— Ты моего отца не трогай, акулёныш. А то уже я сам тебе красивую головку откушу.
— Давай, Туманов! Сразимся в воде, как в детстве! Я потоплю твою черную башку. Даю слово, летального исхода не будет.
Дмитрий показал ему средний палец и снова вернулся к коктейлю. Он точно такой же, как Алекс. Они не просто ягоды одного поля, они — одна ягода о двух головах. Почему же тогда поведение друга утомило его? Ведь он и сам любил покрутиться перед зеркалом в новом костюме от «Армани» или с пониманием своего могущества закрыть бутик этого самого Армани на спецобслуживание его величества Туманова.
— Ты никак не можешь привыкнуть к мысли, что детство кончилось, Сашка.
— Алекс, — поправил его мужчина, выходя из воды и оставляя за собой мокрую дорожку. — Где ты видишь, чтобы детство кончилось? Солнце, море, пляж, радость и счастье.
— Алкогольные коктейли, — усмехнулся друг и допил наконец свой «Platinum Passion», оставивший на языке мысли о маракуйе, диких ягодах и Бразилии.
— Мы взрослые мальчики, Димитриас, могущие позволить себе не выходить из детства никогда.
В руках Алекса блеснул лаймовый бокал, и он сделал глоток освежающего коктейля. Господи, задержаться бы тут на всю жизнь. Но даже он понимал, что вся жизнь в раю — это слишком изматывающе. Рутинный рай!
— А ты в курсе, что какой-нибудь простолюдин Сашка вообще о рае ничего не знает.
— Откуда растут ноги у твоей озабоченности бедняками? Ты находишься в таком потрясающем месте, у меня день рождения, наверху ждут девочки, а ты все пускаешься в пространные размышления-сопли о нищебродах. Мы к ним не имеем никакого отношения. Скажи мамке спасибо за то, что с папкой не прогадала, — рассмеялся молодой человек.
— Не знаю… Недавно заезжал от лица отца в вуз, где он меценатствует, и видел там простых людей… Алекс, многие из них дальше своих маленьких городов никогда не ездили. Питерский университет дал им возможность посетить вторую столицу. А для нас Питер уже скоро станет сараем, от которого тошнит.
— И что дальше? Нам какое дело до их Мухосранска? Подумать больше не о чем, кроме как о бедных и несчастных?
— У тебя вообще сердце есть?
— Какой от него толк, когда есть деньги?
Остроумного ответа на эту реплику у Туманова не нашлось. Действительно, лучше меньше бывать в местах скопления низости жизни: на рынках, в супермаркетах, в различных бюджетных учреждениях. Ему выпал счастливый билет, нет смысла тратить время на мысли о тех, кому повезло меньше или не повезло совсем. Кого, к черту, волнуют другие люди в наше время? И волновали ли когда-нибудь вообще?
— Ты прав, Алекс. Жалость к другим не доведет до добра. У любого проявления человечности должны быть границы. Насчет девочек наверху, не кажется ли тебе, именинник, что они уже заждались?
— Плевать я на них хотел.
— Может, будешь все-таки поласковей с девушками?
Алекс скривился и посмотрел на своего сердобольного друга, как на чокнутого. Таким он и был.
— Во-первых, где ты видишь девочек? Это шлюхи. И к кому быть поласковее? Они же животные.
— А ты к животным проявляешь только грубость и жестокость?
— Почему же. Я обожаю нашу белую овчарку. Но какое сходство ты видишь между прекрасной собакой и этими шавками? Димон, ты же знаешь расценки на этих элитных дев спальной любви. На ценнике не было написано, что я обязан их хотя бы уважать. Трахать — да, уважать — нет. Дмитрий Аркадьевич Фрейд, у меня есть теория относительно женщин.
— Нет-нет, не надо. Не заставляй меня убивать тебя в день твоего рождения. Иначе до тридцати не доживешь, а ты же хочешь?
— Силенок не хватит, Туманов. Я тебя рассею по небосводу одной левой, — сказал Алекс и показал ему бицепсы. — Слушай, короче. Все бабы в какой-то степени продаются. Понимаешь, в чем дело: продаваться не значит брать деньги. Деньги не единственная валюта. Ты можешь получить любую, имея классную морду лица и немного хитрости и умения спекулировать на слабостях и желаниях.
— Заинтересовал. Жду продолжения семинара по пикапу.
— Пикап — полная хрень в сравнении с правдой жизни. Зачем строить кому-то глазки и расписывать сложные схемы? У нее болеет бабушка, а ты можешь финансово помочь с операцией, но в обмен хочешь переспать с ней? Думаешь, многие смогут отказать? Валюта — взаимопомощь. Она мечтает стать певичкой, а ты можешь познакомить ее с продюсером, взамен опробовав новую кровать с ней? Валюта — тщеславие. Она тупо проститутка, пусть и из дорогого агентства? Валюта — доллары. Все людские страсти, как и сами люди, лишь игрушки на биржевом рынке.
Туманов выдохнул, поражаясь познаниям в психологии этого большого ребенка.
— А как быть с Алиской?
— Она мне до звезды. Я с ней встречаюсь только потому, что мы хорошо смотримся на таблоидах вместе. Валюта — взаимная выгода.
— Мне кажется, она тебя любит искренне.
— Но это же ее проблемы, правда? О любви я тебе расскажу как-нибудь потом.
— Она тоже продается и покупается?
— Ну конечно. Любовь — главный актив на рынке продажных людей и продаваемых эмоций.
— Жестоко, товарищ Янг, — ухмыльнулся Дмитрий, следя за пурпурно-синим из-за преломления света в очках горизонтом. — А как же Марьяна? С ней у тебя что?
— Марьянка? Не знаю я, что у меня с ней. Она создает между нами такое магнитное поле, что искры каждый раз могут меня убить. Она огонь, адский смерч, смертоносный торнадо. Я питаюсь ее горячей вспыльчивостью и диким темпераментом.
— И тем не менее готов изменить?
— Не только готов, а уже давно изменил! — бодро произнес Алекс. — Сам-то сколько рогов наставил за три года Риммке? Вот и помалкивай, ангел хренов с просроченным нимбом.
— Ладно, двигай задницей давай, Санек. Я хочу размять чресла, пока Риммка дома уверена в том, что мы молочные коктейли шоколадками заедаем. А вместо девочек у нас мультики по детскому каналу.
Мужчины направились в дом, шутливо толкая друг друга в бок и смеясь. Мысли Алекса прыгали, как заводные, вокруг того факта, что ему уже двадцать восемь. Казалось, что большая часть жизни позади, а он еще не все удовольствия успел вкусить, не всех женщин попробовать на ужин, не все спортивные машины обкатать. Жизнь так коротка, но слава справедливому богу, что деньги делают ее чуток дольше. И приятнее.
***
Всегда следует ждать подвоха.
Дэниел Киз «Таинственная история Билли Миллигана»
Равномерный гул медицинских аппаратов заполнял собой комнату, словно душный воздух. Казалось, вдохни — и сам начнешь жужжать на манер всех этих громоздких приспособлений.
Дверь приоткрылась, и в палату заглянула медсестра. Время вводить лекарство еще не пришло, но проверить состояние тяжелого пациента не помешает. Удостоверившись, что с ним все в порядке, она отправилась дальше.
На синевато-белой койке, которая почти сливалась со стенами, полом и потолком, создавая не самое приятное впечатление засасывания в черную дыру, лежал молодой человек. Минуты текут в таких палатах медленно, время, точно пластилин в печи, растекается по всем поверхностям. Грязновато-амиатовое небо (по всей видимости, было утро) не добавляло в эту картину красок.
Амарантовые розы были единственным ярким пятном в стерильной обстановке палаты интенсивной терапии. Внезапно раздался тихий, но упрямый, жаждущий жить вздох, и глаза мужчины раскрылись. Он в полусознательном состоянии обвел глазами помещение, понимая даже сквозь плотный туман в голове, что находится в больнице.
— Что за чертовщина, — прохрипел он, пытаясь пошевелить руками.
Ничего не выходит. Катетер держит намертво, будто морскими узлами его привязали к этой кровати. Он же приехал сюда по важному делу… Или нет? Что тогда он забыл в больнице, да еще и в виде разлагающегося овоща?
Мужчина снова предпринял попытку поднять руку, и снова ему пришлось лишь выругаться. Голова закружилась, точно он проходил испытания перед полетом в космос. Откинувшись обратно на подушку, он повернул голову в сторону. Цветы. Красивые. Но ведь он не женщина, чтобы дарить ему цветы. Рука потянулась в сторону вазы.
— Да чтоб тебя! — плюнул он в катетер и, собрав все силы, рванул второй рукой капельницу и другие провода.
Палата заверещала писком монитора. Пусть орет, ему хватит и минуты, чтобы посмотреть на эти цветы. Он не мог отделаться от надоедливого, клейкого ощущения подвоха в этих цветах, что репейником обложило его со всех сторон. Прицепилось — и не скинешь.