Гвардеец был неплох, телефонная будка хороша. А ночью решила открыть совсем другую коробочку, в виде фонарика.
— Блин, а эти еще и светятся…
Теперь у меня появился любимый магазинчик в переулках Лондона, с маленькими квадратиками в витрине.
— Почему ты не сказала, что уволилась?
— А должна? — лениво потянулась, перевернулась, дотянулась до пульта и отключила надоевшее кино.
— Предпочел бы узнать от тебя, а не от Скрипки.
— Стружки, его фамилия Стружка, и где ж ты на него наткнулся?
— В лифте, он так пиликал, как счастлив, что может мне помочь продать дом, что теперь у него более профессиональный коммерческий директор.
— Согласился?
— Нет.
— Зря. Он действительно хорош, неликвид весь сплавил, — про то, что ему цену за квадрат в разы уменьшили по сравнению с моим планом, промолчу, — продал бы за приличные деньги.
— Ничего продавать не собираюсь. Мне нравится дом.
— Да? А если бы согласилась продавать?
— Тебе бы пришлось поехать ко мне, а там я бы постарался, чтоб о продажах забыла.
— Ой, забыла, четыре часа уже прошло.
Он недовольно поморщился, позволяя мне встать.
— Разоблачайся, дорогой.
— Уверена?
— Считай, что меня это заводит. Могу помочь.
Пальцы проникли под резинку боксеров и стали стягивать их вниз. Осторожно гладила спину.
— Ири?
— Что?
— Может, не надо?
— Надо, Скиф.
Еще раз провела по его коже, он весь напрягся, ожидая продолжения. Лизнула шею, от неожиданности вздрогнул, прикусила мочку уха.
— Ири, — прошептал Скиф, реагируя на мои ласки.
Но через секунду взвыл.
— Черт.
— Не двигайся, надо делать все медленно.
Трехкомпонентный шприц для этого и придуман, чтоб можно было вводить все медленно и одной рукой. Ватка со спиртом, прижала к месту укола.
— Держи, схожу выкину шприц.
— Угу.
Терпеливо держал, ожидая моего возвращения, черт, и даже с таким, простывшим, постанывающим периодически от боли, ощущала себя абсолютно защищенной, хотя вломись сейчас кто-нибудь в наш мирок, не уверена, что он смог бы накостылять негодяям. Еще раз прошлась по пластырю, приглаживая, чтоб не отвалился. Легла рядом, его рука тут же оказалась на моей талии.
— Тебе неудобно же.
— Удобно. Мне совсем другое неудобно, что ты со мной возишься.
— Не приезжал бы тогда.
— Хотел увидеть.
И думал, что выдержу боль, просто загляну на минутку, поцелую и уеду. Чтоб не знала, не видела, но спина решила по-другому.
— И где ж умудрился?
— Машину вытаскивали.
— И в какой же глуши в это раз?
— В Алтайской.
— Опять молодое дарование эвакуировал, чтоб на обучение в приличный ВУЗ пристроить?
— Ага, дороги жуть.
— Поспи, тебе отдыхать надо.
— Переедешь ко мне?
— Нет.
— Почему?
— Статус изменится.
— И какой сейчас статус?
— Ты мой любовник, хочу зову, хочу не зову.
— А у меня?
— Любовница — жди, приедешь или другую навестишь.
— Ты у меня одна, Ирадка. Переезжай.
— И кем я там буду? Ожидалкой постельной?
— Женой, Ирадка, будешь женой.
— Побочные действия лекарств? Бредишь?
— Нет. Я ж уже предлагал, решения не меняю.
— Точно побочка. Давай спать, Скиф, завтра поедем к твоему суперврачу, он тебя проверит, и голову заодно.
— Своему не доверяешь?
— Доверяю, но он всего лишь хирург в поликлинике, может, есть лекарства лучше, а он о них не знает.
— Ты мое лекарство.
— Как лекарство говорю: спим.
И все равно прижал к себе, хоть и больно. Что ж, он первый мужчина, которому я засандалила укол, времени потренироваться на апельсинах не было. Сосед-врач сказал колоть через каждые четыре часа, и первый укол сделал сам, остальные для меня. Как же он сказал: не переживай, его жопа, пусть он и волнуется. Но его задница меня волновала, и не только она, остальные части тела тоже, и весь он целиком волновал, как-то совсем незаметно с каждым приездом, посиделками на кухне, спорами у телевизора, ночами, полными страсти и нежности, иногда навязчивой заботой, он стал нужен, слишком нужен. Замуж? Зная, что его хватит года на два? Почувствовать себя Женщиной, рядом с которой ее Мужчина, пусть и на время? Сожалеть, что не согласилась или сожалеть, что согласилась? Позже решу, а сейчас придвинуться чуть ближе и уснуть вместе, чтоб через четыре часа опять обнажать его ягодицы и засандаливать очередной укол.
Зима уже, а я так и числилась безработной, и меня это особо не напрягало, а вот моих бывших работодателей даже очень.
— Отыграться решила?
— Нет. Просто консультирую.
— И ты думаешь, мы на это пойдем?
— Это ваш выбор, не хотите двадцать миллионов, ждите того, кто заплатит двадцать пять. Ну или лижите его лучше, он это любит.
Клиент вернулся за столик.
— Я еще нужна? — свое мнение озвучила, а дальше решать вам.
— Спасибо, Ирада.
— Была рада увидеть.
— Я тоже, — почти правдиво произнес Грунз, что заменил меня у Стружки.
Дальше действительно не мой вопрос, попросили оценить объект и перспективы вложения в него денег, сделала. Закуталась в шубу, и хорошо, что теперь не надо шагать на шпильках, чтоб поразить клиента стилем, унты куда удобней, в коем-то веке в снежной московской зиме их можно было носить. Дошла до Новодевичьего монастыря. Отправила фотографию, звонок раздался сразу.
— Не уходи, сейчас за тобой приеду.
И главное, таким приказным тоном. И что значит — не уходи? Не май месяц, холодно. Но далеко от пруда уходить не буду.
— Привет, — подхватил меня на руки и закружил.
— Ой, напугал. Ты быстро.
— Ехал почти мимо, хорошо, что фотку прислала.
— Как спина?
— Ты мне теперь ее все время поминать будешь?
— А может, я волнуюсь о твоем здоровье? Можно ли тебе меня на руках носить?
— Можно, после твоего лечения и подарка здоров как бык.
— А я говорила, что пояс из собачьей шерсти творит чудеса, — немного ехидства все же в голосе оставила. Скиф расхохотался.
— Куда ты меня тащишь?
— Считай, что я тебя похищаю.
— Кричать надо?
— Не здесь, — поддел Скиф, намекая, что мои крики уместней в спальне.
Водитель открыл дверь машины, меня очень аккуратно устроили на сиденье. Скив обошел машину и сел с другой стороны.
— Ты же должен быть в Лондоне?
— Ага, еще целых три дня, но решил, что доделают без меня, хвосты подчищать и сопли собирать — не барское дело. Ирадка, как же соскучился.
Сгреб меня в охапку и пристроил к себе на колени.
— Куда едем?
— Ко мне, побудешь немного моей любовницей, — что-то жарковато в шубе, но снимать не буду, а то остальное тоже снять захочется, очень захочется, ведь его губы уже нашли мои.
— Немного? На большее тебя не хватит?
— Ирада, я и так еле сдерживаюсь, чтоб не стать твоим любовником прямо сейчас.
— И что тебя сдерживает? Воспитание?
— Отсутствие перегородки, тут ее нет, а я не готов делить тебя даже с отражением в зеркальце заднего вида.
— Жадина.
— До тебя я жаден и деспотичен.
Не буду провоцировать, а то сама не сдержусь, больше месяца отсутствовал, а я решила гордо расстаться, что за отношения, больше врозь, чем вместе, и выдержала только день, потом сама позвонила. К черту гордость, мне с ним хорошо, пусть и видимся редко.
— Заманил все же. Это его надо было продать?
— Не надо было, только тебя заманить.
Шуба исчезла, а он остался. Целоваться у дверей — моветон, но в нашей крови аристократов не было, можем и забыть о приличиях. Его руки подхватили меня под бедра, прямо у дверей и будет все, пусть и моветон, но, черт, до других комнат я точно не дойду, если только он донесет. Но и его дверь устраивала, и мои ноги на талии.
— Ой, прости, я думала, ты один.
И как-то желание сразу ушло, и ноги с его талии на землю, то есть мрамор, вернулись.
— Ты вообще не думала. Тебя здесь не должно было быть.
Скиф нехотя повернулся к дочери, закрывая меня, давая возможность привести себя в порядок.