записался, а кто даст высшую норму выработки. Премии были такие: пара сапог (по одной
на колхоз), двадцать метров мануфактуры, десять кусков мыла, первоочередная починка
обуви всей семье. Иван настоял, чтобы Олимпиаду премировали и мылом, и починкой.
В эти дни посевной клин вырос на 32 процента.
‐ Вот так‐то, ‐ сказал Иван Цехминистрюку.‐ А то рабскими темпами ползете. Ими из
вашей нищеты не выбраться. Теперь тебе не двадцатый год ‐ кое‐что поднакопили и для
материального стимула.
Цехминистрюк за это время привязался к Ивану, да и тот как‐то привык к этому
неповоротливому и неумелому руководителю. Они сидели в сельсовете. Цехминистрюк в
углу на табуретке чадил «козьей ножкой» и ласкал взглядом Ивана, сидевшего за
председательским столом.
Учись, учись, пока я здесь‚ ‐ говорил Москалев ‐ Нам с тобой еще долго руководить, пока смена подрастет, умелая да ученая.
‐ Вот ты, Иван Осипович, все нас бедностью попрекаешь. А наша бедность честная, большевистская. На круг семь копеек на трудодень даем, стало быть от государства
лишнего не прячем. А у соседей, в Емельяновском сельсовете, есть колхоз «Второй
большевистский сев». Там в прошлом годе на трудодень пришлось рубль семьдесят
шесть копеек да шесть килограммов хлеба.
‐ Чего, спрашивается, государству осталось?
‐ Емельяновский сельсовет у нас передовой по севу,‐ проговорил Иван, насторожившись. ‐ А колхоз этот я не знаю. И уже заработала мысль: «Неужели мы
недоучли хлебозаготовки? Неужели прячут и делят? Похоже на новый кулацкий маневр».
‐ Насчет большевистской бедности городишь ты чепуху. Весь большевизм стоит на
том, чтобы ликвидировать нищету. Сейчас ею хвалиться позорно. Ты, кстати, повесь на
сельсовете наш новый партийный лозунг, выдвинутый товарищем Сталиным: «Сделать
все колхозы большевистскими, а колхозников зажиточными».
Он говорил это, а сам думал, что спозаранку надо выезжать, что новая проблема уже
тянет к себе и надо разбираться с этим окаянным «Вторым большевистским севом».
‐ Пойду,‐ сказал он, вставая, скучным голосом, с померкшим настроением: ‐ Завтра
спозаранку поеду. Кончай сев, да еще раз напомни коммунистам: невыполнение заданий
будет рассматриваться как неумение бороться за директивы и дело партии.
Наутро снова навстречу «Бьюику» побежала дорога.
Сначала она серой полосой тянулась между черных пашен и сизых озимей, а затем
нырнула в сосново‐березовый лес. Когда она совсем было уперлась в пеструю, коричневато‐белую стену, показался крутой поворот, и «Бьюик», вывернув из колеи, прошелестел левыми колёсами по сухой прошлогодней траве. Деревья расступились, распахнув черно‐голубое пространство земли и неба. На краю поля стоял пятистенный
дом под тесовой крышей. Поодаль под навесом виднелась обмазанная глиной печь.
Возле дома трое человек дружно повернулись к приближающемуся автомобилю.
«Чистый кулацкий отруб! ‐ подумал Иван, стараясь заранее разглядеть людей.‐
Наверное, бригадир тут прижился!»
Когда Москалев назвал себя, к нему шагнул наголо обритый человек в тюбетейке, с
полным загорелым лицом, курносый, с пухлыми детскими губами.
‐ Давиденко Михаил‚— сказал он спокойно и радушно.‐ Председатель колхоза
«Второй большевистский сев».
Москалев покосился на его крепкие, округлые щеки.
Вторым представился старичок в валеной шапке, замызганной и довольно
бесформенной. Он оказался инспектором по качеству. Третий был бригадир, азиатского
типа человек, черноусый, с глубокой морщиной на переносье.
‐ Кто живет?‐ спросил Иван, указывая на избу и по своей догадке уже обращаясь к
бригадиру.
‐ Плугари да сеяльщики, да бороноволоки‚‐ ответил Давиденко и вежливо пояснил
горожанину – Это называется полевой стан.
‐ Слыхал про такие‚‐ обиделся Иван и пошел в
избу.
Горницу занимали двухъярусные нары, покрытые лоскутными одеялами, в передней
избе стояли канцелярский стол и шкаф с библиотекой, висели доска показателей и ящик с
аптечкой. Насев да уборку колхозную контору сюда переносим‚ сказал Давиденко.
‐ Сподручнее так‐то.
Москалев постоял в раздумье и сказал то, что само
вырвалось:
‐ Культурно живете.
Потом пошли на поле. Иван присел на корточки, чувствуя под сапогами мягкую, податливую землю, и зарылся руками в её влажную прохладу, добираясь до семян.
‐ Не сумлевайтесь, сказал старик. – Лично проверял. Заделка на совесть, лишь бы дал
бог лето да осень.
Всего полдня пробыл Иван в колхозе. Он видел вспаханные массивы и последний
незасеянный клин, на котором работали три конных сеялки, этот клин был раскорчеван в
прошлом году, для чего купили корчевальную машину, отдав личные сбережения в долг
колхозу. Первый взнос в 200 рублей сделал Давиденко, коммунист, председатель , недавний отделенный командир в Краснознаменной армии Блюхера.
Иван видел хороших коней, каждый из которых имел нумерованный хомут со
специальной вешалкой. На его замечание: «Гладкие у вас кони», ‐ был получен ответ:
‐ Мы их чистим мешком с овсом.
Он видел книжки колхозников, в которые каждый день вписывались трудодни. Он
узнал, что на посевной работало 42 плуга, и лошади посменно ставились на подкормку.
Он увидел людей, которые умеют хозяйствовать, и ему было стыдно за свои подозрения.
« Чертов Цехминистрюк, ‐ сердито усмехнулся он. – тоже мне нашелся гуссит –
проповедник равенства в бедности».
‐ Что, мало погостили? – спросил Давиденко. – За три года, как существуем, первый
раз видим секретаря горкома.
‐ Такое наше дело, ‐ ответил Москалев, крепко пожимая ему руку. ‐ У добрых людей
загащиваться не приходится. Дольше там гостим, где хозяева хуже.
Уже сев в машину, он опять открыл дверцу. У него давно зудело желание что‐то еще
вытянуть у добрых хозяев и только теперь оно оформилось в мысль: просьба к вам
товарищ Давиденко. А что если взять вам самый отстающий колхоз в вашем сельсовете да
навести в нём порядок с севом ? Конечно, чтобы он потом рассчитался по заработанным
вами трудодням. Пробатрачьте маленько во имя общего дела. П ‐ большевистски
возьмите отстающий буксир.
‐ Есть у нас такой сосед «Новый колос». Возьмём, товарищ Москалёв. Возьмём,‐
ответил Давиденко не очень охотно, но твёрдо.
Опять ехал «Бьюик» по коричнево‐белому лесу и молчаливый Миша неотрывно
смотрел в ветровое стекло. Покачиваясь на мягких подушках, Москалев размышлял о том, что ситуация в стране изменилась , что мы ещё сами не осознали, насколько
основательно ликвидировали кулачество и выветрили его дух из деревни. С такими
колхозами, как «Второй большевистский сев» уже, пожалуй можно «вырастать» из
чрезвычайных мер.
когда он вернулся в Томск , его ожидало два документа : Постановление СНК СССР и
ЦК ВКП(б) «О снятии недоимок по зернопоставкам и рассрочке взыскания зерновых ссуд
на три года» и «Положение о сельхоз налоге на 1933 год», по которому колхозники, не
имеющие не обобществленных доходов, освобождались от налогов.
Да, ситуация в стране изменяется, и радостно было Ивану что его размышления
полностью совпадали с мнением Центрального Комитета.
III
Разбитая семья Москалевых вся собралась в Новосибирске: её бывший глава
приехал на краевую партконференцию. Но каждый из Москалёвых продолжал жить сам
по себе, разве что бабушка с Элькой общались теснее других.
Эля училась в первом классе, и бабушка спозаранку уводила её в школу, а через три
часа вела домой и кормила. эля усаживалась за домашние задания, взобравшись на стул, на котором были положены новенькие коричневые тома Малой Советской
Энциклопедии.
Наскучавшись за утро в одиночестве, то и дело заглядывала в комнату и с умилением
покачивала головой. Она видела густые волосёнки на затылке, прямые как у матери, и
каштановые, как у отца, да белый лифчик с пуговицами вдоль спины, да худые локотки,
расставленные в разные стороны. Наконец, она не выдержала, и ласково и чуть виновато, спросила: