На третий день Мередит также не пришла. Я был в панике. Вчерашние мысли лишь прочнее укрепились в моей голове.
«Убийца, ничтожество, душегуб», – кричало все внутри меня. Я не мог сосредоточиться ни на чем, кроме этих мыслей. Они душили меня изнутри. К горлу подступал ком.
В какой-то момент я понял, что по моим щекам потекли слезы. Я быстро вытер их и, убедившись, что никто этого не заметил, уткнулся в учебник.
Дома я тоже не мог найти себе место. Ничто, из того, чем я обычно занимался, не помогало мне отвлечься, и, проведя весь вечер словно на иголках, я обессиленно рухнул на кровать и провалился в спасительный сон
На четвертый день она появилась. Сказать, что я был рад – ничего не сказать.
Внутри меня все, как будто, снова ожило, и я впервые, за эти несколько дней, смог вздохнуть полной грудью. Даже мысли о том, что она расскажет классу о том инциденте, не могли на это никак повлиять. Я был просто счастлив, что она жива и невредима, а я не стал виновником ее ухода из жизни в столь раннем возрасте.
После первого урока я покинул классную комнату, чтобы купить себе бутылку минералки в местном автомате с напитками, потому как в горле совсем пересохло от волнения. По возвращению, я обнаружил на парте небольшой клочок бумаги. Я взял его в руки и, развернув, прочитал содержимое листа:
«Увидимся после уроков в парке за школой. Я буду ждать тебя на скамейке возле фонтана».
И подпись: «Мередит».
Глава 5
– Привет, ты все-таки пришел, – посмотрев на меня и слегка улыбнувшись, сказала Мередит.
Она не выглядела злой или расстроенной, так что я почувствовал легкое облегчение. Но вина, терзающая меня все эти дни, заставила мой рот произнести слова:
– Пожалуйста, прости меня, Мередит!
– За что ты извиняешься?
– В тот раз я не хотел причинить тебе боль. Нет, наверное, все же хотел. Но это было лишь мелочным эгоистичным желанием, в угоду сохранения собственных убеждений. Понимаешь, я очень долго был одинок, считая сближение с людьми бесполезной тратой времени. Ведь все они самодуры, натягивающие на себя маску притворного дружелюбия ради того, чтобы извлечь максимум выгоды из общения с другими. При этом никого из них никогда не будет волновать та боль, что они оставляют после себя. Но ты заставила меня усомниться в правильности этих убеждений. Потому что я не понимаю тебя. Твое существование вызывает во мне множество противоречивых мыслей. Твой образ пай – девочки, любимицы класса никак не вяжется с твоими словами, сказанными мне тогда. Но самой загадочной для меня всегда была твоя улыбка. Как бы я ни старался углядеть в ней хотя бы намек на ложь, сколько бы я не смотрел на тебя в попытках уличить в лицемерности, все оборачивалось ничем. Все, что я видел, глядя на тебя, улыбающуюся одноклассникам – неподдельную искренность. Таких поразительных улыбок я еще никогда не видел. А в день нашего разговора, я просто запаниковал. Во-первых, ты была первой, не считая коротких разговоров с родителями по телефону, с кем я заговорил за последнее время. Во-вторых, все мои попытки найти подтверждение подозрений относительно тебя не увенчались успехом, и я почувствовал, что если так все и продолжится, то мой внутренний мир просто не выдержит и треснет на мелкие осколки. А это бы просто перечеркнуло всю мою жизнь, поэтому я, в отчаянной попытке избежать этого, просто потворствовал своему желанию, с которым не смог совладать. То и есть, сам поступил так, как те, кого я все это время презирал и ненавидел. А когда ты, после этого, не появлялась в школе, я и вовсе решил, что мои действия побудили тебя сделать что то с собой, и не находил себе места. Вина терзала меня изнутри, поэтому, когда ты сегодня вошла в класс, я решил непременно извиниться перед тобой, но не знал, как это сделать, пока не нашел твою записку. Поэтому я пришел, и поэтому я сейчас извиняюсь перед тобой.
Мередит, слушавшая меня на протяжении всего монолога и сохранявшая серьезное выражение лица (лишь раз, на моменте, когда речь зашла об ее улыбке, она смущенно опустила глаза, а на ее лице выступил едва заметный румянец), звонко рассмеялась, заставив меня растеряться.
– Дурачок, какой же ты дурачок, я не приходила в школу потому что, просто подхватила простуду и лежала дома с температурой, ведь, как ты помнишь, в тот день было довольно прохладно, – сказала она, закончив смеяться, а затем добавила: – А за тот случай я никогда и не злилась на тебя.
– Тогда почему же ты заплакала в тот раз? – опешил я от такого ответа. «Да что же, черт побери, твориться у нее в голове?!»
– Просто я тоже наблюдала за тобой все это время. Я видела, твое отчуждение и очень хотела заговорить, но не решалась подойти. Не хотела привлекать к тебе ненужного внимания со стороны одноклассников. А когда нам все же выпала возможность поговорить наедине, я все сразу же поняла. Осознала всю ту боль, тоску и одиночество, что ты хранил в себе все эти годы, и от этого мне стало так грустно, что я непроизвольно заплакала.
«Все-таки, она действительно ангел, который спустился с небес на землю, дабы спасти души грешников, что волочат на ней свое жалкое существование», – подумал я, отвечая на свой давний вопрос
– Так зачем же ты позвала меня сюда?
– Я хотела послушать твою историю. Знаю, звучит довольно надменно, ведь мы толком даже и не знакомы, но я, правда, хочу помочь тебе, поэтому расскажи мне, что послужило причиной становления твоих убеждений в отношении других людей, – сказала она и улыбнулась, как и тогда, при первом своем появлении в нашем классе. И моей жизни.
Ох, эта ее улыбка… Я подумал, что попроси она так же гору, что встала у нее на пути, дать ей возможность пройти, то та в мгновение ока раскололась надвое, освобождая ей дорогу. Ну, а куда мне тягаться с горой, поэтому я решил рассказать ей все. Рассказать о своем детстве и своих притворных родителях, что послужили фундаментом той стены, которой я отгородился от всего мира. Когда я закончил свою историю, лицо Мередит выглядело довольно печальным, и она, сочувственно, произнесла:
– Бедняжка. Ты просто слишком рано повзрослел.
– Тогда что мне делать, Мередит? Сможешь ли ты мне помочь? Сможешь ли ты заставить мое сердце петь? Сможешь ли разжечь во мне снова огонь?
Услышав это, Мередит снова рассмеялась.
– Это же строчки из той песни, которую так часто крутят на местной радиостанции, разве нет? Зачем же ты так драматизируешь?
После таких слов, я почувствовал себя идиотом.
– Просто мне нравится эта песня, да и ситуация показалась мне подходящей, – смущенно проворчал я. – Ну так что? Сможешь или нет?
– Смогу, – утвердительно сказала она. – Встретимся завтра на этом же месте, после уроков. И возьми с собой сменную обувь.
***
На следующий день мы снова встретились в парке возле старого фонтана. Я хотел было спросить у Мередит, что же такого она придумала, но не успел и открыть рта, как она взяла меня за руку и повела по направлению аллеи.
Выйдя на нее, мы оказались в центре оживленной улицы. Люди брели по ней, поглощенные своими мыслями и совершенно не обращали на нас никого внимания. Растворившись среди них, мы побрели вверх по тротуару. Преодолев примерно 2 квартала, мы завернули за угол дома, расположенного в конце переулка. Пройдя еще несколько метров, мы остановились у железного забора. За забором располагалось, потрепанное временем, двухэтажное здание.
Я узнал это здание. То был детский приют, фотография которого красовалась на тех самых листовках. Я был в растерянности, недоумевая, зачем она привела меня сюда. На мой вопрос Мередит лишь загадочно улыбнулась и жестом пригласила меня пройти внутрь.
Отворив двери приюта, мы попали в прихожую. Глядя на полки, заставленные грязной обувью, я понял, что для чего нужна была сменка. Переобувшись, мы проследовали в следующую дверь.
Она вела в узкий коридор, в конце которого нас встретила женщина на вид лет 40 – 45. Она обладала приятной внешностью, однако возраст все же брал свое, и на ее лице кое-где проступали морщины, а в копне черных волос, собранных на затылке в хвост, можно было разглядеть седые пряди:
– Это тот друг, о котором ты говорила? – спросила она Мередит, оглядев меня с ног до головы.
Мередит кивнула.
– Что ж, будем знакомы. Меня зовут Маргарет Винтрефол, – представилась женщина и, протянув мне свою руку, добавила: – Буду рада любой помощи.