Самид Агаев - Улица Иисуса

– Веди своего тигра, – сказал Али.

Рамдин ушел и вернулся, ведя на поводке тигренка, очень красивого. Увидев новых людей, тигренок, показал желтые клыки и раскатисто зарычал. От этого младенческого рыка наши герои похолодели.

– Идите за мной, – сказал Рамдин.

Двое слуг Пракаша, стоявшие в оцеплении у задней калитки храма, замерли от страха, когда появился тигр. Зверь зарычал, и это было полноценное рычание, не тот приветственный рык, которым он встретил Егорку и Али. Слуги пустились наутек. В следующий миг путь был свободен. Рамдин сказал:

– Отсюда идите прямо, не сворачивая никуда, и выйдете на тропу.

– Извинись за нас перед ламой, – сказал Али, – за то, что уходим, не простившись с ним, и жену свою поблагодари.

– Это мы вас благодарим, ваша сестра упросила Раму подарить нам дитя. Десять лет жена не беременела.

– Видишь, а ты не ценишь свою сестру, – сказал Али.

После этого друзья скрылись в густой лесной чаще.

След Лады потерялся. Последнее место, где ее видели, был храм Джунглей, из которого им едва удалось унести ноги. Оставаться в провинции Лахор было опасно, так как Пракаш не прекращал охоту на них. Поскольку убивать бывшего родственника Егор не хотел, то они перебрались в Раваллинди. Там в караван-сарае они встретили паломников, направляющихся в Роза Бал к гробнице местного святого в Кашмире. Али вспомнил свой незаконченный хадж и предложил присоединиться к паломникам. Так они оказались в Шринагаре. В город прибыли час назад. Оставили вещи в караван сарае, а сами пошли прогуляться. Дорога привела их к водному каналу.

– Нравится мне этот город, – сказал Егор, обозревая окрестности, – честное слово, ни один город так не нравился. Как ты говоришь, он называется?

– Шринагар. А как же город Баку? Ты про него то же самое говорил, – поинтересовался Али.

– Не сыпь мне соль на рану. Баку это Баку. Его нельзя ни с чем сравнивать. У меня там дом, и я туда когда-нибудь вернусь. Но этот город мне понравился, смотри здесь и горы, и река.

– А мне здесь все напоминает Ленкорань, – сказал Али.

– А я вижу, что тебя тот город не на шутку зацепил. Кстати у тебя там намечалась хорошая партия?

– Кого ты имеешь в виду?

– Ханшу. Она ведь овдовела. Мне кажется, что ты ей нравился.

– С чего ты взял?

– У меня такое чувство, интуиция меня редко обманывает.

– Вообще-то, когда я уходил, она помахала мне из окна.

– Ну вот, видишь, значит, я прав, ждет поди, все глаза проглядела. И дом у нее красивый, – дворец чай, не, что-нибудь! А может, вернемся?

– А монголы?

– Ах да, проклятые монголы. Так все хорошо складывалось. Второй раз из-за них с места срываемся. Я, конечно, погорячился там.

– Это ты второй, а я в третий. Однако, ты, друг мой, стал многословен. Не замечал этого раньше за тобой.

– Я почти год провел в хорезмийском войске, и все это время молчал, ибо поговорить там было не с кем. А потом еще жил на острове, когда вы все уехали. Там собеседниками моими были чайки да бакланы.

– А пираты, а Хасан?

– Они все время были на работе, грабили, то есть. С тех пор я жажду общения. Когда я был маленьким, отец уходил в лес на охоту, его порой неделю не бывало. А как зверя добудет, вернется, так говорит без умолку. Наверное, боялся, что язык забудет. А ты знаешь, что эта гора, что высится над городом, называется трон Соломона. Так сказал караван-баши. Говорят, что на ее вершине стоит древний храм, возведенный до рождества Христова. Так, что мы будем делать?

– Ты имеешь в виду Ладу? – спросил Али.

– Нет, я имею в виду нас в данный отрезок времени. А ты знаешь о том, что мир состоит из трех дней. Вчера – которое прошло, от которого ты не получаешь ничего; завтра – про которое ты ничего не знаешь, достигнешь ты его или нет; и сегодня – в котором ты пребываешь. И этим днем надо пользоваться.

– Хорошо сказано, – одобрительно произнес Али, – ты уже изрекаешь постулаты.

– Вообще-то это не я. Это сказал Юз Асаф, мусульманский пророк.

– Не знал, что круг твоих интересов столь широк, что захватывает Кашмир.

– Мне это рассказал один из паломников. Кстати, нам тоже не мешает навестить эту могилку.

– Я не люблю навещать могилы. Но ты ушел от вопроса.

– Я не ушел, я отвлекся. Я предлагаю заняться в этом городе каким-нибудь прибыльным делом. Деньги у нас есть, купим товары, продадим, опять купим, опять продадим. Капитал у нас есть, но он не пополняется. А это неправильно. Первое купеческое правило гласит – капитал неприкосновенен, тратить можно только проценты. Пещеру завалило окончательно. Надо нам подумать о завтрашнем дне.

– Ты только что говорил о том, что не надо думать о завтрашнем дне.

– Я цитировал слова святого человека, Юз Асафа. А я не святой, к сожалению. И мне приходится думать о хлебе насущном.

– А сестру ты не собираешься искать?

– Я думаю, что она сама нас найдет. И не смотри на меня с укоризной. Ради сестры я прошел полмира. Я здесь в Индии ради нее. Этого уже много. Мне бы ее утопить в детстве в речке, не было бы у моей семьи столько горя. Я всю жизнь только и делаю, что помогаю ей.

Речь возмущенного Егорки перебил подплывший к ним лодочник на шикаре.

– Не желают ли благородные господа прокатиться? – спросил он.

Господа согласились, забрались в лодку и сели, развалившись в удобных сидениях под навесом.

– Отвези нас в самую лучшую гостиницу, – сказал лодочнику Егор.

– Слушаюсь и повинуюсь, – ответил лодочник. Он оттолкнулся шестом от берега, и лодка плавно заскользила по воде.

Они плыли по каналам, заменяющим в Шринагаре улицы, мимо двухэтажных домов, дворцов, пагод. В какой-то момент лодка выплыла из канала на большую воду. Это было озеро Дал. Отсюда открывалась величественная панорама водной глади озера с растущими во множестве лотосами, среди которых плавало большое количество лодок, часть из них была гружена различными товарами, продуктами и прочими вещами. Они принадлежали торговцам. А другая часть порожняя, – покупателями и было их примерно поровну. Люди торговались, били по рукам, совершали покупки, перегружали купленное. Берега озера рябили от плавучих домов. Вдалеке виднелась горная гряда, чьи вершины все еще были покрыты снегом.

– Опять горы, – сказал Егор, – сколько страху я натерпелся, пока мы ехали. Эй, почтенный, зачем ты нас сюда привез, мы просили к гостинице.

Лодочник обернулся, это был худой очень смуглый индус.

– Я привез вас на озеро. У нас полгорода живет на воде. Здесь много домов и плавучих гостиниц. Выбирайте любую.

– Как прямо на воде? – удивился Егор.

– Точно так, сахиб, здесь не так жарко, как в городе. Совсем не жарко.

– Нет, – сказал Егор, – мне эта идея не нравится. Жить на воде, в этом есть что-то противоестественное. Мы же не рыбы, чтобы жить на воде.

– А мне нравится, – произнес Али, – все какое-то разнообразие. Можно рыбу ловить. Прямо из окна. Опять же лотосы кругом – символ забвения.

– Тебе легко говорить, – возразил Егор, – ты с острова через месяц сбежал. А я там год прожил. Кругом вода, меня по сей день укачивает. Еще эта горная дорога, то вверх, то вниз. Давай лучше вернемся на сушу. Я должен чувствовать земную твердь под ногами. Я охотник, а не рыболов. Лодочник, поворачивай обратно, нам нужна гостиница в городе, и чтобы она стояла на земле.

Лодочник кивнул и стал табанить веслом, разворачивая лодку.

– А ты что же забвения ищешь? – спросил Егор?

– Да ищу, я хочу забыться, погрузиться в нирвану.

– Так для этого лотос не нужен. Надо выпить, как следует. Мы уже месяц как вина в рот не брали. Пора уже разговеться.

– Я не думаю, что здесь есть вино. Пока мы ехали, я не видел ни одного виноградника.

– Напрасно ты так думаешь. Вино есть везде. Даже в мусульманском раю.

– Так нет вина, надо с собой брать.

– Может, скажешь, и девок нет?

– Девки есть, и все, как на подбор, а вот вина нет.

– Господа, простите, что вмешиваюсь, – сказал лодочник, – вот этот дунгах стоит у воды, но на земле. Правда, это самая дорогая гостиница в Шринагаре.

Он указал на деревянный дом, стоящий на берегу озера. Его веранда нависала над водой.

– Мне нравится, – сказал Егор, – подойдет. Плывем туда, хафиз не возражает?

Али не возражал.