– У моей доброй Биркнеръ взоръ Кассандры, – шутливо сказалъ баронъ Шиллингъ, стараясь подавить сильное волненіе, охватившее его. – Она знала, что въ эту минуту въ домъ вступитъ невѣста.
И безъ дальнѣйшихъ разсужденій обнявъ толстую женщину, онъ горячо поцѣловалъ ее въ обѣ щеки, что онъ часто дѣлалъ ребенкомъ, такъ какъ она была для него все: мать, нянька, повѣренная и посредница между нимъ и строгимъ отцомъ…
Онъ повелъ свою невѣсту сначала не въ ея будущую комнату, прекрасный салонъ, примыкавшій къ террасѣ; двери большой средней залы были открыты настежь – и здѣсь цвѣты покрывали паркетъ и лежали у ногъ могучихъ фигуръ старыхъ рыцарей, наполнявшихъ тяжелыя золоченыя рамы, а портретъ стараго барона Крафта фонъ Шиллингъ былъ обвитъ сосновыми и дубовыми вѣтвями.
Его сынъ обнялъ прекрасную стройную женщину, стоявшую рядомъ съ нимъ и подвелъ ее къ портрету величественнаго офицера, смотрѣвшаго на нихъ пламеннымъ взоромъ.
– Вотъ, отецъ, дочь Люціана! – сказалъ онъ торжественно и серьезно, какъ будто бы прекрасная сильная рука, благословенія которой онъ такъ желалъ, могла дѣйствительно дать его. – Жертвоприношеніе бѣднаго Ісаака искуплено – доволенъ-ли ты?
Тамъ на улицѣ люди сновали за желѣзной pѣшеткой взадъ и впередъ, заглядывая черезъ художественную рѣшетку, любовались прелестнымъ фасадомъ дома съ колоннами, но никто и не подозрѣвалъ, что въ эту минуту „въ домѣ Шиллинга“ счастливо разрѣшались удивительно запутанные событія.
Конецъ.