— Пока наши шенщины парятся, мы мошем тоше переотеться и заотно замочим вам мошшевеловые веники. Я ретко встречаю таких люпителей пани и считаю, что мне с вами повезло, — Оскари кивает на две лавки у стены, где уже сложены женские вещи, и выходит из комнаты в предбанник.
— Уверен в своих силах? — подначивает меня Юрий.
— На все двести процентов, — храбрюсь я.
В конце-то концов, есть же поговорка, что в бане все равны, так что чего мне тушеваться? Я невольно сравниваю свое рыхловатое тело с подтянутым торсом Юрия. Мда, в обнаженном виде я ему проигрываю. Хоть и занимаюсь спортом, но он и в этом перещеголял меня. Нужно было начинать хотя бы за полгода до отпуска, чтобы добиться такого же уровня.
— Ну, смотри, война будет жестокой и проигравший будет один. Надеюсь, ты догадываешься, кто им будет?
— Конечно, Юрий Геннадьевич. Конечно, догадываюсь и мне даже чуточку вас жалко, — парирую я и заворачиваюсь в простыню.
— Вот и чудненько. Давно я не проводил свой отдых так хорошо, — Юрий потягивается и демонстрирует поджарое тело.
— Вот и я, мушчины. Принес вам тва заказанных веника. Ух, и попаримся ше мы сейчас!
Оскари входит с двумя ведрами, в которых дымится вода и торчат два черенка. Он и в самом деле запарил можжевеловые веники! А я думал, что это всё шутки. Мда, похоже, что сейчас и вправду начнется борьба на выживание.
Мы садимся за стол в ожидании, пока из парной выскочат женщины. Оскари развлекает нас рассказами об охоте, рыбалке. Хоть и финн, но про рыбу врет как русский. Может, это отличительная черта всех рыбаков? Я его подзадориваю, спрашиваю про приманку, про снасти и рыбнадзор.
— Какой такой рыпнатзор? Нам он зтесь не нушен. Каштый берет столько, сколько нушно тля пропитания. Если прать лишнее, то труким не тостанется. Я вишу, что ты тоше люпишь с уточкой поситеть, может, на тнях орканизуем ловлю? Я таше моку вас свозить на Писту!
Последние слова он говорит с непередаваемой гордостью. Мне почему-то кажется, что я ослышался.
— Прости, куда ты нас можешь свозить?
— На Писту. Сейчас на Куйто ловля не очень. А в той речке рыпу ловить воопще запрещено, но у меня есть знакомый екерь, вместе с ним и половим. Чуть-чуть.
— Да, Борис, съезди, развейся. А мы тебя с Оксаной тут подождем. Потом похвастаешься уловом и расскажешь, каково это — похлопать по Писте ладошкой, — скалится Юрий.
— Оскари, я думаю, что и Оксана захочет поучаствовать в ловле рыбы. Так что не поедем мы на эту экзотическую речку, а лучше устроим соревнование здесь — кто больше рыбы наловит.
— Чутесно! Токта завтра с утра и начнем. Я рат, что у меня костят такие постояльцы.
Дверь распахивается и из клубов пара, словно Афродита из морской пены выплывает Оксана. Кожа покраснела, в глазах блеск, на губах улыбка. Влажная простыня больше обрисовывает, чем скрывает соблазнительные формы. Я невольно сглатываю обильную слюну.
Следом выходит Марджаана, тоже красная, разрумянившаяся. Женщины садятся на скамейку, и я чувствую, как от них, как от горячей печки, идут волны жара.
— Ух, гляжу на вас, и дух захватывает. Прямо банницы из русских сказок, чаровницы и волшебницы. Как парок? Уже можно приступать к распариванию скукоженных членов?
Мне одному кажется, что он вроде бы говорит верно, но все слова выходят какими-то двусмысленными? Я оглядываю собравшихся людей и понимаю, что это только мне так кажется.
— Пар хорош. А вода в купели вообще ледяная. Вынырнула и будто заново родилась. Такое ощущение бодрости и свежести, что не передать. Да попробуйте сами и скажете. А мы пока самовар поставим, правда, Марджаана? — улыбается Оксана.
Без косметики она кажется такой милой. Куда подевалась та строгая руководительница, что тыкала меня носом в ошибки? Красавица с мокрыми волосами, почти русалка. Я смотрю на неё и не узнаю, будто вода смыла ту властность и надменность, которая присутствует в офисе. Оксана избавилась от противной канцелярской маски? Сквозь простыню на соблазнительных выпуклостях проступают две бусинки. Я старательно гоню от себя мысли о том, какое восхитительное тело скрывается за белой материей.
— А Оскари завтра нам рыбалку обещал. Вы как, с нами? — спрашиваю я, чтобы отвлечься от дум.
— Я никогда не была на рыбалке. Это так здорово. Я с вами! — тут же загорается финансовый директор крупного предприятия.
— Вот и хорошо! А сейчас, мушчины, прошу вас в мою паню. Котовьтесь к неперетаваемым ощущениям! — Оскари поднимает ведра с ветками.
Мы следуем за Оскари и проходим в небольшой зальчик. Три на четыре, привычная вагонка радует глаз. У противоположной стены желтеет дверь в раскаленное царство — из-под неё выходят небольшие струйки пара. Четыре душевых лейки прилипают к стене по периметру, а в самом конце зальчика темнеет небольшая круглая купель около полутора метров в диаметре.
— Вот тут тва крана. Отин запускает воту, второй проконяет её через фильтр опратно в резервуар. Поток всекта холотный, так что после парной в неё очень хорошо путет окунуться. Пойтемте, мушчины! — хвастается Оскари.
Я вижу, как Юрий на миг задерживается у кранов, и только потом понимаю — зачем. Тогда же не придаю этому значения и следую за Оскари. Мне кажется, что Юрий пытается оценить золотые руки хозяина коттеджа.
Оскари торжественно открывает дверь, словно привратник распахивает створки в Изумрудный город. Из-за низкой притолоки приходится согнуться и с поклоном войти в царство пара и раскаленных камней. В комнате для потения две классические полки располагаются ступеньками, электрическая печь с десятком крупных булыжников прижимается к углу. От неё идут волны тепла, металлическая обшивка обступает жаровню с двух сторон.
— Вот, нато немноко поситеть, а потом уше и париться. Я сейчас схошу за перчатками и шапками.
Оскари ставит два ведра рядом с печью и на мгновение выходит. Я же присаживаюсь на первый полок. Слышу, как сзади раздается хмыканье, и Юрий забирается на второй. Там жарче. Что же, я тоже не пальцем деланный и забираюсь к нему.
Зарешеченные деревянным переплетом светильники освещают золотистым светом. После женщин достаточно пара, чтобы на коже тут же выступили мелкие капельки пота.
— Вишу настоящих мушчин, сразу на верхнюю полку — это зторово! — заходит Оскари с ткаными перчатками и войлочными шапками.
— Да, что-то слабоват парок. У Крайнова даже озноб появился. Вижу, как дрожит мелкой дрожью. Подбавить бы надо, Оскари, — подначивает Юрий.
— Не вопрос! А Крайнов — это Порис? Токта прибавить нато польше.
— НАТО Польше? Она же и так в НАТО, — улыбаюсь я над Оскари.
— Ха-ха-ха, нет, я не про Польшу, а про то, что нушно стелать покорячее.
Оскари наливает в ковш воды и достает с полки над дверью небольшой пузырек. Несколько капель в ковш и склянка снова занимает место среди таких же пузатеньких собратьев. А от пара идут волны эвкалиптового аромата. Пробивается вечная пробка из спрессованных соплей, и я могу дышать так глубоко, что кажется, будто горячий воздух проникает через рот и доходит до пяток.
— Ух, хорошо! — покряхтывает Юрий и обтирает себя ладонями.
— Да уж, неплохо, — соглашаюсь я, когда чувствую, как по спине скатываются горячие капли.
Горячий воздух заворачивает тело в невидимое одеяло. Пот выступает уже не маленькими каплями, но бусинками росы. Дышать пока ещё можно, а из-за эвкалипта дышится легко и непринужденно. Чувствую, как сбитые в твердый комок мышцы расслабляются. В голове появляется пустота, которая вытесняет ненужные и суетные мысли.
— Порис, теперь лошись, я тепя попарю, — Оскари достает веник, более похожий на букет из колючей проволоки.
Сколько раз на фотографиях сауны я видел, что мужчины и женщины спокойно прислоняются спиной к стенке и расслабленно закрывают глаза… Всё это брехня! Нельзя в горячей сауне касаться стен, не рискуя получить ожега. Юрий слезает на полку ниже, я раскладываюсь на верхней и чувствую, как сквозь ткань простыни жгут горячие доски. Привыкнуть можно, а вот от стенки приходится то и дело отдергивать локоть. Но всё это забывается с первым ударом можжевелового веника…
Воздух наполняется эфирными маслами, кожа покрывается мурашками, а из горла вырывается сип. И сам не пойму, то ли от удовольствия, то ли от взрыва покалываний. По ощущениям — Оскари хлещет меня метлой из шкурок ежиков. Я чувствую, что мышцы снова сжимаются, и усилием воли заставляю их расслабиться. Пять-шесть ударов и веник перестает восприниматься как часть постели йогов. Наслаждение от иглоукалывания проносится по телу.