— Борцу не больно, борцу приятно, — усмехаюсь, вспоминая себя в годы Макса.
Сколько всего было. Тренировки, турниры, поездки. Схватка длится всего несколько минут. За это время столько эмоций и чувств переживаешь! Бывало, такой соперник попадется, что, проведя схватку, чувствуешь себя другим человеком. А бывает, и не помнишь ничего. Словно вместо тебя на ковре был кто-то другой. Каждая победа и каждый проигрыш меняют тебя навсегда.
Наконец судья объявляет:
— Леднёв и Капличников!
Я невольно задерживаю дыхание, — полуфинальная схватка все-таки, — Настя с Аришкой тоже перестают болтать, сосредотачиваясь на том, что будет происходить на ковре.
Борцы входят в центр круга, жмут друг другу руки, и после удара в гонг начинают кружить. Тут, конечно, важно знать соперника. Иногда лучше уйти в оборону, ожидая, когда он сделает ошибку, а иногда лучше атаковать первым. Мы все друг друга знали. Кто на что способен, у кого какой вес, какой любимый прием. У каждого своя «коронка». Про Капличникова я от Макса ничего не слышал. Невысокий пацан, но коренастый, деревянный, одним словом. Такого тяжело с места сдвинуть, не то что бросить. Я бы такого сразу за ноги и через себя, а иначе поймает на движении — хрен выкрутишься.
Макс атакует, хватает Капличникова за воротник, выставляя вперед левую ногу, как будто собираясь сделать подножку, но это обманный жест. Он резко проходит в ноги и, захватив второй рукой за подколенный сгиб, приподнимает его на плечах и бросает на спину. Ноги соперника подлетают вверх, описав траекторию маятника. Судья дает свисток. Публика в зале тоже ошеломленно молчит, пока не зная, как реагировать. Капличников встает на ноги, все еще не осознавая, что схватка закончилась и он проиграл. Я его прекрасно понимаю. Когда падаешь с такой высоты спиной на ковёр, мягкости не чувствуешь. Кажется, что тебя убили. Перед глазами звезды, и ты уже мертв.
— И все? — восхищается Арина.
— Все, — довольно улыбаюсь я.
Чистый бросок. Чистая победа.
Судья поднимает вверх руку Макса. Зал взрывается аплодисментами. Кажется, внутри меня тоже что-то взрывается. Гордость. Меня просто распирает изнутри от гордости за сына.
Но это еще не конец. Впереди финальная схватка. Первыми свои финалы за Первенство Москвы, как обычно, начнут самые лёгкие. По себе знаю, ожидание — это мука. Тебя бросает то в жар, то в холод. То паника нападет, то истерика, вокруг куча людей — каждый со своими эмоциями. Настроение подхватывается как вирус, и нужно уметь абстрагироваться. Хотел бы я быть рядом с Максимом и поддержать его словами. Хотя все, что я могу ему сказать, он уже не раз слышал.
Наконец Макса и его противника приглашают на ковёр. Ребята входят в круг и первое время кружат, толкаются, срывая руки друг друга с самбовок. Напряжение усиливается с каждой секундой, хоть горстями загребай.
— Ариша, дай воды.
Пока делаю глоток, отвожу взгляд от ковра и пропускаю момент, когда борцы сваливаются в партер. К счастью, удержание делает наш Макс, таким образом выигрывая несколько очков.
— Ломай! — ору, хотя знаю, что вряд ли сын меня слышит. Не оттого что я голосом слаб, а потому что на ковре как в вакууме. Бывает и собственное пыхтение не слышишь — уши от напряжения заложены. — Ломай!
После удержания хорошо бы перейти на болевой. Рука соперника как раз между ног Макса, но локоть ускользает, и полноценного болевого не получается. Судья снова поднимает борцов в стойку.
Борьба равная. Парни мнут друг друга в партере, то сравнивая счет в схватке, то отыгрывая очки. Оба устали за время соревнований, но никто не хочет уступать, и теперь вопрос не только в технике, но и в выносливости. Каждое лишнее движение — возможность для соперника.
У Макса никак не получается сделать заднюю подножку или пройти в ноги для броска. Но и Савелова он не подпускает. Тот пытается сделать бросок с колен, но у него не выходит. Пока он возится, Максим выворачивается, накрывает его сверху и делает удержание, а потом и болевой.
Снова удар в гонг. Максим пытается сделать бросок через бедро, но неудачно, и падает в партер так, что соперник оказывается над ним. Теперь Савелов делает удержание и переходит на болевой.
— Нет-нет-нет! — вскрикивает Аришка. — Максик не-е-ет!
Болельщики кричат со всех сторон. Тренера неистовствуют, вскакивают с мест, бегают кругами и что-то подсказывают. Макс пытается уйти от болевого, закрыться.
— Ломай! — орут Савелову.
Идут последние секунды. Если болевой засчитают, то Савелов выиграет.
— Поднимай! — ору я, ведь если поднять соперника над ковром, то болевой нельзя продолжать, и судья должен дать свисток. — Макс, поднимай!
Сын отрывает одно колено от ковра, пытаясь поднять Савелова. Но тот накатывает сильнее, зная, что до конца схватки остаются какие-то доли секунды, и выкручивает ему локоть.
Кажется, у меня самого все мышцы окаменели от внутренних усилий.
— Макс, включай спину!
Вижу, как он всем телом напрягается, сжимая челюсть от усилий.
— Давай Макс, давай…
Вот он отрывает второе колено, одновременно поднимая Савелова над ковром.
Судья дает свисток и ударяет в гонг. Болевого нет.
— Вымучил, — вздыхает Настя тоже с облегчением.
— Не вымучил, а победил. Встретился с достойным соперником. Не всегда же попадаются такие, кто с первой секунды от подножки тебе в ноги валится.
Сына объявляют победителем. Он тяжело улыбается и смотрит на нас. Настя с Аришкой визжат от радости, у меня по венам все еще волной несется адреналин, и я вздыхаю глубже, чтобы успокоиться.
После награждения мы ждем Максима на улице, обсуждая, как будем праздновать его победу и что подарим победителю. Наконец он выходит из здания, счастливый и усталый, с большой спортивной сумкой на плече. В толпе таких же усталых, но не всех счастливых. Меня снова захлестывает горячая волна любви и гордости. Я первым обнимаю его, иначе не дождусь — Настя с Аришкой будут жулькать и целовать его бесконечно.
— Молодец, сынок. — Крепко стискиваю, дабы он понял, что его победа и для меня много значит.
— А ты видел, как он после свистка руку мне рванул? Урод. Не дай бог ему еще раз со мной встретиться — заломаю.
— Видел. Как рука? — То, что Савелов сделал, было не отчаяние от проигрыша, это простая подлость. Он рванул Максу руку, чтобы нанести травму.
— Все нормально. Болит, но связки не порвал.
Я уже не помню того времени, когда мы жили без детей. Не помню и того, когда Макс был непослушным. Кажется, они оба такие были всегда, с самого первого дня. Понятливые, послушные, беспроблемные. Наши.
— А ты слышал? Папа так орал, что я чуть не оглохла, — смеется Арина.
— Я все слышал. Ты тоже верещала, — улыбнувшись, обнимает сестру.
— Дайте мне моего чемпиона.
— Мамуля, — расплывается Макс в улыбке и прилипает к матери. Настя тут же суетится, не сильно ли травмирована рука и не надо ли в больницу.
— Я хочу домой и хочу есть, — морщит он веснушчатый нос.
Настя и Аринка все не отпускают Макса, обнимают и целуют, чуть ли не танцуют вокруг него. Они рады, но они все равно не понимают, сколько нужно сил и что каждая награда — это совсем не просто.
Но если очень захочешь победить, то сможешь.
Даже подняться сможешь, когда ломают…