Вешая трубку, Фейт все еще улыбалась. Она чувствовала, что радость предстоящей встречи немного снимает боль от предательства Элоиз. Ее ужасно расстраивало, что за праздничным столом они окажутся не вчетвером. Но она понимала, что Брэд в таком же положении, если не хуже — оба его сына находились в Замбии. Жалко! Прошли те дни, когда они выставляли угощение Санта-Клаусу и набивали подарками развешанные на камине носки. Справлять Рождество без одной или без обеих дочерей — мрачная перспектива.

Но она забыла об Элли, когда в семь тридцать Брэд позвонил в дверь. Фейт надела черные слаксы, черный кашемировый свитер, длинное красное кашемировое пальто и черные замшевые сапожки на высоких каблуках. Блестящие светлые волосы она стянула в аккуратный хвостик. И не забыла большие золотые серьги.

— Вот это да, Фред! — воскликнул он. — Да ты похожа на помощницу Санта-Клауса! — Брэд крепко ее обнял и, как некогда, оторвал от земли. Так он поступал, когда они были детьми. Потом поставил на землю, отошел на шаг, осмотрел с ног до головы и довольно улыбнулся. — Потрясающе выглядишь, все мальчики на юридическом факультете в тебя втюрятся.

— Это вряд ли, — рассмеялась Фейт. — Я им в мамы гожусь.

Брэд тоже выглядел потрясающе. Играя в теннис в Калифорнии, он слегка загорел, и от этого его глаза казались зеленее обычного. Густые темные волосы прекрасно подстрижены. Ему повезло: время никак не отразилось на его прическе. И даже под пальто и пиджаком угадывались крепкие мускулы.

— Брось, Фред, никто не заподозрит, что ты чья-то мама. Ну так что, идем ужинать? Я заказал столик там, где посоветовал мне портье. Он пообещал, что тебе понравится.

— Я готова есть хот-доги на станции метро — так рада, что ты приехал. — Фейт выглянула на улицу и увидела, что их ожидало такси.

Брэд взял ее за руку и повел к машине. Он тоже был в приподнятом настроении от того, что увидел старинную приятельницу.

Они сидели рядом и всю дорогу болтали. Брэд заказал столик в Сохо. Фейт рассказала ему о звонке Элоиз и о том, как он ее расстроил.

— Очень тяжело на душе, — согласился Брэд. — Мне самому страшно не понравился День благодарения без сыновей. Это был первый праздник без них. А Рождество грядет еще хуже. Пэм придумала новую пытку — обед на сто человек! Хорошо бы повезло и пришлось идти в тюрьму встречаться с клиентом. Не важно, где в будущем году окажутся сыновья, я твердо намерен их навестить. А вам бы всем рвануть в Санкт-Мориц и поразить Элоиз!

Его предложение рассмешило Фейт.

— Вот уж она обрадуется и ее приятель тоже. Но по крайней мере Зоя будет с нами. Боюсь, как бы и ее не посетили какие-нибудь светлые идеи, и поэтому ничего не сказала про Элли. Перед тем как позвонить мне, Элоиз разговаривала с Алексом, и он сказал, что не возражает против ее поездки. Я не хотела выглядеть злобной бабой и тоже согласилась. А он мне даже ничего не сказал.

Жалобы Фейт на мужа не были для Брэда новостью. В последние два месяца она частенько делилась с ним своими горестями. Брэд понимал, как ей с ним трудно — не только сейчас, так было всегда, — но проявлял осторожность и особенно не высказывался. Не хотел ее обижать. Но думал об Алексе то же самое, что в свое время Джек, а тот не стеснялся в выражениях, обсуждая своего нового родственника.

— Потрясающе, как дети и наши супруги умеют играть с нами. Пэм как-то заявила сыновьям, что они могут не приезжать домой на Рождество, потому что сама пожелала отправиться в круиз. Но мне призналась, только когда купила билеты. У ребят к тому времени уже возникли собственные планы. Все две недели путешествия меня отчаянно укачивало, и я заявил Пэм, что если она еще раз устроит что-нибудь подобное, я с ней разведусь. — Однако Фейт прекрасно знала, что Пэм продолжала поступать так, как ей хотелось. — Сыновья же были в восторге. В наше отсутствие притащили домой приятеля из Лас-Вегаса и провели праздник с парочкой девиц, каких-то актрисулек. И до сих пор вспоминают как самое удачное Рождество. — Брэд ухмыльнулся, и Фейт рассмеялась.

Она смотрела на него и по-доброму вспоминала брата. Приезд Брэда стал лучшим подарком на Рождество! Можно было поговорить, а не только обмениваться электронными письмами. Все последние два месяца он был ей предан, и оба не собирались терять друг с другом связь. Но приходилось рассчитывать в основном на электронную почту или телефон.

По дороге в ресторан они непринужденно болтали. Брэд рассказывал о своих последних делах, а когда такси проезжало Нью-Йоркский университет, весело напомнил, что скоро Фейт поступит на юрфак и будет учиться в этих стенах. С ним было легко и приятно разговаривать. И Фейт призналась, как сильно обидела ее Элли, когда заявила, что не собирается домой на Рождество.

— Конечно, очень трудно смириться с этим, Фред, — согласился Брэд и ласково посмотрел на нее. — Хорошо толстокожим, а нам тяжело наблюдать, как вырастают дети. Сам бы никогда не поверил, что так буду скучать по сыновьям. Но их дело — расправить крылья, а наше — позволить улететь из гнезда. Неприятное занятие, — добавил он и взял ее за руку.

Так они и сидели, пока не доехали до ресторана. Фейт удивился, какое это было уютное местечко. Официант отвел им столик в тихом углу. Фейт на случай, если станет холодно, повесила пальто на спинку стула. И Брэд невольно отметил про себя, насколько она привлекательна.

— Иногда я забываю, как ты выглядишь, — усмехнулся он. — Когда получаю твои электронные письма, представляю, что тебе лет десять или четырнадцать. А когда мы встречаемся, вдруг понимаю, что ты уже выросла.

— Смешно, — отозвалась Фейт, — но со мной происходит то же самое. В моем воображении тебе все время четырнадцать, а мне двенадцать. Помнишь, как мы подсунули лягушку Джеку в кровать? — Вспомнив об их проказе, она расхохоталась.

— Еще бы! Он чуть меня не убил. А потом, когда я снова приехал, жестоко отомстил — подложил в постель змею. Я ужасно боялся этих его зерновок.

— И я тоже!

Они заказали ужин и полбутылки вина. Приятно было сидеть в этом тихом, уютном, спокойном месте и никуда не спешить, ведь Алекс уехал, и дома Фейт никто не ждал.

— Ну и что будет, когда в январе ты начнешь заниматься? — спросил Брэд после салата, пока они ждали главное блюдо. Оба понимали, что подготовительные курсы — еще не самое главное. — Как считаешь, Алекс смирится или окончательно взбесится?

— Думаю, вряд ли одобрит. Но мы почти не видимся и очень мало разговариваем. Он приходит домой, съедает ужин и ложится спать. А пару дней в неделю проводит в деловых разъездах. Ему требуется от меня гораздо меньше внимания, чем он сам полагает, — заключила Фейт. Она давно размышляла о своих отношениях с мужем.

— А ты? — Брэд внимательно посмотрел на нее. — Чего ты от него хочешь?

Об этом ее частенько спрашивал Джек, но Фейт боялась всерьез обдумать этот коварный вопрос. Она была из тех женщин, которые довольствуются малым и многого не требуют. Всю жизнь она воспитывала себя сама. Один только Джек ее поддерживал.

— Мне много не надо, — тихо ответила она и опустила глаза. — У меня есть все.

— Я имею в виду не материальную сторону, — уточнил Брэд. — Чего ты хочешь от него, чтобы твоя жизнь шла нормально?

— Моя жизнь идет как идет. Алекс не из тех, кто прислушивается к просьбам других, его волнуют только собственные проблемы.

— Отменная позиция! А кто же подумает о тебе?

Фейт только пожала плечами. В последние годы она по разным причинам окончательно замкнулась в себе. Требовалось время, чтобы пережить утрату брата. Она сконцентрировалась на девочках, а Алекс целиком отдавал себя работе. Погрузившись в переживания, Фейт отошла и от подруг и постоянно ощущала одиночество. Дружба с Брэдом стала ее спасательным кругом, его легче было впустить в свою жизнь, потому что он был частичкой ее детства и близким Джеку человеком. Фейт чувствовала, что в определенном смысле до сих пор не оправилась после смерти брата.

— Все, что мне действительно требуется, — это мои дети.

— Ты так считаешь? А как же Элли? Она как будто не в твоей команде, если собирается на праздники в Санкт-Мориц? Поступает так, как ей нравится, хотя это естественное поведение для любого ребенка.

Брэд говорил откровенно, потому что его беспокоило поведение Элоиз. Девушка во всем брала пример с отца и ни во что не ставила мать.