Это новая ступень, к которой я никогда себя не готовила.
Тони приглашал меня в семью. В настоящую!
– Ты ведь не знаешь обо мне ничего, – пробормотала я. – Ни кто я на самом деле, ни откуда… Так ведь нельзя.
– Ты не права. Я знаю достаточно, чтобы сделать свои выводы, а об остальном, если захочешь, ты расскажешь сама.
После ухода Тони во мне бушевали странные чувства. Душа словно разрывалась на две части. Одна боялась выйти из своей скорлупы и просилась в шум большого города, где было привычно и безопасно, где не будет рвущих сердце ковбоев с маленькими детьми, а вторая, просила рискнуть. Отбросить все сомнения прочь, выдрать из рук капельницы и мчаться на ранчо, чтобы обнять улыбчивую малявку и прижаться к теплой груди невыносимого мужчины.
Подобный шаг был для меня равносилен шагу в бездну без парашюта и страховки, с верой, что, где-то там внизу, подхватит Бог.
С этими мыслями я провела целые сутки, даже ночью спала плохо, а за гранью сна постоянно вертелся вопрос, что же мне выбрать. Утром пришел доктор. Он с радостью сообщил, что на поправку я иду удивительно быстро и что уже к вечеру маршалл Тейлор может забрать меня.
И вот тут я испугалась. Без шуток испугалась. Одно дело, когда не можешь решить между двумя вариантами, а совсем другое, когда кто-то говорит, что за меня уже все в принципе решено и уже вечером я уеду из Уичито.
– Мистер Тейлор сейчас в клинике? – поспешно спросила я.
– Да, – несколько рассеянно ответил доктор, заполняя что-то в карте. – Кажется, был в холле.
– Вы бы не могли позвать его. Мне нужно поговорить с ним.
– Конечно, – без проблем согласился мужчина и, закончив своим записи, вышел из палаты.
Маршал явился минут через двадцать, с двумя стаканчиками кофе, один из которых поставил передо мной.
– Я подумал, что вы тоже захотите, – вполне любезно заметил он.
– Благодарю, – поблагодарила я, почему-то глядя на напиток, как на самый страшный яд, даже глоток в горло не лез. – Я хотела бы поговорить с вами о новом переезде.
– Да, конечно, – Тейлор сел в свободное кресло. – Дело, фактически, решенное и новую фамилию и легенду почти выбрали…
– Подождите, – перебила я и выпалила на одном дыхании: – Не нужно никакой фамилии. Я бы хотела остаться.
Рука Тайлера с кофе замерла, а сам маршал уставился на меня с недоумением:
– Но, вы же сами мечтали о большом городе. Нам даже удалось подыскать вам местечко в небольшой газетенке…
– Не нужно, – еще раз отрезала я. – Мне действительно хочется остаться здесь. В Уичито. На ферме…
В палате повисла звенящая тишина. Я смотрела на маршала, он на меня, а после он оставил свой стакан на небольшую тумбочку и вздохнул особенно тяжело:
– Что ж, стоит подумать, что я буду писать в отчеты для руководства, – он поднял на меня понимающий взгляд. – Значит, Энтони Хоуп все же не врал, когда прорывался сюда с криками, что вы его невеста?
Улыбнувшись, я потупила взор, чем выдала себя в потрохами. Мне даже не потребовалось ничего отвечать, Тейлор и так все понимал.
– Пойду, расскажу Пастерсу, – произнес мужчина, направляясь на выход. – Он сегодня пришел в себя и, явно, решит, что мир сошел с ума, когда узнает, что его самая строптивая свидетельница, наконец-то, нашла свое место в жизни. Подумать только, на ферме…
Дверь за ним закрылась, и одновременно с моей души словно камень свалился. Я вдруг отчетливо поняла, что поступила правильно.
Не нужны мне никакие города. Хочу каждый день встречать закат в Канзасе, гладить подрастающую Хлою по голове и паниковать при виде торнадо, при этом, точно зная, что Тони меня от него спасет.
Уже этим вечером меня выписали. Я долго и рассеянно стояла у выхода из клиники, все с тем же своим стареньким чемоданом, тонной тональника на лице и ломала голову, как доберусь до фермы, если сегодня автобусы не ходят.
На помощь пришел все тот же Тейлор, любезно согласившись подвезти меня до пункта назначения.
– Хочу убедиться, что вы точно не попадете больше в неприятности, – заверил он.
Вообще, в отличии от Пастерса, он мне нравился гораздо больше. Пожалуй, работай мы с ним изначально, моя программа защиты свидетелей не напоминала бы каторгу с самого начала.
Маршал оставил меня на повороте, недалеко от забора, ровно там, где когда-то оставил автобус с розовым чемоданом, только тогда я была на каблуках, в нелепом платье и с безумной собакой.
Весь мой путь до фермы вызывал во мне чувство стойкого дежавю, разве что сейчас у меня было то самое зыбкое ощущение, которое я боялась спугнуть. Теперь я шла не на работу, а возвращалась домой.
Издалека я приметила дорогих сердцу людей. Тони, стоящего ко мне спиной, и держащего под ручки Хлою. Сейчас она делала свои первые шаги, неровно ступая крошечной ножкой в сандалике на землю. Топ-топ.
Вокруг носился Пуся, он же первый меня и заметил. Навострил уши, уставился в мою сторону, а в следующий миг рванул мне навстречу, сходу взлетая на руки, будто слоненок Джамбо из мультфильма.
Лицо тут же было вылизано и обслюнявлено любвеобильным псом, который казалось был готов лаять на всю ферму от радости.
– Элли! – Тони с малышкой на руках стоял рядом буквально через несколько мгновений. Я смотрела на них и видела в их взгляде целый мир, которого могла бы лишиться, согласись на предложение маршалов. – Ты вернулась.
Я рассеянно кивнула, все еще не имея возможности открыть рот и ответить словами, потому что Пуся продолжал меня облизывать.
– Значит, ты что-то решила по поводу нашего с тобой разговора? – в голове Тони было столько надежды, а на языке чихуахуа столько слюней, что мой премерзкий характер не мог не сострить в этот момент.
Поэтому, наконец-то, отстранив собаку, я все же выдала:
– Конечно, решила. Однозначно, остаюсь. Как же я могу бросить такого породистого пса в этом царстве коров и кукурузы. Без меня ему тут точно не выжить.
Словно понимая, о чем речь, Хлоя хихикнула и протянула ко мне ручки. Пусю пришлось спустить и взять малышку. Тут же заныло большое ребро, но все это было такой мелочью, по сравнению с теми чувствами, когда крошечные ручки обняли меня, и кроша с нежностью прижалась ко мне щечкой.
Это было самым лучшим подтверждением того, что я не ошиблась с выбором. Теперь я дома.
Глава 21
/Энтони Хоуп/
Она вернулась, и я снова смог дышать нормально.
Без Элли – а я просто уже не мог называть ее по-другому – на ранчо все вернулось на прежние места. Диего смотрел за Хлоей, я руководил работниками, пару раз приезжала проверять животных Джес. Но, ко мне она, благоразумно, не подходила, хотя смотрела щенячьими глазами, уже откуда-то зная, что натворила, сдав бандитам мою беглянку. И все вроде бы было ничего, но внутри образовалась пустота, которая изредка заполнялась от смеха племянницы или после посещения Элли в больнице.
Узнав, что ей предложат новое имя и место жительства, я немного замкнулся в себе, решая, что делать дальше. Для меня было очевидно одно – без нее все вокруг стало пресным. Просыпаясь утром, я все еще шел делать свою работу, но мыслями постоянно возвращался к хрупкой девушке, изгибы тела которой так хорошо помнили мои руки. Мне до безумия хотелось отправиться к ней и уговорить остаться с нами, со мной и Хлоей. Я бы мог пообещать ей что угодно, только понимал – не о такой жизни она мечтала и было бы очень эгоистично просить Элли выбрать нас. Еще был вариант – отправиться за ней, и его я тоже попытался рассмотреть. Продав ранчо и вспомнив то, чему учили в университете, я мог бы обеспечить нам достойную жизнь, такую, в которой мои девочки ни в чем бы не нуждались. Но, сам мог сломаться. Потому, что мое место здесь, вдали от суеты, махинаций и толстосумов, под которых нужно прогибаться, чтобы выстроить карьеру.
Я все еще размышлял над ситуацией, складывая в уме все “за” и “против” и анализируя возможный исход событий при принятии того или иного решения, когда в мысли ворвался громкий лай Пуси. Пес, мгновением раньше бегавший вокруг Хлои, делающей первые шаги, вдруг сорвался с места и понесся прочь, будто за ним гналось стадо бизонов.
Элли вернулась. И время остановилось.
Весь оставшийся день я не мог в это поверить, бросив работу на ребят и нагло оставшись с ней рядом. Мне все время казалось, что она вот-вот передумает, опомнится и уедет. Но Элли сидела рядом, смотрела с искренним теплом и гладила по спутанным волосам Хлою. У ее ног преданно лежал Пуся, а за окном медленно таял день, уступая место нашей ночи.