— Нет. Хотя один глупый можно было задать.
— Ник во дворе уже был, Кефиром стать не хотелось, вот и пришлось выбрать себе кличку прежде, чем другие придумают. Нам надо поговорить, Ири.
— Надо было три месяца назад, а сейчас не о чем. Прости, ко мне пришли. Прощай.
Повесила трубку. Холод, и больше ничего. Но про Скифа спросила, значит, небольшой интерес все же остался. Превратим его в большой.
— Вот моя жизнь — цветная карта мира, вся жизнь лежит передо мной, что не сбылось — нанесено пунктиром, все, что сбылось — сплошной чертооооооооооооой…
Вот и кассеты пригодились, и "Электроника", и наливка, и гараж. Натка как чувствовала, что наливки не так и много, притащила шампанского, а Ленуська коньячка. Под Андрея Державина постановили, что все мужики — козлы и сволочи и слез наших не стоят. Поэтому перешли на Глызина, пусть мы не Ангелы, но где-то есть те, для кого мы ими будем, осталось только их найти… и прибить за все — за молчание, за обман, за самоуверенность, за годы ожиданий, за все. Под "Комиссара" просто попрыгали с дикими воплями подвывания. Собравшись порыдать, мы успели все — и поплакать, и поржать, и выпить, и потанцевать, и поругаться, и помириться, и найти тайный смысл жизни (правда тут же забыли, в чем он). Таксист не слишком обрадовался трем пьяным женщинам, живущим в разных концах города. Всю дорогу пели такое старье, что даже уже нафталин там не для сохранения, а для украшения.
— Атас, — орал в динамике Расторгуев. "Атас" — звучало у меня в голове. Только атаснуть не сильно получилось, драпать из такси была не в состоянии, только выползать, а на карачках далеко не сбежишь. От встречи с асфальтом меня спасло вмешательство кочующего неандертальца. От общения с водителем спас он же. И даже не подумаю ему деньги за такси возвращать. У него их много, не обеднеет, скотина.
— О, какого красивого дядечку к нам занесло. Это каким же ветром? А, Некефир?
— Решила устроить сцену.
— А почему бы и нет? — пыталась подбочениться, но получалось хреново, если бы он меня не держал, получилось бы намного лучше. Часть меня таки хотела устроить скандал, но другая, проспиртованная, уже хотела спать, и, кажется, вторая побеждала.
— И что нужно? Ик. Прости. Что пожаловал в наше захудалье, а Никофор Лентович? Ик. Леонтович. Ик.
Никогда не думала, что в лифте может укачивать, но меня прям реально тошнить начало, может, и не из-за лифта, может, из-за попутчика.
— Вали из моей квартиры.
— Свалю, не переживай.
— Отпусти.
— Уверена?
— Да.
И какого он меня отпустил, я ж упала, хорошо хоть на кушетку, а не на пол. О, подушечка, пледик, доползла, спатушки, а свет мне не мешает.
Будильник орал дурниной, я почти проснулась, чтоб отключить его, и тут мысль про обход разбудила меня окончательно. Подскочила, рухнула на пол, запутавшись в одеяле, доползла до дверей ванной, от пут удалось избавиться. То, что отразило зеркало, лицом назвать было нельзя. Тазичек, холодная вода и бегом на кухню. Лед есть, весь его в тазик и туда же лицо. Пока воздуха хватало, была в воде. На очередном выныривании дыхание перехватило, от возмущения.
— Что ты тут делаешь?
Ответ не услышала, нырнув опять в ледяную воду.
— Тебе чего? Чай с лимоном? Минералку? Молока?
— Иди на фиг.
— Вчера твои предложения о походах были интересней.
Опять нырнула. Лед уже почти весь растаял. В ванную. Так, ну глаза уже есть, и то хорошо. Крем, краситься не буду, только хуже станет. Передние пряди подкрутить, типа челка очень длинная, чтоб часть лица скрывала. Так, одежда, джинсы, футболка, рубашка, носки, кеды, блин, лифчик чуть не забыла. Жаль, что очки солнечные нельзя, при освещении на объекте ноги и так переломать можно, а в очках убиться только.
— Вон.
Телефон схватила, рюкзачок с нужным.
— Я сказала — пошел вон.
— Ири?
— Вон, я уже опаздываю.
— Провожу.
— Значит так, Некефир Леонтьевич, нам разговаривать не о чем, был курортный романчик, да весь вышел.
— Точно весь?
— Ага. Три месяца — достаточный срок, чтоб найти новое увлечение.
— И где?
— Что где?
— Увлечение где?
— К нему и еду.
— Ох, даже жаль мне его, с такой руганью собираться на свидание.
— Ничего, он любит с огоньком да с перчиком.
Генподрядчик другого не понимает, только когда с арматурой в одной руке, с мегафоном в другой, тогда у него уши открываются и глаза видеть начинают.
Телефон пискнул, опять кто-то в ватсапе строчит с утра пораньше. Открыла дверь. Он шагнул за порог. И тут же дверь и закрыла. Обход отменился. Только зря лед переводила, с минералкой он бы сейчас пригодился. Ладно, выпью просто прохладной.
В обед все равно пришлось выбираться из дома. Привычные проверки офисов продаж, разговоров колл-центра.
— К вам пришли.
— Я, по-моему, ясно сказала, чтоб без предварительного звонка ко мне никого не пускали.
Секретарь и охранник стушевались.
— Клиентов же говорили сразу вести.
— В переговорку. Да и он не клиент.
— Но могу им стать.
Отпустила свидетелей, чтоб, если что, показания дать не смогли.
— И что вам нужно, Некефир Леонтьевич?
Уселся на стол рядом. Вот даже генычу такое не позволено. Взгляд "убийственное недоумение, как можно быть таким хамом". Ухмыльнулся, пересел в кресло.
— И что же вам нужно?
— Поговорить хочу.
— Так говорите, только за пределами моего кабинета.
— То есть, все же придется стать клиентом.
— Станьте, спихну вам весь неликвид втридорога, у меня чудесные менеджеры по продажам, и мертвого уговорят. Не отнимайте мое время, пожалуйста.
— Злишься. Это обнадеживает.
— Просто не хочу тратить время впустую.
— А если бы явился, как планировал, с цветами, мехами, бриллиантами, стала бы разговаривать?
— Конечно, после того, как сожрал бы все розы с листьями и стеблями вместе.
— И мехами бы закусил?
— Да, и стекляшки на десерт.
— Ири, ты не представляешь, сколько я сил потратил, чтоб сюда вернуться раньше. Прости, но это уже привычки и требования элементарной безопасности, финиш проекта, рядом только те, кому доверяю. Я стараюсь не путать личную жизнь и работу.
— Все сказал? Или еще что-то осталось?
— Ири, ты же тоже не звонила, — еще и реально упрек в голосе.
— А кто ты мне, чтоб я тебе звонила?
— Ири, — шустрый какой, сразу меня на стол посадил, между ног пристроился, — ты не представляешь, как мне хотелось, чтоб ты позвонила, чтоб я мог сбежать с этих чертовых совещаний, обсуждений, испытаний, из этих благословенных Штатов.
— Ты же не путаешь личную жизнь и работу?
— С тобой все путается, Ири, моя Ири.
— А вот путаться со мной не стоит.
— Соскучился по тебе.
— Странно, а я нет. Ты только свою работу с личной жизнью не путаешь, так? А мою работу с твоей личной жизнью путать можно. Прям тут, на столе, на виду у тех, кто в офисе.
— Ири.
— Мне еще шефу объяснять, почему же ты в офис завалился, так еще и клиентом не стал. Убрал руки и выпирающую часть тела и пошел вон. Кефир недопитый. Развлечение себе другое найди. Как искать, знаешь.
— И как?
— На входе встаешь и выбираешь. Дверь вон. И больше меня не беспокойте, разлюбезный Скиф Леонтьевич.
Ушел. Почти. Вот мать твою, с генычем столкнулись, рукопожатиями обменялись и в кабинет ушли. Ничего хорошего для меня точно не будет. "С розами, мехами и бриллиантами", ага, не столкнулись бы на презе, и не вспомнил бы. Кефир чертов.
Не удалось сбежать, в лифтовом холле помощник директора поймал и попросил тире приказал вернуться.
— И?
Вместо приветствия и обычных политесов. Сделала вид, что кочевника, стоящего у стены, не заметила.
— И тебе добрый день, Ирада.
— У меня такси внизу. Если хотели поздороваться, то я пойду.
— Отпусти такси, разговор есть.
Пришлось отпустить и сесть за стол пред начальственными очами, с кисломолочкой за спиной.
— И что хотел Никифор Леонтьевич?
— А ты его откуда знаешь?
— Спала с ним непродолжительное время.