл представлял собой блестящий образец алчности в чистом виде, способной преодолеть его равнодушие к ее особе. Наконец-то он огласил взгляды своей матери на брак и перешел на восхваление собственной персоны, представлявшее просто гениальный гимн самому себе. Джиллиан не сомневалась, что, будь она такой тупицей, чтобы принять предложенную ей руку, этот гимн стал бы ежедневным аккомпанементом их жизни, в котором ей пришлось бы принимать участие. Одна эта мысль заставила ее содрогнуться.

– Мистер Уинтерсолл, – сказала она твердо, – я не могу выйти за вас замуж.

– О, но… – сказал он и обрушил на нее длинную сентенцию, изобилующую пошлостями, конца которой не было видно.

– Я никогда не меняю решения, коли речь заходит об этом. Я имею в виду брак, – пояснила она.

Потом похлопала по месту на диване рядом с собой.

– Вы должны сказать своей маме, что хотите жениться на мисс Хейзели.

В туповатых голубых глазках появилась тревога.