— Благодарю. — Вытащив из кармана телефон, отдаю пальто. — Все наверху?

— Да-да, проходите.

Поднимаюсь по узкой лестнице на второй этаж, в небольшой зал для вип-клиентов. Уже много лет семейные праздники проходят в этом месте.

Ну, вот, весь зверинец в сборе. Мамочка, папочка, сестра и ее муж.

— С днем рождения, мама, — выдав сухие поздравления, протягиваю через стол конверт. В нем подарочный сертификат на какие-то процедуры в каком-то спа-салоне. Я это не покупала. У меня много подобного хлама скопилось на работе в нижнем ящике стола. Нашла не именной, им как раз нужно воспользоваться до конца месяца. Сама точно не выберусь.

Мать выходит из-за стола и лезет обниматься.

— Настенька, доченька, как хорошо, что ты приехала.

— Работы много. — Подставляю щеку для поцелуя.

— Это понятно. Но отдыхать тоже надо. Нельзя же думать только о работе, — мило и назидательно выговаривает мне она.

— Я не забываю, у меня в телефоне напоминание.

Все смеются, будто я сказала что-то очень-очень смешное. Не смеемся только я и моя сестра. Полина смотрит на меня внимательно и оценивающе: ищет изъяны. Но не находит. К ее великому сожалению. Она бы хотела для меня грудь поменьше, морщин побольше, а волосы потоньше. Но, увы, что есть, то есть — хорошая грудь, гладкая кожа, густые волосы и ресницы, как у коровы.

Чокнувшись со всеми бокалом за здравие маменьки и чуть пригубив вина, приступаю к еде — голодна ужасно, сегодня не обедала. В разговор не погружаюсь, ничего нового не обсуждается. Каждый дает маленькое представление. Мама гордится дочерьми, папа — собой, Полина — бриллиантами в ушах, а Демьян… Демьян ничем не гордится, он смотрит мне в рот. В прямом и переносном смысле этого слова.

Зверинец, одним словом, да. Но главный зверь здесь все-таки я. Ненавижу свою семью. Мне уже хватает смелости это признать и не корчить из себя хорошую послушную девочку. Я уже не боюсь таких громких слов, и мне за них не стыдно. Не верю в фатум, судьбу, карму и прочий бред, если бы в жизни существовала какая-то высшая справедливость, мои родители сейчас горели бы в аду. Но они живы и здоровы. Они пьют шампанское, едят красную икру и два раза в год отдыхают в тропиках.

Пора валить отсюда, пока я кого-нибудь не сожрала…

— Как Филипп поживает? — интересуется вдруг Полина.

Хотя нет, не вдруг. Это Дёмка доигрался.

— Прекрасно, — отвечаю миролюбиво, при этом зная: сейчас в ход пойдет тяжелая артиллерия. Сейчас Настя должна срочно стать неудачницей, у нее же ни семьи, ни детей, а только престарелый любовник. В ее-то возрасте!

— Жениться на тебе не собирается?

— Я не спрашивала.

— Как это не спрашивала? Не хочешь замуж?

— Мне нельзя замуж.

— Почему это? — смеется Полина наигранно, оттого немного визгливо.

— Потому что я люблю спать поперек кровати, — серьезно говорю, глядя на Демьяна. У меня тоже есть свои приемы. Запрещенные. Всего один. Но мне его на всю жизнь хватит. Давно прошло то время, когда я позволяла кому-то безнаказанно ездить мне по нервам. — Дёма, я машину оставила на служебной, ничего? — говорю таким тоном, точно не про служебную стоянку спрашиваю, а предлагаю себя трахнуть.

Демьян больше не смотрит мне в рот. Он смотрит на мою грудь. Черная шифоновая блуза просвечивает черное белье, так что кое-что ему сегодня все-таки перепадет.

Полька заливается пунцовой краской и смотрит то на отца, то на мать, ища поддержки. Но поддержки не будет. Ни отец, ни мать не будут меня одергивать. Папочка решил подложить себе салата с тунцом, мамочка вдруг заинтересовалась дизайнерскими светильниками. Лицемеры гребаные. Я, наверное, тоже лицемерка. Знала, чем это все закончится, и все равно пришла.

Знаю, зачем пришла…

— Дём, скажи, пусть пальто принесут, мне пора.

Мне приносят пальто, я радостно прощаюсь с захмелевшей родней и спешу на улицу.

— Я тебя провожу.

Демьян упрямо тащится за мной. Стены ресторана его пока спасают, но как только мы оказываемся за их пределами, я спускаю на него всех собак:

— Отстань ты от меня, видеть тебя не хочу!

— Настя, столько лет прошло, а ты до сих пор меня ненавидишь. Ну, прости…

Он пытается быть вежливым, пытается взять меня за локоть и поддержать, чтобы я не поскользнулась на подмерзшем асфальте, но я отбрасываю его руку.

— Простить? — Меня сейчас на куски разорвет. — За что? За то, что ты мне жизнь испоганил?

— Могу я что-нибудь для тебя сделать?

— Можешь! Исчезни! Мне было бы гораздо легче жить, если бы ты, после всего, что сделал, просто исчез из моей жизни. Испарился! Но ты не исчез! Ты, отморозок, женился на моей сестре, а она, дура отмороженная, согласилась. И вот вы живете и строите из себя приличную семейку. Как баба оргазм имитирует, так и ты, Демьян, имитируешь семью! Только бабы стонут. А ты уже даже не стонешь и не дергаешься. — Точно. И сама удивляюсь своему сравнению, будто слышу его со стороны. Я ж буквально в лицо ему плюю, а он стоит — обтекает. — Ну что ты за мужик, — кривлюсь от омерзения, — и ты такой всегда был. Поэтому я не с тобой. Ты даже галстук носишь… ты или сними его совсем, или затяни нормально! — Поддаюсь своему порыву, хватаю его за галстук, затягиваю тот на шее до упора. Мы неприлично близко друг к другу, Демьян, наверное, от радости в штаны кончил, а я смотрю ему в лицо и вижу тонкий шрам на его щеке. Шрам скрывает щетина, но я знаю, что он там есть. — Если когда-нибудь от меня будет зависеть сдохнуть тебе или выжить, ты сдохнешь. Я тебе клянусь. Если это будет зависеть от меня, ты сдохнешь. — Отталкиваю его, и он, пошатнувшись, отступает.

— Просто я любил тебя, а ты не поверила.

— Я тебе тогда не поверила, я тебе и сейчас не верю. Никого ты не любишь. Ты просто заигрался. Вы все — заигрались. — Открыв дверцу джипа, я уже собралась сесть за руль, но глянула на Демьяна снова. — Слушай, у тебя есть любовница? Может, тебе завести? Не-не, я не про себя. Меня ты трахнешь, только если я мертвая буду. Мой совет: заведи себе девку.

Он рассмеялся нетрезво и отрывисто.

— Серьезно, — иронично улыбаюсь, — ты будешь трахать свою шлюшку, Полька будет это понимать, будет тебя долбить. Ты будешь виниться, вымаливать прощение, покупать ей всякую дорогую х*йню… Вы здорово заживете! Станете настоящей семьей, вас, наконец-то, хоть что-то объединит, кроме меня. Давай, подумай, — смеюсь, заводя машину.

Полька бы рвала и метала, слыша мои слова, она думает, что я ее люто ненавижу. Но это не так. Она мне не враг, это не ее война. Не наша с ней. Полина заложник обстоятельств, но мне ее не жаль. Совсем не жаль, потому что только грандиозно тупая дура могла в такое вляпаться.


Думала, что после ресторана поеду домой, но теперь точно нет. Теперь мне нужно принять человеческий вид, и только один человек в этом мире способен привести меня в норму.

«Хочу приехать», — пишу сообщение.

«Жду», — сразу приходит ответ.

«Что купить?»

«Все есть»

Это моя подруга. Я ее обожаю. Много за что. И за это в том числе. Что могу написать «Хочу приехать», а в ответ всегда получу «Жду». Даже если напишу в пять утра, в ответ я все равно получу «Жду». Даже если Тоськи не будет дома, то «Жду» мне напишет ее муж, Славка. Он встретит меня, обнимет, поцелует, по-братски прижав к груди. Выжрет со мной бутылку коньяка, выслушает все мои бредни, согласится, что все козлы, уложит спать, а с утра сходит за минералкой. Потому что они, Славка и Тоська, моя семья.

Моя настоящая семья.

Подъехав, оставляю машину у подъезда и звоню в домофон. Слышу «Кто?» — и мне уже легче. Пока поднимаюсь в лифте, мне становится еще легче. И совсем хорошо, когда Таисия открывает дверь и радостно прижимает меня к себе.

— Ты вовремя, я как раз одна, Славка на дачу свалил.

— О, просто супер, — радуюсь я.

Нет, Славку я люблю. Но, если он дома, разговора о своем, о женском у нас не получится.

На кухне пахнет чем-то вкусным. Меня интересует только коньяк, и Тося это знает. Я еще присесть не успеваю, она уже сует мне в руку хрустальную рюмку.