Наталья Винокурова - Ущипни меня. Сказка на ночь

Учитель коротко обернулся на меня, чтобы убедиться, что я не пострадал, а потом поспешно предупредил нападавшего:

– Я бы не советовал тебе сражаться со мной. Зря потратишь силы. Такие проделки проходят только с нижним астралом и иногда с людьми. Но, посмотри, я даже не человек. Я просто живу в теле человека.

Карл действительно выглядел очень необычно: его ослепительно сияющая астральная оболочка оказалась значительно выше и шире моей, за спиной поднимались огромные, как у архангела, белые крылья, а в ножнах висел внушительных размеров золотой меч, который он молниеносно выхватил, чтобы защитить меня от неизвестного недоброжелателя. Однако, увидев перед собой Марину, сенсей заметно растерялся, можно сказать, опешил:

– Ты?! – выдохнул он, не пытаясь скрыть изумления. – Это всё наворотила ты?! О боже мой!..

Учитель убрал оружие и шагнул к девушке. Та ничего ему не возразила, только отвела взгляд, пряча глаза. Сглотнув, он продолжал:

– Прошло всего лишь… всего пять лет. Как ты успела столько всего натворить?!.. А главное, зачем?!.. Мари!!! Господи, ни на минуту нельзя тебя оставить одну!

Он дотронулся до кончиков её волос, провёл рукой по голове, и его пальцы, будто кисти художника, окрасили ярко-рыжие прядки в иссиня-чёрный цвет. Девушка отстранилась и тряхнула головой, чтобы смахнуть с причёски астральную краску:

– Не смей ко мне прикасаться!

– Хотя бы ненадолго останься такой!.. – пылко поспорил Карл. Он с заметной бережностью придержал Марину за подбородок, заглянул в её лицо и прошептал. – Подумать только, какая же ты бледная! Прости, что украл кораллы с твоих щёк и губ.

– Зачем ты сюда пришёл? – в голосе девушки зазвучали стальные нотки. – Что тебе от меня нужно?

– От тебя – ничего. Просто решил одним глазком глянуть, кто тут отважился замочить Макса, – немного подумав, учитель добавил. – А теперь, пожалуй-ка, пора и честь знать. К тому же, надо выспаться, завтра рано на работу. Можете развлекаться дальше. Только, чур, без драк, окей?

Так и не дождавшись ответа, он помахал нам рукой и поспешно растворился в пространстве. Мне показалось, что он сбежал так быстро, чтобы никто не успел заметить тоски, которая вдруг заволокла мутной пеленой его выразительные глаза.

На Марине после неожиданной встречи тоже не было лица: как только мы остались одни, она упала на колени и, обхватив руками замёрзшие плечи, расплакалась. Я присел рядом с ней, укутал её в одеяло и без слов обнял. Я чувствовал, как она тряслась от холода, и старался согреть её своим астральным телом, хотя и понимал, что это невозможно. Девушка больше не сопротивлялась и не пыталась меня оттолкнуть. Уткнувшись лбом в моё полупрозрачное плечо, она горько рыдала, будучи не в силах остановиться. Злая колдунья, наславшая на нас страшный морок, прекратила притворяться и снова стала собой настоящей – хрупкой, женственной, незащищённой – такой, какой я впервые узнал её.

От нахлынувшей нежности я долгое время не мог собраться с мыслями. Гладя Марину по голове, я молча стирал с её волос остатки чёрной краски. Когда неконтролируемые рыдания начали стихать, переходя в одиночные всхлипы, я, стараясь придать голосу уверенности, проговорил:

– Если я правильно понял, он твой бывший парень. В этом случае должен тебя предупредить: такого как Карл ты никогда не найдёшь. Никто другой не сможет его заменить, в том числе и я. Надеюсь, ты это понимаешь. Я только жалкая подделка под него. И пёрышки у меня хилые.

Сказать, что я расстроился – значит, ничего не сказать. Мне, наконец, стало ясно, почему она увлеклась именно мной. Причиной тому были мои крылья, напомнившие ей о прошлых отношениях. Возможно, она даже представляла его на моём месте, когда мы занимались любовью?..

– Мне не нужен никто, кроме тебя! – хрипло простонала Марина в ответ, крепче прижимаясь ко мне. – Он – просто прошлое.

– Но плачешь ты в настоящем, – подметил я.

– Потому что это больно – постоянно расставаться с любимыми.

– Тогда не расставайся, – я обхватил ладонями её лицо. Мой голос зазвучал мягко и тихо. – Не прогоняй меня, Марина!

– Я должна тебе признаться…

– Я тоже. Я по-прежнему очень сильно люблю тебя, – мои губы ласково коснулись её солёных от слёз губ. Через несколько секунд я, опьянённый чувствами, промурлыкал. – А вот теперь говори. Особенно интересно будет узнать про смертельную опасность, о которой ты однажды упомянула. Я обещаю, что не испугаюсь, не отвернусь от тебя и останусь рядом, несмотря на любые обстоятельства.

– Наоборот, пообещай мне, что когда ты узнаешь всю правду, ты оставишь меня в покое и никогда – слышишь, никогда! – больше ко мне не придёшь.

– А если я не узнаю правды, мне можно будет приходить?

– Нет!!!

– Тогда рассказывай. Только сначала иди-ка ляг в кровать и согрейся. Через полчаса встречаемся в Хорватии на нашем любимом берегу, договорились?

Вытирая с лица последние слезинки, Марина кивнула.

– С раннего детства я постоянно ощущала себя покинутой и никому не нужной. Я не чувствовала себя любимой и вообще считала, что не заслуживаю любви, в том числе родительской. Нет, они, конечно, меня по-своему любили и желали мне лучшего, но воспитывали очень строго. Наверное даже слишком строго для девочки. Каждый день я слышала всё новые и новые долженствования, которые ложились на мои плечи тяжёлым грузом. Ты должна быть такой, ты не должна быть этакой…

Сев к костру, который я развёл прямо на пляже, Марина прислонилась ко мне плечом и начала свой рассказ – неторопливо, неуверенно, издалека. Однако даже когда она говорила о детстве, было видно, что каждое слово давалось ей с большим трудом.

– Должна хорошо учиться, не должна гулять допоздна, должна слушаться старших, должна быть приличной девочкой… Шаг вправо – виселица, шаг влево – расстрел. Мне долгое время запрещали общаться со сверстниками, опасаясь, что я попаду в плохую компанию, поэтому все вечера я просиживала дома за учебниками или, что случалось гораздо реже, за художественными книгами. Мне абсолютно не с кем было обсудить свои переживания. У меня не было друзей, и в школе меня считали девочкой «не от мира сего». Впрочем, так оно и было: я действительно росла в полной изоляции от общества.

Правда, до определённого времени меня это совершенно не волновало. До тех пор, пока внутри не набралась некая критическая масса невыраженных эмоций. А потом произошёл атомный взрыв. К несчастью, этот период совпал с переходным возрастом: мне тогда было четырнадцать.

Началось всё довольно невинно: я нашла спасение от домашнего гнёта в модной субкультуре, что, разумеется, неизбежно отразилось на моём внешнем виде и музыкальных предпочтениях. Если бы в этот момент мама с папой отнеслись к такой смене стиля спокойно и не устроили бы мне войну, выбрасывая из дома всевозможную атрибутику и компакт-диски, то, кто знает, может быть, всего последующего удалось бы избежать.

Увы, они тогда только увеличили силу своего давления, и однажды за ужином я, не выдержав очередного ультиматума, который поставил передо мной отец, впервые закатила родителям истерику, высказав всё, что во мне накопилось. А потом выскочила из-за стола и, со звоном бросив вилку и нож на тарелку, убежала из дома в одной только мне известном направлении. Родители оперативно дёрнули свои связи в силовых структурах, и меня быстро нашли – уже на утро, благодаря доблестной полиции, я оказалась дома. Даже не просто дома, а под домашним арестом на целый месяц. Конечно же, эту меру ко мне применили просто потому, что надо было как-то меня наказать, а ничего другого отец не придумал. Новые санкции вызвали у меня только горькую усмешку, ведь по факту ничего не поменялось – я и так всю жизнь сидела в четырёх стенах. В этом же месяце я, отчаявшись добиться понимания, предприняла свою первую попытку суицида. Не знаю, зачем я это сделала, ведь на самом деле мне тогда не хотелось умирать. Наверное, просто пыталась привлечь к себе внимание, что мне в итоге удалось. Отец, войдя в ванную комнату в самом разгаре важного процесса, постарел, наверное, сразу лет на десять, а мать, когда увидела мои руки, побелела от страха и упала в обморок. Тогда они постарались замять эту ситуацию, не афишируя никому подробностей, однако через два месяца всё повторилось. Я случайно нашла на столе оставленную мамой без присмотра полную упаковку таблеток. На этот раз им пришлось дёрнуть связи уже в здравоохранении. От интоксикации меня лечили в центральной больнице тайно – под другими именем и фамилией.