Толли же знал, что она представляет собой на самом деле, и эта реальная Тереза очень ему нравилась. Не из-за того, что между ними произошло, а просто потому, что она такая, какая есть. Тереза улыбнулась.
— Нет, с тобой определенно что-то случилось, Тесс. — Амелия сжала руку кузины, а потом отпустила, когда они подошли к витрине с разноцветным кружевом. — Ты что-то скрываешь. — Амелия взяла в руки отрез серебристого кружева и принялась критически рассматривать его. — Я вижу, что ты счастлива, и от этой мысли у меня становится теплее на душе.
— Твоими бы устами да мед пить, — сказала Тереза.
Однако сегодня вечером после первых же косых взглядов окружающих и Монтроуза все может измениться. И конечно же, Тереза сама уже не та, что прежде. Вечер обещал быть интересным, и она с нетерпением ждала его наступления. Ей предстоит пройти еще одно испытание на смелость, только вряд ли то, что сегодня произойдет, ее порадует.
Глава 17
Я слышала бесконечные споры о том, что предпочтительнее: стоять в стороне, когда другие танцуют, или принять приглашение на танец не слишком приятного, на ваш взгляд, джентльмена. Но ведь вышеозначенный джентльмен может думать то же самое и о вас. И об этом забывать не следует.
— Ну что скажете? — спросил Лакаби, поднимая глаза от красно-белого офицерского мундира, разложенного на столе.
Бартоломью перевернул еще одну страницу походного журнала Веллингтона, вернее, тогда еще Уэллсли.
— Господи, как же скучно, — пробормотал он. — Обеды, которые он посетил, точные списки гостей, самые интересные собеседники, расписание поставок продовольствия, продукты, подаваемые на завтрак, погода и…
— «Душители»? — перебил Бартоломью камердинер. — Я знаю, что до герцога доходили рассказы о них, потому что их слышал и я.
Тихонько выругавшись, Толли закрыл журнал.
— Артур любит факты.
— Да, он всегда был немного занудным, — заметил Лакаби, перевернув мундир и начав начищать пуговицы.
— Но тогда зачем он прислал мне этот журнал, раз в нем ничего нет?
— Не знаю.
— Он мне не помог, — бросил Бартоломью. Полковник уже целый час просматривал этот проклятый журнал, хотя ему сразу было ясно, что выловить хоть какую-то ценную информацию из нагромождения незначительных фактов и наблюдений не представляется возможным. Бартоломью уже начал подумывать о том, что Веллингтон просто не помнит, о чем именно упоминал в своем журнале, так как имел обыкновение записывать даже всякую незначительную чепуху.
Через десять минут Стивен начнет расспрашивать его о причинах, по которым Амелия и Вайолет должны остаться сегодня дома. А Бартоломью действительно считал, что им не стоит показываться на званом ужине. После того, что произошло утром, ему пришлось подкорректировать первоначальный план. Теперь он не собирался бросаться в водоворот событий, наплевав на последствия. Бартоломью намеревался дойти до конца и желательно сохранить при этом хоть какой-то намек на репутацию. Но для этого ему необходима семейная поддержка. Важно отыскать способ распространить нужную информацию и не быть при этом освистанным. А еще ему не обойтись без Терезы Уэллер. Без нее нет смысла оставаться на этом свете.
— Пора одеваться и отправляться на битву.
Кивнув, Бартоломью снова открыл журнал, перевернул еще одну страницу.
— Ну наконец, — пробормотал он.
— Нашли что-нибудь?
— Да. Рассказ о том, что «душители» напали на отряд путешественников. — Толли продолжал читать про себя. — Дьявол. Ни одного выжившего. Ходили слухи, что отряд просто-напросто исчез без вести.
— Теперь уж и не припомню, сколько раз я слышал подобные истории. — Лакаби принес начищенные до блеска ботфорты. — Сколько народу пропало, и не сосчитать.
— А ведь это мысль. — Бартоломью сунул ногу в правый сапог, а потом затаил дыхание и стиснул зубы, когда камердинер начал натягивать сапог на левую ногу. — Если нет никаких «душителей», то куда, черт возьми, делись пять или шесть тысяч человек, пропавших за все эти годы?
— Будь я на месте лорда Хаддерли, непременно бы задумался об этом, — произнес Лакаби.
— Тут вы правы. При том что местных жителей исчезло больше, нежели англичан. Но чем ломать голову над тем, чего мы не можем доказать, не лучше ли начать что-нибудь предпринимать, как думаете?
— Знал я троих парней. Они отправились в отпуск в Дели, и с тех пор о них никто больше не слышал. Их заочно осудили за дезертирство. Один из них, Эверс, мог влюбиться в очаровательную индианку, но Уилли и Смайт были примерными мужьями. И вот теперь их семьям приходится жить с мыслью о том, что их родные — предатели. Все это очень печально.
Толли взглянул на камердинера, встряхивающего мундир.
— Четверо из моих подчиненных тоже были женаты. У других остались родители, братья и сестры. Я написал слишком много писем.
— Герцог тоже писал письма.
Вставший было с кресла Бартоломью вновь сел.
— А вы видели хоть одно из них?
Лакаби откашлялся.
— Мы, конечно, можем болтать, а я, несомненно, способен простоять здесь всю ночь, ожидая, когда вы соизволите одеться, но, честно говоря, предпочел бы полакомиться десертами на званом ужине.
Бартоломью тряхнул головой.
— Вы должны прислуживать мне, а не поедать сладости. — Бартоломью встал, а Лакаби помог надеть ему мундир с многочисленными медалями и знаками отличия. Вообще-то Толли не любил всю эту мишуру, но награды были призваны показать всем и каждому, что он не какой-то выскочка, которому родственники купили звание.
Бартоломью поднял голову, чтобы камердинер смог застегнуть ворот кителя.
— Отчего вы не хотите говорить о письмах герцога? Из преданности этому человеку? Или же вы считаете, что он не станет обсуждать причину смерти или исчезновения своих солдат?
Камердинер сдвинул брови:
— И того и другого понемногу. Я довольно хорошо знаю герцога и вот что вам скажу: он не станет подвергать сомнению слова представителей Ост-Индской компании. А они ведь уже заявили о том, что этих ублюдков «душителей» не существует в природе.
— Согласен, — медленно протянул Бартоломью, в последний раз бросая взгляд на журнал Веллингтона. — Он прислал мне этот проклятый журнал, так как надеялся, что я найду какого-нибудь другого свидетеля, а его имени не упомяну.
— Или он просто знал, что вы все равно ничего в нем не обнаружите и не станете больше выскакивать на дорогу перед его каретой.
И вновь Лакаби оказался прав.
— Итак, мы опять вернулись к тому, с чего начали.
— Хотите вломиться в штаб конногвардейского полка? В инвалидном кресле?
— Нет, я все же вышвырну вас пинком под зад, Лакаби. Вы должны мне помогать, помните?
— Разумеется, сэр.
— Есть человек, который согласился разузнать что-нибудь в военном министерстве, но от него нет пока вестей.
— Хм.
— Что это значит? — нахмурился Толли.
— Молчу, чтобы меня не уволили.
Бартоломью шумно выдохнул.
— Ладно, забыли.
— Мне просто интересно, сколько денег компания насыпала в карман вашему тайному другу. Может, поэтому вы не получили никаких известий.
А Бартоломью всегда считал себя излишне циничным! Соммерсет с его властью и деньгами вполне мог бы быть связан с Ост-Индской компанией.
— Я подумаю об этом вечером, — сказал он.
— Поступайте как знаете, полковник. — Лакаби наконец отошел в сторону. — Ну вот. В этом наряде вам впору на прием к самому королю Георгу. Хотел бы я взглянуть на того, кто останется равнодушным к такому зрелищу. — Камердинер снял с плеча Бартоломью пылинку. — Особенно дама сердца.
Бартоломью сдвинул брови.
— Вздор. Моя внешность никогда не производила на Терезу никакого впечатления.
Не проходило и пары секунд, чтобы он не думал о ней. Бартоломью вспоминал ее голос, прикосновения, нежную кожу и теплые губы. Как упрямо она расправила плечи, прежде чем сообщить, что намерена оказать ему всяческую поддержку! Благопристойная девушка, которая вовсе не была такой в его присутствии. Бартоломью намеревался попросить у Амелии брошюру, написанную Терезой. Она будет напоминать ему о том, каким счастливчиком он оказался, не попав в число безуспешно ухаживавших за ней джентльменов. Считала ли счастливой свою встречу с ним Тереза, Толли не знал.