— Лиза?.. — пробормотала она и попыталась приветливо улыбнуться. Но ей явно не хватило каких-то деталей, потому что улыбочка получилась просто омерзительная и насквозь фальшивая. Так же как и голос великой психологини, которым она попробовала продолжить свою бездарную игру: — Какая приятная неожиданность… Ты к Ларочке?.. А она спит…
После грохота, который я только что тут устроила, спать мог лишь глухонемой от рождения. Стоило ли поддерживать этот самодеятельный спектакль? Я, глядя Шурочке прямо в глаза, отчеканила:
— Мне нужен Вильям. Немедленно. Я знаю, что он здесь, я вообще все знаю! И если ты думаешь со мной разделаться так же, как вы разделались с Любочкой Вышинской, — знай, меня на улице ждет еще одна его жена… Ясно?!
Дело в том, что, едва увидев Ларкину сестрицу, я действительно поняла, что наши ужасные предположения об истинной сути происходящего — никакие не предположения, а самая настоящая правда… Так что, говоря все это рыжей ведьме, я не лгала: я действительно знала, что это так! И с совершенной уверенностью чувствовала, что наш с Танькой муж, как это ни ужасно, — где-то совсем рядом…
Моя собеседница между тем оказалась упрямой и глупой.
— Господи, Лизочка, о чем это ты? — Ее мохнатые брови взлетели вверх в тщательно разыгранном изумлении. — Какой Вильям? Да еще тут, у нас, в тишине и спокойствии?..
— Ты прекрасно знаешь какой! — возмущенно заорала я, глядя на лестницу, ведущую из этого безвкусно обставленного холла наверх. И только хотела добавить что-нибудь особо ядовитое относительно здешней тишины, как в одну секунду покой этого гнездышка был нарушен.
Во все еще приоткрытую дверь, прямехонько из-за моей спины, грянул ужасный по силе громкости голос.
— Внимание! — трещало позади меня. — Всем руки за голову и выходить по одному, дом окружен!
И снова:
— Внимание! Дом окружен, всем находящимся внутри предлагается покинуть помещение…
Вот когда я на собственной шкуре ощутила, что такое настоящий ужас. Но достичь внезапного остолбенения у меня, к несчастью, не получилось: в тот момент, когда я потрясенно повернулась к открытой двери, откуда-то сверху и слева, как я успела заметить боковым зрением, то есть со стороны лестницы, с тигриной скоростью метнулась тень и я оказалась в чьих-то железных объятиях… Отнюдь не дружеских!..
О какой дружбе может идти речь, если вас довольно-таки крепко обнимают непосредственно за шею, существенно затрудняя возможность дышать, а в ваш висок упирается что-то железное?!
Дернувшись изо всех сил, я, прежде чем набросившийся на меня душегуб вернул мое тело в исходную позицию, успела углядеть копну белокурых кудрей и мелькнувший под ними древнегреческий профиль. И поняла, что впервые за полтора года и, вероятно, в последний раз в своей несчастной жизни нахожусь в объятиях моего… нашего с Танькой бывшего мужа… При этом никакой возможности посмотреть ему в глаза у меня не было, хотя, как и мечтала, добралась я до Вильки самая первая из всех, включая ментов и фээсбэшников… Стоит ли говорить, как горячо я об этом пожалела?!
— Виль… — прохрипела я, пытаясь окликнуть беглого мужа по имени, но тут же оставила эту идею, поняв, что могу делать исключительно что-нибудь одно: либо дышать, либо разговаривать.
— Заткнись, сука!.. — прохрипел над моим ухом искаженный злобой до боли родной голос. — Убью!..
— Вильям! — пискнуло за нашими спинами с характерным для Шурочки провизгом.
— И ты заткнись! — рявкнул озверевший муженек, уже не пойми чей. И пинком ноги, поскольку руки у него были заняты мной и пистолетом, приставленным к моему же виску, он открыл дверь… Еще недавно тихое и пустынное дачное подворье целиком и полностью преобразилось! У меня, попавшей на крыльцо из полумрака ведьмячьего холла, буквально запестрило в глазах от множества людей в камуфляжной форме… И хотя у каждого, насколько я сумела понять, в руках был свой собственный автомат, а у одного из них, стоявшего впереди с мегафоном на шее, еще и пистолет, никто и не думал стрелять. Должно быть, всем сразу стало ясно, что попытайся они это сделать, и за мою шкуру никто бы не дал даже дохлой мухи. Но снявши голову, по волосам, как говорится, не плачут. И поэтому я, отогнав всякую мысль об освобождении, покорно повисла в Вилькиных руках.
— Вы, все! — рявкнул он, поправив для удобства мое обвисшее тело. — Слушайте и запоминайте!.. Всем расступиться и дать дорогу к машине, желтому «мерседесу», припаркованному напротив!.. Малейшая попытка воспрепятствовать, и от этой сучки останется одно воспоминание… Всем ясно?!
Ответом Вильке была гробовая тишина, в которой стали слышны чьи-то тоненькие, горькие рыдания, доносившиеся из дома.
Потом тот, который с мегафоном, что-то коротко сказал остальным, и Вилькино приказание начало исполняться на глазах: в мгновение ока перед нами образовался коридор, с живыми стенами из пятнистого камуфляжа, я ощутила увесистый пинок пониже спины и, издав какой-то совершенно неожиданный для меня самой писк, в последний раз в жизни взяла себя в руки, чтобы достало сил переставлять ставшие кисельными ноги…
— Прочь с дороги! Все!.. — заорал умный Вилька, не пожелавший, чтобы его достали со спины в процессе нашего движения, которое длилось (я и сейчас так думаю) целую бесконечную вечность.
И спустя какие-то секунды позади нас образовалась пустота, чего нельзя было сказать о пространстве впереди. Потому что на пути Вильяма к желтому «мерседесу», и впрямь припаркованному рядом с кустами, где должна была и по сей момент отсиживаться счастливая по сравнению со мной Танька, возникла одна-единственная фигура… В тот миг, когда я увидела Фрэда, стоявшего с опущенным вниз пистолетом в руках, мне впервые и самой захотелось умереть: этот отчаянный дурак все-таки решил осуществить свою мечту — поглядеть в глаза другу детства…
— Уходи, убьет! — прохрипела я, почти теряя сознание от удушья, поскольку Вильям, видимо, тоже опознал Фрэда и его железобетонные мускулы молниеносно превратились в стальные. Настоящий медвежий капкан! А ведь я, если вы помните, тоненькая и хрупкая, мне бы вполне хватило и каких-нибудь заячьих силков!..
Наверное, я бы все-таки выстояла, если бы не последовавшие затем события, уложившиеся, во что я и до сих пор не верю, в какие-то полторы минуты.
Зажав меня стальной хваткой, возлюбленный муженек тут же перенаправил дуло пистолета с моего виска на своего друга детства… Кажется, одновременно с этим что-то выкрикнув. Лично я помню только адский грохот выстрела у себя над ухом и Фрэда, на лице которого не было ничего, кроме глубокого недоумения… Как-то неуверенно шагнув вперед, мой бывший телохранитель медленно, словно в рапидной съемке, опустился на оба колена прямо в пыль, глубоко вдохнул ртом раскаленный воздух нынешнего проклятого лета и уж потом упал лицом вниз, выронив свой пистолет… Кажется, я все-таки сумела заорать, потому что помню жуткий удар в спину, которым наградил меня супруг, и то, как он волоком потащил меня к своему «мерседесу».
В тот миг, когда мы достигли оказавшейся открытой дверцы и бывший родной и близкий человек начал запихивать меня вовнутрь, все и случилось.
Кошмарный звук, напоминающий слово «Хряп!», и отчаянный женский визг прозвучали и слились воедино, когда Вильям запихал меня в «мерседес» примерно наполовину и с помощью пинков проталкивал все остальное во вполне понятной безумной спешке. В ту же секунду пинки прекратились, Вилькины пальцы отпустили мое истерзанное горло. Потрясенная всем этим, я открыла глаза, зажмуренные с того момента, как упал Фрэд, и увидела… Никогда в жизни вам не догадаться, что именно я увидела. Точнее — кого!
Прямо передо мной, наполовину впихнутой в салон машины, во всю глотку визжала, приплясывая на месте, моя Танька!.. В Танькиных руках была крепко зажата монтировка, которой она размахивала, как дикий индеец каким-нибудь томагавком, только в отличие от бумеранга на монтировке отчетливо виднелась кровь… Стало ясно, почему моя подружка визжит и скачет: это была ее обычная, еще с детства, реакция на вид крови даже при пустяковом порезе… Ничего не соображая, я с трудом оторвала взгляд от заливисто визжащей, отплясывающей подруги и увидела одновременно две вещи: у Татьяниных ног какой-то совершенно безвольной кучкой валялся наш общий возлюбленный, и не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто именно приварил ему с такой силой по башке, окрасив его белокурые кудри в алый цвет… От ворот дачи к нам уже бежала, наверное, целая тысяча людей в камуфляже, размахивая своими бесполезными автоматами и пистолетами.