Моя маленькая месть, моя радость от борьбы, мое возбуждение от ведения боевых действий. Каждое слово как пуля, каждая интонация как удар штыка, каждая пауза как перезарядка орудия. Он не отстает, и наша пикировка принимает вид любезного обмена гадостями. Только потом я понимаю, как неловко было остальным наблюдать наше общение. Вежливо улыбались и только, но никто не попросил прекратить.

— Юрий, как насчет завтра на рыбалку? Хоть раз в жизни позанимаетесь мужским делом, — подмигиваю я ему.

— Да-да, конечно пойду, надо же посмотреть, чем обычные люди занимают время отдыха. Я вот люблю куда-нибудь отправиться и сфотографировать что-либо красивое. Ни капли не сомневаюсь, что в этот раз тоже смогу понаделать замечательных снимков. Может, получится зафиксировать ту мифическую рыбу, о которой всегда рассказывает Борис, — отвечает Юрий.

— Я думаю, что у вас получится не только сфотографировать, но и поймать самому. Вряд ли у вас руки только под фотоаппарат заточены. Тем более, что сейчас сделать хороший снимок под силу и ребенку — вон сколько телефонов с отличными камерами появилось. Вы же на телефон собираетесь снимать?

Мы швыряемся друг в друга колючками, Оскари иногда помогает мне в ответе по поводу рыбы. Как человеку, выросшему на этих просторах, ему обидно за размеры водоплавающих, которые Юрий показывает двумя пальцами одной руки. Может мне так кажется, но в лице Оскари я обретаю помощника.

От вчерашнего унижения не осталось и следа. Копчик ещё ноет, но уже не так сильно как вчера. Почти не доставляет неудобства. Почти.

А уже ночью происходит то, что наполняет мою душу радостью и весельем. Нас с Оксаной провожает Марджаана и желает добрых снов. Её неторопливые шаги вскоре стихают за дверью коридорчика. Мы стоим у дверей, и Оксана поднимает на меня глаза.

— Знаешь, мне вчера понравились слова по поводу любви к женщине, которая не знает о твоих чувствах. От них веет неистребимым романтизмом. Я думала, что романтики в наше время уже вымерли. Спасибо за то, что смог разубедить. Я… Спокойной ночи, Борис.

— Спокойной ночи, Оксана. Я сказал лишь то, что думаю. Возможно, я последний романтик на этой практичной Земле, но я ещё верю в любовь. Вы знаете, что человеку достаточно восьми секунд, чтобы влюбиться? Мне хватило половины этого времени.

Вот! Вот сейчас я признаюсь ей в чувствах! Вот сейчас я скажу, что днями и ночами мечтаю только о ней. А вдруг она отвергнет притязания мелкого клерка, ведь я всего лишь пыль под её начальственной пятой? Лишь шестеренка на часах буржуазии. Я снова злюсь на себя за такие мысли! Ненавижу себя! Презираю за слабость!

— Спокойной ночи, последний романтик, — мягко улыбается Оксана и закрывает за собой дверь.

Я стою как пресловутый тополь на Плющихе и перебираю в голове невысказанные слова. Играю ими как галькой, перекладываю с места на место, но они так и остаются на месте. Только в моей голове. Короткий выдох и закрываю дверь. Завтра будет новый день и новый этап борьбы за чудеснейший приз. А пока можно и отдохнуть.

Вот только открывается дверь в коридоре, или мне это всего лишь кажется? Нет, не кажется. Слышатся мягкие шаги, словно кот ступает по ламинатному полу. Так передвигается карельское привидение, или к нам пожаловал…

Тихий стук в соседнюю дверь заставляет насторожиться. Я превращаюсь в слух, я превращаюсь в Большого Уха из детского мультика. Тихий стук повторяется. Человек явно не хочет, чтобы я его услышал. Но поздно! Я почти физически ощущаю, как дверь Оксаны открывается. Я мысленно закрываю её, но способности телекинеза на нуле, и дверь всё равно открывается. Моё сердце начинает стучать с бешеной скоростью. Кровь кидается в лицо. Неужели она его запустит? Неужели ОН сейчас войдет к НЕЙ?

Я слышу приглушенный шепот. Как я оказался у двери? Ведь только что находился на кровати. Если с телекинезом не повезло, то кроме как телепортацией не могу объяснить данный скачок в пространстве. Но что там за дверью?

— Оксана, я долго думал и решил тебе сказать…

Возникает долгая театральная пауза. Представляю застывшего на пороге Юрия, который проникновенно смотрит в глаза Оксаны и почесывает в «замешательстве» подбородок. Он сейчас должен изображать из себя влюбленного воздыхателя? Или же коварного соблазнителя?

— Да-да?

— Может, не будем разговаривать в коридоре? Это конфидециальная информация, она не предназначена для ушей… лампочек.

— Юрий, ты извини, но я сегодня устала. И так хочется спать, что глаза сами собой слипаются. Давай ты мне завтра всё расскажешь? Хорошо?

Я готов прыгать от радости, но продолжаю стоять у двери. Знаю, что подслушивать нехорошо. Знаю, что это мерзко и некрасиво, но поверьте — услышанное стоит того, чтобы потом сходить в церковь и покаяться в этом грехе. Интересно, а есть такой грех, как подслушивание?

— Да ты ложись, я ненадолго.

— Юрий, перестань. Я ещё не готова к переходу в такие отношения. Я… мне нужно время. Сейчас тебе лучше уйти.

— Жаль, Оксана, жаль. Но если что — я наверху, и моя постель согрета.

Выскочить бы сейчас да надавать ему по мордасам за такие предложения. Но воспоминания о стальных клещах на горле заставляют охладить свой пыл. Вряд ли я с ним справлюсь… Да к тому же если я сейчас выскочу, то они поймут, что я стоял под дверью. Так что дождемся до конца этой радостной сцены.

— Спокойной ночи, Юрий.

— Добрых снов, Оксана.

Следом слышится стук закрытой двери и тишина. Юрий застывает и не двигается с места. Возможно, он прислушивается к шорохам за моей дверью. Воображение живо рисует его фигуру по другую сторону перегородки. Мы стоим, затаив дыхание, и слушаем друг друга. Напряжение такое, что даже покалывает в кончиках пальцев. Неужели он не слышит, как гулко бухает моё сердце? Оно рвется от радости из груди, стремится проломить грудную клетку.

Я выдерживаю схватку тишиной — через полминуты раздаются его шаги и в коридорчике становится тихо. Я возвращаюсь к постели. Засыпаю в чудесном настроении и с огромным облегчением. Тело кажется легче воздушного шарика, а губы сами стремятся растянуться в улыбке. Она не пустила его!

Утро третьего дня начинается с восхитительного запаха кофе. Аромат лезет в ноздри, щекочет и дразнит. И запах не привычного порошково-растворимого, а настоящего молотого. И ведь настоящие кофейные зерна первоначально не имеют ни запаха, ни вкуса! Лишь после обжарки он приобретает привычный терпкий аромат, который теперь будит меня.

Я улыбаюсь сквозь сон. Мне это снится?

— Порис, вставай. Пора, а то рыпа тоше спать хочет. Пей кофе и сопирайся, мы штем тепя внизу, — раздается тихий голос.

Открываю глаза, а передо мной Оскари. Улыбается так, что видны коренные зубы. На тумбочке стоит чашка с дымящимся напитком, рядом тарелка с бутербродами. Скромный завтрак, и такой ароматный кофе…

Я кидаю взгляд в окно — небо прояснилось и вот-вот должно показаться солнце. Толстые стволы сосен нарядились в белые снеговые накидки и казались размытыми бетонными столбами. Белизна режет глаз. Вчерашний снегопад густо посыпал землю сахарной пудрой, редкие места стволов и веток чернеют кляксами на бумаге нерадивого ученика.

— А кто это — мы?

— Оксана, Юрий, Мартшаана и я. Мы. Ты послетний из спящих. Вставай, отешту я полошил на тапуретку, — Оскари кивает на темно-зеленую стопку одежды и выходит из комнаты.

Оксана и Юрий уже там? Эта новость заставляет меня подскочить с кровати. Легкая разминка и я уже поглощаю горячий кофе. О боги, если бы такая чашка каждое утро встречала меня на столе, то жизнь стала бы приятнее, чем от порошкового суррогата. Бутерброды залетают почти неразжеванными — некогда.

Комбинезон защитного цвета приходится впору, свитер хоть и колется, зато полностью закрывает горло. Сапог не хватает, и я выхожу в тапочках в гостиную. На креслах расположились красочно одетые начальники и хозяева коттеджа. «Команда „Ух“ в сборе». Держись, рыба!

— Борис, в этом наряде ты похож на медвежонка. На Винни Пуха, — не упускает случая уколоть начальник логистики.

— Доброе утро, чудесным людям и здрасте, Юрий Геннадьевич. Вы тоже хорошо выглядите, — любезностью на любезность отвечаю я.

— Боря, как спалось? Много рыбы поймал во сне? — мягко улыбается Оксана.

— Провалился как в бездонную пропасть. Лишь с утра оттуда вытащил запах чудесного кофе. Спасибо, Оскари! — я киваю вставшему финну.