Карен Хокинс - Уроки соблазна

Париж

14 января 1815 года

Обычно в салоне мадам дю Морье было шумно от мужских разговоров и смеха, но сегодня вечером всеобщее внимание привлек карточный стол в углу комнаты. Сидящий за ним Николас Монтроуз, граф Бриджтон, с плохо скрытым отвращением смотрел на своего противника. Барон Паркингтон, неряшливо одетый сноб, всю жизнь свысока относился к тем людям, которых считал ниже себя. Ник, как правило, игнорировал подобных представителей рода человеческого, но почему-то сейчас у него возникло сильное желание раздавить эту поганку. И будь он проклят, если это не доставит ему колоссального удовольствия.

Мясистые пальцы Паркингтона внезапно выбили дробь по столу.

– Ну, Бриджтон? Ставьте пять сотен или выходите из игры.

Пронзительный голос барона действовал Нику на нервы. Он в упор посмотрел на Паркингтона и сверлил его глазами до тех пор, пока тот не покраснел. Нелепо продолжать игру; барон проиграл почти все партии. Нику следовало радоваться.

Но этого ему было мало. Он жаждал сокрушить барона так же, как тот хотел унизить его. Втоптать его имя в грязь и оставить там, превратить в жалкие обломки в потоке жизни.

– Я принимаю вашу ставку в пять сотен, Паркингтон. – Ник сунул руку во внутренний карман, достал оттуда пачку бумаг и бросил на стол. – И повышаю ее на сорок тысяч фунтов.

Барон побледнел, а зрители все как один ахнули. Словно голодные волки, они почуяли кровь и пожелали принять участие в охоте.

Пот градом покатился по щекам Паркингтона на его примявшийся воротник.

– Сорок тысяч? Вы, наверное, шутите.

– Я никогда не шучу за картами. – Сегодня ему дьявольски везло, и Ник не мог проиграть. Кроме того, победить такого человека, как Паркингтон, было особым удовольствием. Как ни презирал Ник барона, он ему завидовал. После окончания игры тот уложит пожитки и вернется домой, в Англию.

Прошло уже три года, с тех пор как нога Ника не ступала на берег его страны, – три долгих одиноких года. Эта мысль терзала его, заставляла сжиматься горло, давила грудь.

Господи, он становится сентиментальным. Ник жестом приказал слуге наполнить бокал отличным бренди мадам дю Морье. Ему не терпелось возвратиться на родину, но не потому, что он скучал по дождливой английской деревне. Нет, он хотел вернуться, потому что им пренебрегли. Ник вынужден был покинуть Англию под давлением неприятных обстоятельств, и воспоминание об этом все ещё жгло его.

Элегантный седовласый джентльмен, стоящий рядом с Ником, тихо прошептал:

– Испытываете судьбу, не так ли, mon ami?

Ник бросил взгляд на графа дю Лака. Тот был одет в красновато-коричневый фрак с роскошной серебряной отделкой, и его породистое лицо не выражало ничего, кроме искренней учтивости. Он казался аристократом до мозга костей, но Ник знал, что у Анри нет ни титула, ни воспитания. Это был самозванец, который проник в высшее общество, утешая богатых вдов и покинутых жен.

Человек высокой нравственности разоблачил бы подобное вероломство, но Ник считал Анри забавным и не желал отказываться от его общества. Кроме того, он понимал, что значит быть самозванцем. Общество не подозревало, что состояние графа Бриджтона досталось ему не изстаринных семейных сундуков, а завоевано тяжким трудом, вырвано из рук самой удачи.

Виконт Гайяр, смуглый человек маленького роста, взявший на себя обязанности сдающего, поднял бровь и посмотрел на барона:

– Ну, Паркингтон? Граф ставит сорок тысяч фунтов. Вы поддерживаете ставку?

Взгляд барона был прикован к чеку, лежащему на кучке денег. Он хотел его получить. Ник видел это по тому, как его пухлые, влажные руки сжимали карты, как розовый язык облизывал сухие, слишком толстые губы.

– Клянусь Богом, да! – Паркингтон махнул рукой, чтобы ему принесли бумагу и перо. Их быстро доставил и, и он написал на листке две строчки, потом поставил размашистую подпись. – Вот.

Гайяр нахмурился, глядя на бумагу.

– Что это?

– Гиббертон-Холл, – презрительно скривился безумец. – Мое родовое имение в Бате.

Землевладение в Англии! Что-то дрогнуло в глубине души Ника, и на мгновение он воззрился на клочок бумаги, брошенный в центр стола. Тупая боль стиснула его горло, нахлынули образы сырого укутанного туманом утра и убегающих вдаль зеленых холмов.

Проклятие! Он с тринадцати лет был одинок в этой жизни, и опыт научил его, что эмоции бесполезны. Если он вернется в Англию, его решение будет основано на реальности, необходимости, а не на ускользающих чувствах. Он должен найти себе дом в каком-нибудь уединенном месте. Там, где сможет провести последние немногие светлые мгновения жизни.

И они наступят гораздо раньше, чем можно предположить. Ник посмотрел на нацарапанные бароном строчки, ощущая тупую боль, пульсирующую у основания черепа.

– Принимаю, – тихо произнес он. Краем глаза он заметил, как граф покачал головой. Один из них встанет из-за стола проигравшим, разоренным человеком, у которого не останется ничего, кроме имени, и этим несчастным вполне может оказаться он сам.

Слуга снова наполнил его бокал, и Ник сделал большой глоток. Боль в глазницах усиливалась. То был признак надвигающейся тьмы. Он страдал мучительными головными болями. То были часы и дни бесконечного страдания, кружащейся черноты и парализующего страха. Он посмотрел в глаза своему противнику в ответ на его жадный взгляд, проклиная судьбу, так не вовремя пронзившую его мозг этой пыткой.

– Играем.

Гайяр положил перед Паркингтоном карту лицом вверх. Восьмерка треф легла на зеленое сукно, и по толпе пронесся недовольный ропот.

Потное лицо Паркингтона просияло.

– Только королева и карты старше ее могут теперь принести вам удачу. – Презрительная усмешка скривила его чересчур красные губы. – С удовольствием буду тратить ваши деньги, но еще большее удовлетворение доставит мне возможность рассказывать всем в Лондоне, как я выиграл такую сумму у печально известного графа Бриджтона.

Ник посмотрел на сдающего карты.

– Карту, Гайяр.

– Да, милорд. – Француз вытер ладони о фрак, чувствуя на себе прикованные к нему взгляды. Он набрал в легкие воздуха, чтобы успокоиться, затем шлепнул карту на стол. Королева червей ласково улыбнулась Нику.

Вся комната взорвалась ревом возбужденных голосов. Паркингтон уставился на карту с открытым ртом.

– Не может быть...

Ник встал и кивнул графу дю Лаку, который послушно подошел, чтобы собрать выигрыш. Анри взглянул на Паркингтона и мягко улыбнулся:

– Бывает, месье. Удача – существо непостоянное. Она любит многих, но никому не верна.

Барон тряхнул головой, словно хотел избавиться от кошмара.

– Я выигрывал, пока... – Он с присвистом выдохнул. – Бриджтон, вы ублюдок.

Граф перестал собирать разбросанные банкноты. Черные глаза Гайяра расширились, а все, кто услышал, застыли на месте.

Ник продолжал натягивать перчатки.

– Мои дорогие родители были законными супругами, так что я не ублюдок в строгом смысле этого слова. Тем не менее, если вы подвергаете сомнению мое происхождение... боюсь, что даже у моей матери не было твердой уверенности в этом вопросе.

Паркингтон неуклюже поднялся на ноги, его лицо стало в той же степени бледным, в какой раньше было красным.

– Правила игры были нарушены. Я требую пересчета.

Тишина стала пронзительной и нарушалась только слабым взволнованным гулом. Ник стряхнул невидимую соринку с рукава. Черт бы их всех побрал! Им хочется крови, и он им доставит это удовольствие. Однако времени у него очень мало; боль в голове усиливалась, и непереносимая тяжесть разливалась порукам и ногам.

Анри бросил на Паркингтона осуждающий взгляд.

– Возможно, барон ошибся. Он же англичанин. Безусловно, он не хотел обвинить графа в нечестной игре.

Паркингтон презрительно фыркнул.

– Я уже сказал и могу повторить: граф Бриджтон – мошенник. – Его губы скривились в презрительной усмешке. – Но чего и ожидать от сына французской потаскухи?

Нарастающая ломота в голове Ника превратилась в муку, черепная коробка готова была взорваться, в уголках глаз замелькали чернильные точки. Он положил руку на край стола, чтобы удержать равновесие.

– Анри, будете моим секундантом?