Жюльетта Бенцони - В альковах королей

Она не обращала внимания на косые взгляды фрейлин, с утра до вечера шушукавшихся по углам. Анна выжидала. Ей очень хотелось остаться в этой приятной стране, но… одной, без Генриха.

Благодаря своему мудрому поведению Анне Клевской удалось отлично поладить с супругом. Она была умна, но до поры до времени сумела скрывать это. И только хорошенько овладев английским, она стала высказывать ясные и трезвые суждения, которые Генрих не мог не оценить. Обретя в лице жены достойного карточного соперника, король смирился с ее присутствием в своем дворце. Кроме того, Анне удалось полюбить пение короля, аккомпанировавшего себе на лютне, и она громко и искренне выражала свой восторг…

Возможно, так бы все и продолжалось, если бы жадный взор английского монарха не остановился однажды на прелестном создании – юной Кэтрин Говард. Генрих влюбился в нее без памяти и ни о чем другом, кроме как о свадьбе с ней, и думать не мог. Но он не представлял, как сказать об этом своей немке, ставшей ему настоящим другом. Анна, однако, слишком хорошо узнала своего супруга, чтобы не замечать происходящего. Чувствуя, что дело добром не кончится, она решила облегчить мужу задачу.

Между тем Генрих проводил с Анной все меньше и меньше времени; она же продолжала вести свою партию, выказывая мягкость и покорность и, конечно, воздерживаясь от упреков. Лишь однажды, когда он дурно отозвался об их браке, она вспылила.

– Не вынуди меня другие пойти за вас, я бы давно уже счастливо соединилась с человеком, которому обещала свою руку, – с вызовом заявила она.

Это была хитрая игра, хождение по тонкому льду, ибо Анна с каждым днем все больше боялась Генриха. Но такая заранее обдуманная фраза давала королю возможность затеять бракоразводный процесс. Да, да, Анна сама подала ему мысль о разводе – и оказалась в выигрыше!

Воодушевленный сговорчивостью супруги, Генрих выделил ей четыре тысячи ливров ренты в год, подарил замки в Ричмонде и Блечингли, а также ряд поместий и особняков. Вдобавок Анна получила драгоценности, мебель, серебряную посуду, великолепные платья и… полную безопасность.

Девятого июля брак между Генрихом Английским и Анной Клевской был официально расторгнут, но Генрих, хоть и перестал быть ее супругом, пожелал оставить Анну в семье и присвоил ей титул «сестры короля». С тех пор Анне принадлежало почетное место – сразу после короля, королевы и их детей.

Итак, Анна Клевская не только не пострадала, но и очень разбогатела. Она с радостью отдалась новой жизни, которую ей скрашивал некий молчаливый дворянин. И хотя совет духовенства оставил и за Анной, и за Генрихом право заключить новый брак, леди Анна этим правом не воспользовалась. Она обрела такую свободу, которая и не снилась ее современницам, и упивалась ею.

– Теперь она веселее, чем когда-либо, – говорили те, кто с ней встречался, – и каждый день надевает новое платье…

А Томас Кромвель, некогда совершивший ошибку при выборе невесты короля, заплатил за нее собственной головой. Ему было позволено дожить лишь до дачи показаний по делу о разводе. Двадцать восьмого июня он был казнен, причем на эшафот он взошел не в Тауэре, а в бедном квартале Тайберн, где кончали жизнь воры и убийцы. Его оплакивали немногочисленные друзья; король же так и не оценил в полной мере роль Кромвеля в управлении государством: он оказался слишком самоуверенным, чтобы понять, что именно Кромвель определял политику королевства и в этом не знал себе равных.

Едва ли не в день развода Генрих VIII женился на свежей и очаровательной Кэтрин Говард… Невеста была на шесть лет моложе его дочери Марии.

Наконец-то он смог провести волшебную брачную ночь, и провел он ее вдали от охваченного чумой Лондона. Впрочем, волшебной эта ночь казалась только Генриху, в чем он вскоре с горечью убедился.

Когда же 13 февраля 1542 года, то есть всего лишь полтора года спустя, он приказал отрубить голову своей слишком красивой и слишком сумасбродной маленькой женушке, именно «сестра Анна» утирала крупные слезы, катившиеся по щекам ее несчастного обманутого «братца»…

«Бог даст, я проживу всю жизнь в здешнем королевстве…» – написала как-то Анна герцогу Клевскому в Германию. И эта мечта исполнилась. Так был ли ее брак неудачным?..

Когда туманным промозглым днем в феврале 1795 года Джеймс Гаррис, лорд Малмсбери, поднимался на борт корабля в лондонском порту, дабы отправиться в путешествие по беспокойной Европе, он был сильно расстроен… Нет, не просто расстроен – он чувствовал себя оскорбленным. Дело в том, что лорд Малмсбери получил скверное поручение, не сулившее ему, выдающемуся дипломату, оказавшему английской короне немалые услуги, ничего хорошего. Ему было поручено подписать от имени принца Уэльского Георга брачный договор с отцом принцессы Каролины Брауншвейгской, и Гаррис заранее знал, что этот союз – при условии, что английскому посланнику удастся его заключить, – перессорит его, Джеймса Гарриса, почти со всеми в Англии, кроме, разумеется, короля. Но король-то… король Георг III давно считался сумасшедшим…

Вот почему посланника совершенно не радовала его миссия.

История эта началась лет семь назад, когда король Георг III – человек в общем неплохой, довольно разумный, в меру бережливый и спокойный – вдруг стал вести себя странно. Начитавшись Шекспира, чьи пьесы монарх считал лучшими в мире, Георг однажды вообразил себя королем Лиром, потребовал, чтобы его одели в длинные белые одежды, подобные тем, какие носили древние друиды, и уселся за клавесин. Поскольку английский государь не умел играть на кельтской арфе, он вполне удовлетворился игрой на этом клавишном инструменте и исполнял на нем произведения Генделя, страстным поклонником которого являлся. Георг III был замечательным клавесинистом. Но, к сожалению, играл он дни и ночи напролет, забывая о завтраках, обедах и ужинах…

Помешательство короля нельзя было назвать буйным, однако звуки клавесина, долетавшие до самых дальних уголков дворца, со временем стали раздражать остальных его обитателей. Было принято решение призвать на помощь лекарей.

Следует заметить, что со времен варваров медицина в области лечения душевных заболеваний заметно не продвинулась, поэтому придворные врачи предложили пустить в ход давно известные средства, как-то: обливание ледяной водой, связывание по рукам и ногам, побои и заточение в темной комнате. Иногда применяли еще и голодание.

Итак, несчастного короля связали, избили и затолкали в темный чулан. Однако желаемого улучшения так и не дождались. Светилам медицины даже не удалось рассердить короля. Прояви пациент малейшие признаки ярости – у медиков появилась бы хоть какая-то надежда, но, увы!..

И только один человек радовался беде – «нежно» любящий отца принц Уэльский Георг. Надеясь на кончину короля и свое скорое восшествие на престол, он расхаживал по залам дворца, потирая руки, и надоедал лекарям вопросами о здоровье родителя.

– Пора, давно пора становиться королем, – бормотал принц Уэльский. – Но заставить его отречься от престола совершенно невозможно… Значит, придется мне побыть регентом…

Георг-младший – злобный толстяк, циничный и распущенный, да к тому же азартный игрок, обремененный огромными долгами, – любил только себя и мечтал только о короне. Человеком он был жестоким и настолько бессердечным, что однажды во время попойки, желая рассмешить друзей, принялся изображать отца в приступе безумия.

И все же у принца Георга имелась одна тщательно скрываемая сердечная привязанность. Вот уже десять лет наследник престола был увлечен Марией Фицгерберт – первой красавицей Лондона. Ловко играя на чувствах молодой женщины, он сумел заставить ее отдаться ему. Более того, несчастная Мария имела глупость по-настоящему влюбиться в принца-негодяя, поэтому Георгу не стоило большого труда уговорить ее на морганатический брак. Однако Мария была католичкой, и принц отлично знал, что корона ускользнет от него, если эта связь с паписткой станет достоянием гласности. Вот почему он никому не рассказывал о своем романе, опровергал любые слухи и на людях грубил Марии и унижал ее. Мария очень страдала от такого отвратительного обращения, но сердцу ведь не прикажешь…

Тем временем здоровье короля несколько улучшилось; припадки безудержного музицирования случались все реже, а к концу 1794 года и вовсе прекратились. Георг III оправился от болезни, начал обращать внимание на сына и, к своему великому возмущению, заметил, что принц Уэльский ведет очень странный образ жизни. Но более всего изумили короля долги наследника, достигшие поистине астрономической суммы. Ничего не зная о тайном браке сына, государь предложил выход, который казался ему единственно возможным.