Оксана Сергеева - Узел

— Тебе не о чем волноваться, — успокаивает меня муж, выйдя из ванной и усаживаясь за стол. — Все решено. Даже если где-нибудь и как-нибудь всплывет эта история, я все улажу. Я не допущу, чтобы это хоть как-то нам помешало. Но, в одном я твоей маме с удовольствием помогу. Чтобы она получила побольше.

— Давай, Леднёв, ты будешь первый в мире зять, который решит проблему радикально. Просто посадит тёщеньку в тюрьму.

— Твоя мама сядет не потому, что я не помог ей выпутаться из неприятностей. А потому что она совершила преступление.

…только дети и влюбленные умеют всласть жить настоящим…

Настя

Тревога отпустила меня лишь тогда, когда мы забрали детей домой. Все вышло естественно. Как будто они приехали к нам на выходные и остались навсегда. В первую же ночь Ариша пришла к нам в спальню, пожаловавшись, что одной ей страшно. Мы разрешили малышке поспать с нами, а утром обнаружили Макса, лежащего на полу, на одеяле. Идея, чтобы сестренка спала в его комнате, понравилась всем.

Мы привыкли друг к другу, и теперь нас объединяют не только встречи в детском доме, отдававшие холодком официоза. Мы семья и много чего пережили за эти несколько месяцев. Например, отпраздновали Аришин день рождения, на котором было море сладкого и куча подарков; отправили Максима в первый класс. Только дети и влюбленные умеют всласть жить настоящим. Они искренне радуются куску шоколадного торта, загадывают желание и, задувая свечи, верят, что оно действительно исполнится.

Максим немного оттаял, а я стала смелее и научилась не поддаваться на его манипуляции. Понятно, что в детском доме это было средством выживания, но сейчас все по-другому, и он должен понимать, что хорошо, а что плохо.

В этом году осень выдалась красивая и теплая. Мы с Тосей болтаем, медленно бредя по скверу. Впереди нас Иришка и Макс несутся на велосипедах. Пытаясь угнаться следом, Ариша усиленно крутит педали на своем трехколесном, но, конечно, догнать ребят сил у нее не хватает. Разочарованно что-то им крикнув, она сбавляет темп и спокойно едет по дорожке, лишь изредка оглядываясь на меня. Максим и Иришка подружились. Правда, сначала наш парень фыркал, мол, она ж девчонка, чего с ней дружить. Но любопытство и желание повеселиться взяли верх. Особенно ему льстило, что он старше подружки и может ею по праву командовать. Вот только его очень злило, если Ира пыталась что-нибудь на нем поправить: молнию на куртке до самого горла застегнуть или шарф потуже намотать. Он это расценивал как личное оскорбление — не маленький уже! В целом общий язык дети нашли быстро. Тем более я уверена, что Тося провела дочери подробный инструктаж, хотя с детьми всего не предусмотришь.

— А как ты? Как себя ощущаешь? — спрашивает она, когда мы перестаем обсуждать всякие пустяки, вроде новоприобретенных детских игрушек да полюбившихся им мультиков.

— Как мамочка двоих детей.

— Представляю, как тебе тяжело. Со своим-то все постепенно. Сначала беременеешь, потом рожаешь. Он растет, и ты каждый день узнаешь про него что-то новое. А тут бац — и сразу двое.

— Угу. Нет, я не жалуюсь. Просто забавно, что я все лето таскалась по психологам, но, как только дети переступили порог квартиры, поняла, что ничего про них не знаю.

— Моя иногда такое выдает, что так и охота у нее спросить: «Дитё, ты откуда?». Как Макс? Освоился в школе? Наша красотка вроде нормально. Встает с утра только тяжеловато.

— Это она в тебя, — смеюсь я, вспоминая студенческие годы, наши с Тоськой прогулы утренних лекций. Не часто, но бывало. — Осваивается, Макс. Если б только легко встать с утра было нашей единственной проблемой. Тут ни дня без сюрпризов.

— Ему трудно.

— Да, я ужасно за него переживаю. Так не хочется, чтобы его обижали.

Я стараюсь, чтобы детям с нами было хорошо и уютно, и, чего лукавить, ощущаю некоторую гордость за себя и Ника. Мы делаем доброе дело — создаем детям все условия для счастливой жизни. Я забочусь о правильном питании и хорошем сне, о развитии и досуге. Но во всем этом смешении дел и эмоций мне все же жутко чего-то не хватает.

***

«Ни дня без сюрпризов», — сказала я подруге, и это правда. Каждый день, забирая Макса из школы, мечтаю, чтобы обошлось без замечаний. Но пока это остается лишь мечтой. Сегодня снова учудил. Обложил кого-то матом. Классная руководительница решила не разбираться, а направила нас к психологу. Меня это, честно говоря, жутко разозлило.

— Я не пойду, — упирается Макс перед дверью.

— Надо, — коротко отвечаю и вталкиваю его в кабинет.

— Да-да, я вас жду, — вскидывает глаза женщина, возраст которой с первого взгляда не определишь. Голова обсыпана мелкими темными кудряшками, глаза за линзами очков не смотрят, а целятся.

Почему-то она мне не нравится. Никаких оснований для этого нет, только мое внутренне ощущение. Видится в ее облике какая-то расхлябанность, несобранность, а я этого не люблю.

— Вот мы и пришли, — выжимая из себя улыбку, усаживаюсь на стул.

В действительности не собираюсь вести каких-то разоблачительных бесед, хочу только отметиться и уйти. Пусть себе галочку поставит, что мы к ней приходили и о произошедшем инциденте беседовали.

— И что нам с тобой делать? Разве папа с мамой учат тебя такие слова говорить? — доброжелательно улыбается тетенька, которая зовется школьным психологом.

Я вижу, как напрягся Максим, и прямо тут, прямо сейчас готова ее убить. Растерзать на месте.

Папа с мамой!

Мы разговаривали с детьми на эту тему. У нас в обиходе пока нет этих понятий. И Максим, и Ариша называют нас по именам — так мы решили. Так всем легче. И нам, и им. Нет у нас никаких вымученных «папа», «мама», потому что надо. Максим тогда спросил: «А че у меня теперь твоя фамилия будет?». «Когда захочешь стать моим сыном, тогда я тебя усыновлю, и у нас будет общая фамилия», — ответил ему Никита. «Слава богу, а то я боялся, что и имя поменять захотите. Костиком еще каким-нибудь назовете», — ввернул Макс.

— …Не читает, не пишет… надо же работать с мальчиком.

— Вот и работайте. Учите! — кончается у меня терпение, надоело слушать, как нас распинают. — Дома он и читает, и пишет, и рисует. Я вам привела подготовленного ребенка. Не знаю, почему он на уроках плохо занимается. Видимо, дело не в недостатке знаний.

Я знаю, на что способен этот мальчишка, мы все лето к школе готовились. Он отлично соображает и вполне может справиться со школьной программой первого класса. Отсутствие активности на уроках лично я связываю с тревожностью. Даже мне это понятно, а я ни разу не психолог. Максу труднее адаптироваться, чем другим детям. Столько изменений за последнее время! Мы с Никитой это сразу понимали, представляли, с чем он столкнется. Кстати, Макса мы отдали в обычную школу. Хорошую, но обычную, в которой не надо платить бешеные деньги за месяц обучения. Леднёв сказал, пусть растет как нормальный пацан. С этим я согласна, сама училась и в обычной, и в элитной. И там, и там отморозков полно, только в элитной отморозки богатые.

— Что скажешь? — обращает она взгляд на Максима. — Мне кажется, у тебя есть что сказать.

— Пятьдесят первая статья Конституции позволяет не свидетельствовать против себя, — четко выдает мой мальчуган.

Психолог удивленно приоткрывает рот, а я, хоть и слегка ошарашена, но стараюсь ничем этого не выдать.

— Господи, и в кого ты такой умный.

Макс сначала молчит, а потом выдает гордо и звонко:

— А у меня папа прокурор!

Кажется, у тети психолога нервно дергается щека. Я мысленно расплываюсь в улыбке.

— Да-да, — счастливо подтверждает сын прокурора.

— Это же не допрос, мы просто беседуем. Нам нужно выяснить причины твоего поведения.

— А я не хочу с вами беседовать. Пойдем домой, а? — смотрит на меня умоляюще.

— Пойдем.

Что тут поделать? Опять наш пацан совершенно прав. Если психолог не вызывает желания поговорить, то разговаривать не нужно. Это даже может быть опасно. Он же тебе в голову лезет. И в душу.