— Так, Борис. Раз уж меня поднять поднял, а разбудить забыл, то пойдем с тобой на балкон. Утренний кофе я предпочитаю пить в компании первой сигареты, — Наталья ставит завтрак с Макдональдса на стол, вытягивает из пакета стакан и кивает на лоджию.
Я иду за ней и оказываюсь в маленьком саду. Если бы не осенний вид за окном, то можно представить, что я оранжерее. Кашпо висят на стенах, стоят на полу и на белых этажерках. Кажется, будто все растения повернули к нам мясистые листья и просят «дать пять». Зато уютно, как у бабушки в деревне среди клумб.
Наталья открывает окно, и осенний воздух приносит шум улиц. Воздух пахнет мокрой глиной и ароматом выхлопных газов. Рядом чиркает колесико зажигалки, а я начал забывать этот звук. Наталья открывает клапан на крышечке и неторопливо прикладывается к стакану. У меня, похоже, уже глаз начинает подергиваться от нетерпения. По крайней мере, тапочком я начинаю выстукивать «Турецкий марш».
— Ладно, не буду больше тянуть, а то того и гляди, что сбросишь меня с балкона, — улыбается Наталья.
— Да уж, полночи не спал, подгонял время.
— В общем, я вчера подумала и могу предложить вот такой вариант — вам нужно вместе оказаться где-нибудь. Там, где не будет посторонних глаз, где не будет вечного осуждения и желания залезть в чужую жизнь. Там, где ты сможешь показать широту души и прелесть характера.
Я слушаю и понимаю, что зря приехал. Как я могу оказаться с Оксаной Евгеньевной на необитаемом острове? Только если прилетит ураган и зашвырнет нас обоих туда, как Элли и Тотошку. Других вариантов я не вижу — если пригласить напрямую, то в лучшем случае меня поднимут на смех.
— Вижу, что ты загрустил. Не надо. Если тебе кажется, что это маловероятно, то поверь мне — в нашей жизни случаются и не такие чудеса. В них только нужно верить и творить.
— Ага, и как же сотворить такое чудо? Каким богам молиться о подобном чуде?
— Не нужно никому молиться. Ведь у тебя есть я! Я всё организую. Но это потребует денежных вложений.
— Вложений?
— А как ты хотел? Задарма в цари попасть? Такое только в сказках бывает. За всё в этой жизни нужно платить.
Я смотрю на растрепанную женщину, слегка опухшую со сна. Смотрю, как она пьет кофе, как затягивается тонкой сигаретой. Смотрю на «спасительницу», которая держит театральную паузу.
— Хорошо, сколько же мне придется заплатить за счастье?
— Примерно — четыреста тысяч.
— Ого, — я чувствую, как пол слегка покачнулся. Землетрясение?
— Это по самым скромным подсчетам. И в России, правда, недалеко от Финляндии. Я на днях объявлю конкурс, где главным призом будет отдых для двоих сотрудников. Ты сам понимаешь, что розыгрыш будет фиктивным, и вы с Оксаной выиграете. Кипрами и Турцией её уже не удивишь, нужно что-то более экстремальное. Там, где ты сможешь показать себя надежным мужчиной и добытчиком. Так что поедете в Калевалу. Это в Карелии.
— Ого, а поближе ничего нельзя было найти? Да и холодно там сейчас. Может, и в самом деле лучше в Турцию или Египет?
— Может, но лучше в суровых условиях. Так что ищи деньги, крайний срок до вторника. А во вторник я начинаю розыгрыш и в пятницу оглашу победителей.
Я стою в окружении зелени и думаю — где взять такую сумму? У родителей? Не вариант, уже со студенческих лет дал себе зарок не клянчить. В кредит? Сейчас такие проценты, что расплачусь только лет через пять. Так где же? Я кидаю взгляд на улицу, на осенние листья, на лужи с мазутной пленкой. Я знаю, где взять деньги…
— Хорошо, Наталья. Во вторник деньги будут, — говорю я уставшим голосом.
Утро хорошо начиналось, а как оно будет заканчиваться? Недаром же гласит народная мудрость: «Кто утром смеется, тот вечером плачет!» Мне придется немного повыть. Надеюсь, что овчинка будет стоить выделки.
— Отлично. Я знала, что ты на всё пойдешь ради Оксаны. А я за это время постараюсь подвести её к той мысли, что осенью в Карелии прелесть неземная.
— Думаешь, тебе удастся?
— Плохая из меня руководительница отдела кадров, если я не умею манипулировать людьми. За это не беспокойся. Если не будет мечтать о поездке, так, по меньшей мере, не откажется отдохнуть. А уж с отпусками я помогу. Вряд ли Николай Андреевич встанет в позу. Так что, готовь деньги, а остальное уже моя забота.
— Круто, всё схвачено, всё подхвачено.
— Не волнуйся за Калевалу — там классно. Мы ездили два года назад на отдых — условия не хуже, чем в теплых странах. А воздух какой… Если бы можно было бидонами его продавать, то озолотились бы. Оскари вас встретит. Мы с ним иногда переписываемся, так что обеспечит всем, чем нужно по полной.
— Оскари? Ты же говорила, что там Россия.
— Да, Россия, а хозяин — обрусевший финн. На русском разговаривает вполне сносно, так что языкового барьера не будет. Зато и на лодке покатает, и на рыбалку сводит, и на охоту можно напроситься. А его жена Марджаана такие вкусности готовит — прямо язык проглотишь. Тебе бы тоже не мешало отдохнуть. А то вон нога постукивает и глаз подергивается. Да и Оксанка давно в отпуске не была, так что всё в твоих руках. Дерзай, менеджер Боря.
Она допивает кофе и засовывает окурок в пустой стаканчик. Слышится шипение — знак окончания разговора и намек на выход. Я прощаюсь с Натальей и выхожу из дома. Солнце скрывается за тучами, словно отворачивается и оставляет наедине со своими проблемами.
Приветливым пиликаньем сигнализации отзывается машина. Я сажусь в пахнущее кофейными зернами нутро. Руки сжимают мягкую кожу руля. Машина заводится с полоборота. Ни чихания, ни шумов. Я горестно вздыхаю и выезжаю со двора. Сегодня ещё нужно многое сделать…
В понедельник снова вопит певица Ёлка о том, что нужно не падать духом. Я с ней соглашаюсь и бреду в душ. Сегодня встаю чуть пораньше, потому что придется идти пешком.
— Привет. Ну, что у тебя случилось? — спрашивает Гарик, когда мы встречаемся на станции возле ларька с шаурмой.
— Пойдем, купим билетики и по дороге всё расскажу, — я уже приготовил историю, теперь думаю, как её преподнести.
— Ага, ну пойдем. Давно уже не ездил на электричках, успел забыть, как это бывает увлекательно, — кивает Гарик.
Мы заходим на станцию, где хмурые люди хмуро покупают билеты у хмурых кассирш. Но это не все прелести станции. В это хмурое утро даже автоматы по продаже билетов хмурятся и пытаются смухлевать со сдачей. Мне не додали рубль. Мелочь, а неприятно.
— Ехал по проспекту Мира, и в это время какая-то старушка начала переходить дорогу. Не знаю, может ей жить надоело, может пенсию задержали, но в итоге она оказалась перед машиной. Как вывернул — до сих пор в душе не чую. Старушка в шоке, я в ступоре, «шевроле» в столбе. Вот так и застыли. А потом сработала подушка безопасности и я ещё по мордасам огреб. Сижу, ничего не понимаю, радуюсь солнышку. Пока приходил в себя — старушка успела смыться. Какие-то водители вытащили из машины. Приехали гайцы, всё оформили как несчастный случай, вроде как заснул за рулем. Пенсионерку так и не смогли найти. Как сквозь землю провалилась, — рассказываю я, когда мы останавливаемся на платформе и ждем электричку.
— Круто. Вот что значит — не везет. Братиш, может тебя сглазили? Тебе бы в церковь сходить, покаяться в грехах, свечку поставить. Кому-нибудь, там икон полно, у бабушки-продавщицы и спросишь.
— Какой продавщицы?
— У той, которая свечками, иконками и прочей атрибутикой торгует. Она всё расскажет: и как молиться, и кому, и сколько раз. Ты главное побольше свечей возьми, чтобы наверняка.
— Чтобы перед каждой иконой поставить? — улыбаюсь я.
Вдалеке показывается фонарь электрички. Словно сказочная одноглазая сороконожка она вытягивается из-за поворота. Синее брюхо стелется над землей, под ним виднеются ножки-колеса. Утренний сумрак добавляет сказочности и мистичности этому существу.
— А ты зря смеешься. Там же, как в казино — ставишь на все номера и один да выиграет. Правда, в казино одна ставка всё равно теряется. С каждым розыгрышем игрок что-то да теряет, а не только выигрывает.
— Вот ты чудак человек — вздумал церковь и казино сравнивать, — я чуть ли не вздрагиваю, когда Гарик говорит о розыгрыше. Надеюсь, что это только совпадение.
— Я реалист. Как говорил мой знакомый о бюрократии: «Чем больше бумаги, тем чище задница». Так вот, чем больше свечей, тем больше шанс, что тебя поймут и пгростят, — Гарик пытается спародировать грассирование Миши Галустяна из «Нашей Раши».