— А как? — тихо говорит она. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. А как тогда должно быть?
— Не знаю!
Не знаю я, как это должно быть. Может быть, как первая любовь. Или не первая. Вторая. Любая. Посмотрел, сердце ёкнуло — и внутри что-то перевернулось, потеплело. Едва подумав об этом, тут же вспоминаю мальчишку с мячом. Рыжий, голубоглазый, с веснушчатым чумазым носом.
— Ладно, — шумно вздыхает жена. — Ты же сказал, что мы еще встретимся?
— Встретимся.
— Вот и хорошо.
Обязательно встретимся. Теперь у меня цель и предметный разговор. Хочу побольше узнать о негоднике, с которым ни у кого нету сладу.
На следующей неделе мы снова наведываемся в детский дом. В то же время. Опять двор полон шумной детворы, я всматриваюсь в толпу детей и нахожу глазами того рыжего пацана. Всю неделю он не выходил у меня из головы. Сколько ему? Ростом маленький, но координация хорошая, словарный запас блещет обилием ругательных слов — лет шесть-семь ему, наверное. Почему-то хочется, чтобы он меня заметил. И он замечает, только не подает виду. Не смотрит на нас с Настей, но кричит теперь громче, с нотками театральности, важно задирая конопатый нос.
— Настя, ты иди, я сейчас, — отправляю жену к Любови Денисовне, а сам задерживаюсь во дворе.
— Почему?
— Иди, я минут через пятнадцать к тебе присоединюсь.
— Ладно, — не возражает она, хоть и не до конца понимает моих намерений. Как по мне, это лучшая поддержка.
Когда приближаюсь к игровой площадке, Максим с любопытством оглядывается на меня. Я подзываю его, он сомневается лишь мгновение, потом соскакивает с карусели и в припрыжку бежит ко мне.
— Привет, — говорю я и подаю ему руку, как взрослому.
— Здрасти! — В ответ он смело стискивает мою ладонь тоненькими пальцами.
— Пойдем поболтаем?
— Ну, пойдем, — пожимает плечами и важно шагает к скамейке, поглядывая то на меня, то на воспитательницу.
Мы не отходим далеко, садимся на ближайшую лавочку. Макс удобно приваливается к спинке, я сажусь так, чтобы видеть его лицо. Интересный мальчишка. Такой забавный. Сквозь наносную смелость проглядывают беззащитность и трогательность. Потерянность какая-то. Хотя именно это неудивительно. Для таких, как Максим, это, скорее, норма. Мне хочется поговорить с ним, узнать его поближе, но без свидетелей. Без строгого взгляда директора, без заученных фраз, которые он несомненно скажет при воспитателе.
Макс решает первым нарушить молчание:
— А это твоя жена была?
— Да. Настя.
— А вы кого-то взять себе хотите?
— Хотелось бы.
— Девчонку?
— Мальчишку, — не задумываясь, отвечаю я и ловлю себя на мысли, что буду с ним честен, о чем бы он ни спросил.
— У-м-м-м, — многозначительно мычит мой новый приятель и снова с минуту молчит, шмыгая носом и рассматривая пристальным взглядом своих товарищей. — Я не заразный, это у меня аллергия, — вдруг решает предупредить.
— Я заразы не боюсь.
Ему нравятся мои слова: в глазах мелькает довольное выражение, уголки губ вздергиваются в улыбке.
— Гришка нормальный.
— Какой Гришка?
— Да вон, — складывая руки на груди, кивает в сторону детей, — в зеленой куртке. А вот Жору я бы не советовал, он до сих пор писается. Димка от конфет весь коростой покрывается, даже на жопе прыщи вылазят. А Вовка от кефира дрищет.
На меня накатывает смех, так что начинаю смеяться в голос.
— Ничего смешного. Я б на тебя посмотрел, если бы тебе после Вовки в туалет приспичило, — фыркает Макс, — это я тебе по дружбе говорю, такое лучше заранее знать, если хочешь кого-нибудь взять. А то наберут, а потом назад приводят.
— Тоже верно, — соглашаюсь с ним, пытаясь принять серьезный вид. — С ними все понятно, а у тебя какие недостатки?
Смелый и отважный Макс вдруг смущается, краснея до самой макушки.
— Ну… — задумчиво ковыряет дырочку на джинсах, — аллергия у меня. На пыль вроде. Невыносимый, говорят. И еще у меня этот, как его… синдром дефицита внимания и гиперактивности, правда, фиг знает, что это такое.
— Так это мелочи. Ерунда. Про меня в детстве точно так же говорили.
— Да? Прям так и говорили? — оживляется Максим.
— Точно так же. Даже хуже, — уверяю я.
— Да ладно, — мальчишка въедливо смотрит мне в лицо, — сказки мне не рассказывай. Ты все равно меня не возьмешь.
— Почему это?
— Да потому что я не один, у меня сестренка есть. Я без нее никуда. А двоих мало кто хочет. Особенно меня. Мне уже говорили, что из-за моего поведения никто меня не возьмет.
— Я возьму.
— И Аришку?
— Так твою сестренку зовут?
— Ага. Аришка. Она маленькая совсем, ей всего три года.
— Значит, и Аришку возьмем.
Лицо мальчишки просияло, но лишь на краткий миг. Улыбка быстро сходит с лица, исчезает, как закатное солнце за горизонтом, оставляя в глазах только слабый отсвет.
— Врешь ты все! — Подскакивает он с лавки и убегает.
Почему нет? Может быть, это и есть та самая «любовь с первого взгляда». Может быть, именно так и должно быть. Я хочу мальчишку, Настя — девочку. С Максимом мы познакомились, теперь надо взглянуть на Аришу.
Быстро прохожу по знакомым коридорам, уже чувствуя себя частью этих стен, этих дверей и всей этой обстановки. Сегодня все кажется не таким уж безнадежно пугающим. Настя тоже более расслаблена. Когда вхожу в кабинет, она с Любовью Денисовной весело о чем-то болтает, и обе они смеются.
— Можно нам сегодня с детьми пообщаться? — интересуюсь с порога.
— Порядок, конечно, немного другой, — будто бы сомневаясь, откликается Любовь Денисовна, — но, думаю, часть формальностей мы можем обойти. Без крайностей.
— Разумеется, — заверяю, понимая, о каких она говорит крайностях.
Я и пошел напрямую к ней, дабы избавить нас с Настей от сотен звонков и походов в опеку, двух сотен разочарований, потому что уже досконально изучил порядок и всю процедуру. Да, я собираюсь нагло воспользоваться своим служебным положением.
— Сейчас детей заведут с улицы, и мы пройдем в игровую комнату.
— Я имею в виду конкретного ребенка. Максима.
— Какого Максима?
— С которым мы столкнулись вчера. Я хочу увидеть того мальчика с мячом. Кондратьев, кажется?
— Почему он?
— Почему нет?
— Понимаете, — мнется с прямым ответом Любовь Денисовна, — он сложный ребенок. Очень. У него куча диагнозов. Гиперактивный, неусидчивый…
В следующие минут десять на нас сыпятся неутешительные прогнозы. Настя удивленно молчит, но, как ни странно, ее молчание меня успокаивает.
— Кроме того, у него есть младшая сестренка, и он очень к ней привязан. В редких случаях мы разделяем детей…
— Вот и познакомьте нас с обоими. С Максимом и его сестренкой, — сказать это получается чуть резче, чем мне хотелось. Но я не люблю, когда меня принимают за идиота. Всегда думал, что в состоянии сделать собственные выводы.
— Я очень хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Я из самых лучших побуждений…
— Мы вас понимаем, — улыбаюсь я, отвечая за себя и Настю. — И все прекрасно осознаем.
— Хорошо, — вздыхает Любовь Денисовна устало, как человек исчерпавший все аргументы, и просит привести ребят.
В кабинет мальчишка шагает несмело. На лбу написано, что с удовольствием дал бы дёру, но воспитатель крепко удерживает его за руку. Мне становится от души жаль его, он ведь не допускает и мысли, что его не ругать будут. Что для него есть какие-то хорошие новости. Что-то другое, нежели очередное порицание.
— Иди сюда, — показываю на место рядом с собой.
Он усаживает туда Аришу, а сам пристраивается на самый краешек. Сестренка у него улыбчивая и очень хорошенькая. Красивая девочка с такими же огромными голубыми глазами, как у Максима, и светлыми кучерявыми волосами.
Любовь Денисовна задает стандартные вопросы. Но того Макса, с которым я беседовал на лавочке несколькими минутами раньше, нет. Сейчас передо мной зажатый и скрытный мальчик. Разговаривать не хочет, на вопросы отвечает односложно — ничего не выпытаешь. И смотрит только на сестренку, ни на кого больше.