Евгения Марлитт - В доме Шиллинга (дореволюционная орфография)

Она находилась въ самомъ мучительномъ положеніи, – она была плѣнницей. Ея гордость, все существо ея возмущалось отъ соучастія въ томъ, что дѣлала здѣсь баронесса въ отсутствіе мужа; однако для нея была еще ужаснѣе мысль выступить теперь передъ этой женщиной и потребовать у нея ключъ, – потому она рѣшила тихо выжидать, можетъ быть дамы скоро удалятся.

Баронесса, не оглянувшись, вернулась въ мастерскую. Она начала обыскивать шкафы, которые не были заперты. Большая часть ящиковъ была пуста, или же наполнена рисунками и эскизами, которые она въ своемъ нетерпѣніи небрежно бросала на мѣсто. Противно было смотрѣть, какъ эта длинная фигура, какъ кошка, подкрадывалась на цыпочкахъ къ шкафамъ и полкамъ и вездѣ – на карнизахъ и полкахъ искала забытаго нечаянно письма.

Между тѣмъ канонисса подошла къ мольберту. Сначала она остановилась, какъ вкопаная отъ изумленія, потомъ вскрикнула отъ негодованія, отскочила на нѣсколько шаговъ отъ картины и искала глазами баронессу.

– Оставь, пожалуйста, Клементина, это отвратительное шпіонство! – вскричала она съ гнѣвнымъ нетерпѣніемъ. – Поди лучше сюда и посмотри, до чего довела твоя небрежность.

– Боже мой! что съ тобой опять? – сердито отвѣчала баронесса, глядя на нее черезъ плечо. Она только что открыла шкафъ и на одной изъ полокъ нашла пустой конвертъ; она, казалось, готова была проглотить каждую букву адреса.

– Вѣдь это женскій почеркъ? – спросила она, быстро пройдя черезъ всю мастерскую и показывая канониссѣ конвертъ.

– Я никогда не дотрогиваюсь до чужихъ писемъ, – возразила та рѣзко, отстраняя рукой конвертъ. – Къ чему такая низкая нескромность? Если даже это письмо дало тебѣ явное доказательство его невѣрности, – при этихъ словахъ баронесса вся вспыхнула оть внутренняго волненія, – оно бы не сдѣлало его передъ нашими болѣе виновнымъ, чѣмъ эта картина! Посмотри!

Она опять подошла къ мольберту, между тѣмъ какъ баронесса подъ вліяніемъ досады, отвращенія и противорѣчія не двигалась съ мѣста.

– Я не могу! – отвѣчала она упрямо. – Ты не хочешь дотрогиваться до его писемъ, а я рѣшила не смотрѣть его картинъ.

– Да, къ сожалѣнію! Ты хвастаешься, что никогда не была въ мастерской, а я вижу теперь, что ты должна бы всегда здѣсь присутствовать, чтобы помѣшать всемірному скандалу! – Она протянула правую руку къ картинѣ. – Эта самая ужасная тенденціозная картина, когда либо выходившая въ свѣтъ, – вскричала она съ глубокимъ волненіемъ. – Вотъ эти, – она указала на прекрасную среднюю группу, – эти вѣроотступницы, еретички, отвергнутыя отъ лица Божія украшены вѣнцомъ мученичества, а вѣрные, взявшіеся въ порывѣ религіознаго усердія за оружіе, чтобы очистить церковь отъ плевелъ, представлены здѣсь, какъ кровожадные убійцы!… И это могло зародиться въ его головѣ, когда ты подлѣ него! Могло безпрепятственно принять форму и краски, потому что ты преслѣдуешь только одну цѣль обратить равнодушнаго мужа въ рабски покорнаго любовника.

Баронесса быстро подошла къ ней и очутилась передъ картиной, которой не хотѣла видѣть. Съ минуту она молчала, очевидно пораженная, потомъ гнѣвно провела рукой по дѣвичьей фигурѣ въ ночной одеждѣ, роскошный бюстъ который былъ едва наполовину прикрытъ накинутымъ на нее чернымъ вуалемъ.

– Что за мерзость! Какія у него отвратительныя фантазіи, – вскричала она… – Прикидывается такимъ сдержаннымъ и аскетомъ, а втайнѣ занимается такой грѣховной наготой.

Донна Мерседесъ изъ-за перекрещивающихся вѣтокъ ясно видѣла обѣихъ женщинъ. Рѣзкій профиль канониссы ярко выдѣлялся на заднемъ планѣ мастерской своими почти античными очертаніями. Молодая женщина за миртовымъ кустомъ ясно видѣла каждую ея черту и замѣтила, съ какимъ презрѣніемъ взглянула она своими темными глазами на раздраженную женщину.

– Я не обращаю на это вниманіе, – сказала она холодно и пожимая плечами, – и не считаю этого грѣхомъ, – самые благочестивые монахи изображали на своихъ картинахъ человѣческое тѣло во всей его красотѣ. Здѣсь, – она снова подняла руку къ картинѣ, – грѣховна одна тенденція!… Вся кровь кипитъ во мнѣ, когда я подумаю, что и отсюда нанесется ударъ католицизму, когда и безъ того отовсюду возмутительно нападаютъ на Римъ и его приверженцевъ, отсюда, съ владѣній, которыя отняли у церкви! Почему я интересуюсь документами Шиллинговъ и той еретической семьи, живущей въ монастырскомъ помѣстьѣ! Земля, на которую церковь хоть разъ стала своей священной ногой, неотъемлемо принадлежитъ ей, и хотя бы она въ продолженіе столѣтій должна была уступать силѣ и произволу, со временемъ вернетъ свои права! Священная обязанность каждаго католика помогать ей въ этомъ.

Съ невыразимой ненавистью повернулась она спиной къ картинѣ, и ея твердые шаги звучно раздались по каменному полу.

– Еслибы я имѣла здѣсь права супруги и власть собственницы, – сказала она, останавливаясь и поднявъ голову, выразительно ударяя себя рукой въ грудь, – я сломала бы кисти передъ глазами безбожника, бросила бы предательскія краски ему подъ ноги – картина исчезла бы, еслибы мнѣ даже пришлось изгрызть зубами каждую нитку полотна!

Донна Мерседесъ невольно склонилась, тяжело дыша. Какъ служительница Божія, стояла она тамъ съ своей величественной фигурой, одушевленная фанатическимъ усердіемъ къ вѣрѣ. Ни въ выраженіи лица, ни въ звукахъ дышащаго страстью голоса не было и намека на лицемѣріе или разсчетъ. Это была одна изъ тѣхъ женщинъ, которыя претерпѣваютъ всякія мученія за вѣру, которыя могутъ спокойно поднести факелъ къ костру, на которомъ долженъ погибнуть еретикъ, противникъ вѣры…

Такая сила фанатизма должна была имѣть неотразимое вліяніе на душу каждаго, и баронесса отошла отъ мольберта, чувствуя себя виновной. Своей утомленной походкой она вернулась къ шкафу, но въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него остановилась и зажала уши руками.

– Я бы отравила эту несносную собаку, – вскричала она нервнымъ сердитымъ голосомъ.

Въ эту минуту донна Мерседесъ совсѣмъ зарылась въ скрывавшія ее вѣтви, – сердце ея сильно билось. Она слышала, что Пиратъ спущенъ съ цѣпи и съ громкимъ радостнымъ лаемъ приближается къ мастерской. Только баронъ Шиллингъ могъ спустить его, и впереди него бѣжалъ онъ теперь по лѣстницѣ. Онъ возвратился, а эта женщина съ конфискованнымъ ею конвертомъ стояла еще передъ самовольно открытымъ шкафомъ и не подозрѣвала, что онъ можетъ застать ее въ этомъ компрометирующемъ положеніи.

Прекрасное, истинно женское чувство, не могущее остаться равнодушнымъ даже къ чужому униженію, кипѣло въ доннѣ Мерседесъ, и слова предостереженія готовы были сорваться съ устъ, но было уже поздно: баронъ Шиллингъ появился на галлереѣ.

На лицѣ возвратившагося виднѣлась радость. Онъ несъ на правой рукѣ Паулу, а лѣвой нѣжно прижималъ ее къ груди. Пиратъ протискался мимо него въ дверь и побѣжалъ по галлереѣ и съ лѣстницы, – какъ бѣшеный кинулся онъ на баронессу, изъ рукъ которой со страху выпалъ конвертъ.

Она какъ бы окаменѣла отъ страху, но быстро пришла въ себя – первымъ ея движеніемъ было затворить поскорѣе шкафъ, но какъ только она пошевелилась, собака бросилась на нее, точно защищала отъ вора имущество хозяина.

– Что же ты хочешь, чтобы меня разорвало это чудовище? – гнѣвно крикнула она, обращаясь къ галлереѣ.

Онъ быстро позвалъ собаку, тотчасъ же кинувшуюся къ нему. Баронъ Шиллингъ втолкнулъ ее одной рукой въ комнату и заперъ бывшую за гардиной дверь.

– Мнѣ жаль, что ты испугалась, Клементина, – сказалъ онъ, сходя съ лѣстницы. Онъ несъ дѣвочку, которая своими рученками обвила его шею и такъ крѣпко прижалась своимъ личикомъ къ его загорѣлой щекѣ, что ея бѣлокурые волосы смѣшались съ его бородой. – Собака только кажется страшной, но она не кусается, – это товарищъ дѣтскихъ игръ, – продолжалъ онъ, подходя ближе къ женѣ, – взоръ его скользнулъ по валявшемуся конверту и открытому шкафу, и на лицѣ его отразилась иронія. – Я и не подозрѣвалъ, что ты вернулась, еще менѣе могъ я предподагать, что ты здѣсь! Это странный сюрпризъ, Клементина; иначе я не позволилъ бы буйному животному сопровождать меня.

Онъ слегка холодно поклонился фрейлейнъ фонъ Ридтъ и протянулъ женѣ свободную лѣвую руку.

– Пока дѣвочка будетъ у тебя на рукахъ, я не подамъ тебѣ своей руки, – сказала она холодно. – Я не желаю имѣть постороннихъ свидѣтелей при свиданіи.

При этихъ словахъ онъ повернулъ голову въ сторону и сдвинувъ брови, пристально посмотрѣлъ насмѣшливымъ взглядомъ на канониссу, которая, сложивъ руки, молча и неподвижно стояла на одномъ мѣстѣ.