Оксана Сергеева - Узел

— Боже, ты наш спаситель. Мы весь вечер слезы льем из-за этой куклы. Я даже пообещала купить новую.

— Купить новую все равно придется, раз пообещала. Как дела?

Макс, услышав вопрос отца, быстро исчезает в своей комнате.

— Я тебя поздравляю.

— С чем?

— Во-первых, тебя признали папкой. Во-вторых, твой сынок матерится, как сапожник.

— Прям уж как сапожник, — усмехается Никита.

Я коротко посвящаю нашего папу в подробности эпопеи с Гошей и психологом, но внезапно наш тихий разговор прерывается громким криком.

— Ты все-таки его выбросила! — с диким воплем вылетает Максим из комнаты.

— Кого?

— Моего монстра!

— Я его не трогала. — Теперь только понимаю, о чем он толкует.

Я сказала, что если Макс не наведет порядок, то я сделаю это сама, но тогда не исключено, что в мусор полетит что-то нужное. Вся комната завалена «Лего». Отличное увлечение, но мелкие детали валяются и на столе, и под столом, и даже в кровати под подушкой.

— Ты мне сама сказала, что все выбросишь!

— Сказала, но ничего не трогала. Мы же договорились, что ты сам с этим разберешься.

— Я же просил! Моя мама никогда бы так не сделала! — зло бросает он, а я ошеломленно замолкаю, не зная, что ответить.

Никита молча уводит мальчишку в детскую. Макс плачет, уверенный, что игрушку выбросили, папа ходит по квартире, заглядывая во все углы. Через несколько минут все выглядит так, словно мы снова затеяли ремонт. Даже мебель отодвинута от стен. Мы перетряхиваем все вещи и, ничего не найдя, решаем поставить все по местам.

— Макс! — Аринка замирает на пороге, пряча руку за спиной. — Ты дурак! На свое чудовище! Это у тебя чудовище, а моя кукла красивая! — кричит она, кидает на пол монстрика, и упавшая игрушка разлетается на отдельные детальки.

— Вот и нашелся монстр, — вздыхаю я.

Никита интересуется ужином. Обещая разогреть, иду на кухню, оставляя отца и сына наедине.

— Не плачь, — шепчет Ариша и берет меня за руку.

Я не плачу. Но откуда она знает, что мне хочется разреветься?

— Это ты взяла его игрушку? Зачем?

Ариша медлит, не решаясь признаваться, но все-таки говорит:

— Хотела, чтобы он тоже поплакал и не обзывался на мою куклу.

— Вот видишь. Ты хотела насолить ему, а поругал он меня.

— Я ничего не солила.

— Так говорят. Насолить. Сделать плохо.

Малышка мотает головой:

— Я не хотела, чтобы он ругался на тебя.

— Я знаю. Просто, когда следующий раз ты захочешь проучить брата, сначала посоветуйся со мной. А сейчас иди играй. И больше не бери его вещи без спроса.

Ариша снова кивает головой и уходит к себе.

Разогретый ужин снова остыл, а Никиты все нет. Беседует с Максом. Не знаю уж, даст ли это свои плоды, у меня в голове вообще нет мыслей, не могу прийти в себя после его слов. Значит, я ему не мама. Возможно, он никогда меня не примет. Он помнит свою родную мать, и она для него единственная.

Стоя в раздумьях у окна и вытирая слезы, которые все-таки прорвались сквозь мое железобетонное самообладание, вдруг четко ощущаю чье-то присутствие. Оборачиваюсь, думая, что это Никита, но вижу Макса.

— Прости, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть, — наконец говорит он.

— Я не обижаюсь. Я немного расстроена, но не обижаюсь. — Крепко обнимаю его, и Макс, босой, уже одетый в пижаму, ответно прижимается ко мне, задерживаясь в объятиях чуть дольше, чем обычно.

Может, я ему не настоящая мама. Но настоящая мать именно так бы и сделала, хотя, признаться, мне требуется немало сил, чтобы сказать то, что я сказала и сделать то, что я сделала. Именно это значит — быть мамой. Когда нет сил или настроения, делать и говорить то, что нужно, а не то что хочется.

Не только колкие слова мальчика вывели меня из себя, а вся ситуация в целом. Не только на него все навалилось. На меня тоже. Пытаешься успеть везде и всюду. В конце концов усталость берет свое, физическая, моральная. Но надо двигаться дальше и что-то решать. Что-то делать со всеми этими проблемами.

— Уложишь меня спать?

— Зубы почистил?

— Да. Аринка уже сама легла. И зубы почистила. А папа в душе.

— Умница. Золотой ребенок. В любой непонятной ситуации сразу ложится спать.

— С завтрашнего дня пусть живет в своей комнате. — Макс забирается в постель, я укрываю его одеялом и целую в щеку. Еще один ритуал, который нельзя нарушать.

— Она же боится спать одна.

— Ничего она не боится, она давно уже привыкла. Пусть спит у себя, а то мало того, что мою комнату куклами завалила, так еще и пакостит.

— Она не специально.

— Ага, конечно. Конструктор мой сломала, учебники разрисовала…

— Хорошо. Завтра мы решим этот вопрос, обещаю.

— Я надеюсь, — как всегда ворчит.

— Спокойной ночи. Приятных тебе снов.

— И тебе, — шепчет он.

Я понимаю, что Максим не злой и не жестокий. Он просто выплескивает накопившуюся боль. С такой болью порой и взрослые не в состоянии справиться, а уж ребенок тем более. Такое поведение — как вредная привычка. И мне хочется поскорее его от этой привычки отучить. Он не один. Его никто не бросит.

И все же меня посещают сомнения, которыми я спешу поделиться с Никитой:

— А если б мы не взяли их…

— Ты не должна так думать, — он и договорить мне не дает.

— Дослушай. Я про то, что вдруг им нужны не мы. Вдруг этим детям нужны другие родители, которых бы они полюбили и были бы с ними счастливы. Если бы мы их не взяли, у них бы эти родители появились.

— Перестань.

— Вдруг я никогда не стану ему мамой.

— Он так ведет себя, потому что не хочет страдать. Он боится тебя потерять. Он даже не понимает, что делает. Сама подумай, зачем привыкать, если это ненадолго? Если снова придется жить без мамы?

Прав Никита, конечно. В глубине души и сама все понимаю, но я уже привязалась к этим детям, и не могу все происходящее воспринимать отстраненно и с холодным разумом.

— Успокойся. У меня даже мысли нет отказаться от них. Я думаю только о том, как было бы лучше им. К тому же нет никакой гарантии, что у нас не было бы подобных проблем с родным ребенком.

— Детям спокойно дома, и это видно. Им с нами хорошо. А насчет Макса и его поведения… Не забывай, он же мальчишка. Совершенно нормально, что он хочет бегать, прыгать, играть, а не учиться. Притрется к одноклассникам. Или они к нему. Обзаведется друзьями, и все будет хорошо. Надо его в секцию какую-нибудь отдать, пусть свою энергию тратит с пользой, раз ему девать ее некуда. И, кстати, по характеру он мне кое-кого очень напоминает.

— Ты ж его выбрал. Мало тебе со мной мучиться, ты решил и ребенка такого же взять, — смеюсь я.

Постепенно Максим входит в колею, привыкает к новой жизни, к школе и находит себе друга Илью, к слову, такого же непоседливого и шаловливого. С Тосиной Иришкой он тоже дружит, но это другая дружба. Ириша ему как сестра, от которой не избавишься, — хочешь не хочешь, а дружить придется. Вот Илюша другое дело. Тут уже свои планы, свои секретики, общие интересы и общие враги.

Конечно, поведение Максима не становится идеальным в один день, но мы двигаемся вперед небольшими шажками. Приучаем его разговаривать. Объясняем: ругают не за правду или плохой характер, а за плохой поступок. Все можно решить, если просто об этом поговорить. Макс открывается, понимая, что важен нам, даже если совершает что-то плохое. Он неглупый, просто нужно ему правильно все объяснить.

Я тоже прихожу к осознанию некоторых вещей. Понимаю, чего мне так не хватало. Свободы! Мне не хватало свободы, какую ощущаешь только с родными людьми. Когда в выходной позволяю себе поваляться лишний час в постели, а Никита сам готовит для детей завтрак, я уже не боюсь, что меня посчитают плохой матерью. Опаздывая за Аришей в садик, не беспокоюсь, что моя дочь решит, что ее бросили, про нее забыли.