Фридрих Шпильгаген - Въ двѣнадцатомъ часу

— Вотъ насталъ и день, сказалъ Свенъ: — и нашему ночному похожденію пришелъ конецъ. Идемъ, Бенно; я ни одной минуты не стану уже ждать.

— Нѣтъ ли съ тобою визитной карточки? спросилъ Бенно.

— Это на что?

— Хотѣлось бы мнѣ отмѣтить нѣкоторыя метереологическія наблюденія, которыя боюсь проспать.

— Возьми; но теперь я ухожу, сказалъ Свенъ; вынимая изъ футляра карточку и тотчасъ же повернулся, чтобъ уйти.

Онъ не видалъ, какъ Бенно, слѣдуя своей старой привычкѣ . не упускать удобнаго случая для легкомысленной шутки, положилъ эту карточку вмѣстѣ съ своею на круглый столикъ близъ начатой вышивки, послѣ чего послѣдовалъ за товарищемъ, который ожидалъ его внизу лѣстницы.

Опять рука-объ-руку пошли они по улицѣ, ведущей въ городъ, чрезъ узкія ворота, и вышли на площадь по тихимъ еще и безлюднымъ улицамъ университетскаго города. У подъѣзда гостинницы «Золотая Звѣзда» они разстались.

Свенъ фон-Тиссовъ былъ послѣдній потомокъ знатной дворянской фамиліи, которая много уже столѣтій существовала въ богатыхъ помѣстьяхъ на берегахъ Балтійскаго моря. У него было нѣсколько старшихъ братьевъ, а такъ какъ родовое имѣніе было маіоратомъ и, кромѣ того, онъ сильно возставалъ противъ обычаевъ и преданій своего рода, обнаруживая большое влеченіе къ наукамъ и рѣшительную склонность къ тихой, созерцательной жизни, то его и предзначали къ гражданской службѣ. Этимъ исключительнымъ направленіемъ ума онъ былъ обязанъ нѣжно любимой матери, прекрасной, тихой, болѣзненной женщинѣ, которая, обладая чудесными дарованіями, дававшими ей право блистать на почетномъ поприщѣ, жила въ уединеніи родового замка, безполезно сгубивъ лучшіе дары природы, совсѣмъ или мало употребляя въ дѣло свои таланты. Ея мужъ, фон-Тиссовъ, былъ тоже младшій сынъ, а потому, слѣдуя фамильному обычаю, былъ предназначенъ къ военной службѣ. Въ ту пору онъ былъ красивымъ, блестящимъ кавалеромъ, пользовавшимся мирною гарнизонного службой, чтобъ переходить отъ одной побѣды къ другой. Его красота, слава его неотразимости, противъ которой никто не могъ устоять, сотни разъ испытанное мужество, не отступающее ни передъ какой опасностью, облекли его волшебною силой въ глазахъ того свѣта, гдѣ онъ добивался побѣдъ; что же мудренаго, что молоденькая жена его полковника, мать многихъ дѣтей, прославляемая всѣми за ея умъ и любезность, рѣшилась на одинъ изъ тѣхъ проступковъ, которые по временамъ обнаруживаюсь печальнымъ образомъ всю неосновательность и глубокую распущенность самой, повидимому, высокообразованной жизни: она убѣжала съ молодымъ поручикомъ.

Разумѣется, отъ такого проступка возмутился свѣтъ, который до того времени съ тайнымъ злорадствомъ наблюдалъ за возникавшими отношеніями и даже покровительствовалъ имъ, но теперь, въ припадкѣ добродѣтельнаго негодованія, предалъ проклятію какъ обольстителя, такъ и его жертву, забавляясь пикантными подробностями скандальнаго происшествія до-тѣхъ-поръ, пока не усталъ сплетничать и осуждать и пока не явилось на сцену новаго скандала не менѣе забавнаго, заставившаго забыть прежній.

Между-тѣмъ молодые люди не видѣли ни счастья, ни радости, какъ и всегда бываетъ, когда люди сворачиваютъ съ прямого пути. Къ ихъ брачному союзу представилось множество препятствій, и молодая, гордая женщина принуждена была долго терпѣть позоръ незаконныхъ отношеній. Наконецъ, когда съ этой стороны горизонтъ ея счастья нѣсколько прояснился, съ другой — тучи еще сильнѣе помрачили его. Скоро фон-Тиссовъ замѣтилъ, что роль женатаго Дон-Жуана очень жалкая роль, но и его жена не замедлила убѣдиться, что самый блестящій бальный кавалеръ можетъ быть очень ничтожнымъ человѣкомъ и при случаѣ весьма грубымъ мужемъ. Къ тому же, красавецъ фон-Тиссовъ не могъ или не хотѣлъ отказаться отъ жизни молодого холостяка, а потому молодой четѣ скоро пришлось вступить въ борьбу съ самыми непріятными заботами. Борьба выражалась со стороны юнаго воина далеко не воинственными жалобами и упреками, а по временамъ совсѣмъ не рыцарскими ругательствами и криками; со стороны же молодой женщины — тою покорностью, самоотверженіемъ, жертвами и неуклонною послѣдовательностью, которою отличаются благородныя женственныя натуры, лишь только настанетъ день несчастья и горькихъ испытаній, обнаруживающихъ истинное достоинство женщины.

Но вотъ настали и лучшія времена. Отецъ и два старшіе брата фон-Тиссова вскорѣ умерли одинъ за другимъ и ему досталось все богатство; до того времени ему не снилась и во снѣ подобная счастливая случайность, хотя онъ увѣрялъ своихъ кредиторовъ въ возможности того. Тогда онъ вышелъ въ отставку, расплатился съ кредиторами, и обнимая свою жену, обѣщалъ ей въ будущемъ жизнь полную очарованій и радостей. На это обѣщаніе она болѣзненно улыбалась, зная лучше чѣмъ кто-нибудь невозможность ихъ осуіществленія. Цѣдые годы отчаянной борьбы съ блестящею нищетой своего положенія, напряженныя усилія поддержать и защищать безхарактернаго мужа надломили въ самомъ корнѣ нѣжную натуру. Нѣкогда столь блистательная женщина, кумиръ и гордость своего кружка, находила теперь единственное развлечете въ случайныхъ посѣщеніяхъ, изрѣдка нарушавшихъ уединеніе деревенской жизни въ родовомъ имѣніи. Фон-Тиссовъ, находя достаточно причинъ быть недовольнымъ свѣтомъ, перебрался въ свое помѣстье вскорѣ послѣ полученія наслѣдства. Отъ природы онъ былъ не дурной человѣкъ, но въ жизни своей очень мало дѣлалъ для образованія своего ума и сердца. О преимуществахъ же своей жены, тѣмъ ярче выступавшихъ, чѣмъ ближе наступало время болѣзней и миновали годы цвѣтущей юности и красоты, онъ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія. Онъ задыхался въ тихой, осмысленной атмосферѣ, которая разливалась вокругъ его жены. Она вступила на путь, по которому онъ не могъ и не хотѣлъ слѣдовать за нею, и скоро она увидѣла себя совершенно одинокою. Онъ питалъ къ ней высокое уваженіе да и еще любилъ ее по-своему, но ихъ взгляды, мысли и чувства слишкомъ расходились. «Она слишкомъ хороша для меня» говорилъ онъ: «а я, еслибъ и хотѣлъ исправиться, ужъ не могу сдѣлаться лучшимъ противъ того, какимъ созданъ».

Когда фон-Тиссовъ мало-по-малу и почти безсознательно отдалялся отъ жены, неспособный оцѣнить ея достоинствъ, тогда онъ предоставилъ ей полное вознагражденіе въ младшемъ сынѣ своемъ Свенѣ, хотя самъ того не зналъ и не желалъ. Оба старшіе брата Свена были душою и тѣломъ родными сыновьями своего отца, предпочитая конюшню гостиной, поле и лѣсъ саду. По природѣ они были отчаянными охотниками, съ равномѣрной наклонностью къ добру и злу. Очевидно было, что судьба ихъ вполнѣ зависѣла отъ условныхъ обстоятельствъ, въ которыя они попадали.

Свенъ былъ истиннымъ сыномъ своей матери. Подобно братьямъ, онъ былъ высокаго роста и имѣлъ крѣпкое тѣлосложеніе; но этимъ ограничивалось его сходство съ отцомъ. Унаслѣдовавъ отъ матери нѣжную душу, онъ привязался къ ней съ неодолимою силой. На землѣ, быть можетъ, нѣтъ другихъ отношеній, въ которыхъ было бы больше тихаго блаженства, доступнаго человѣческому сознанію, какъ отношенія между благородною матерью и достойнымъ сыномъ. Свенъ сталъ обожать свою мать, какъ только научился себя понимать. Когда мать бывала больна, Свенъ, будучи еще маленькимъ мальчикомъ, оставался у ея постели какъ прикованный, по цѣлымъ часамъ и по цѣлымъ днямъ ухажиживая за нею, оказывая всевозможный маленькія услуги, что доставляло ему гораздо больше удовольствія, чѣмъ веселыя игры съ товарищами. Эта любовь къ матери увеличивалась по мѣрі того, какъ онъ становился старше и умнѣе, по мѣрѣ того, какъ онъ научался цѣнить свою мать по достоинству. Но еслибъ эта любовь потребовала вознагражденія — чего никогда не было — величайшая награда для него состояла бы въ взаимной любви достойнѣйшей женщины, въ безграничномъ довѣріи, которое она ему оказывала, въ неусыпномъ попеченіи, съ которымъ она наблюдала за развитіемъ его превосходныхъ способностей. Для неопытной юности нѣтъ лучшаго наставника, какъ тотъ человѣкъ, который самъ въ своей молодости носилъ дурацкій колпакъ и имѣлъ настолько ума, чтобъ сбросить его, пока еще не слишкомъ было поздно. Въ этомъ случаѣ, какъ и во всѣхъ другихъ, только опытность дѣлаетъ мастера, и потому нѣтъ ничего смѣшнѣе, какъ видѣть юношей, еще почти полумальчиковъ, беру щихъ на себя обязанность воспитателей, и руководителей молодежи, къ которой они сами еще принадлежатъ. Воспитатель юноши Телемака не юноша, но старикъ, и у Ахилла другомъ Патроклъ, а наставникомъ Хиронъ. Изъ этого выходитъ, что госпожа фон-Тиссовъ была превосходною воспитательницей, и когда она описывала опасности, которымъ пылкая юность легко поддается, и радости старости, когда буря страстей улеглась и свѣтило умственной жизни тихо и животворно озаряетъ невозмутимое спокойствіе души — тогда даже божественный Платонъ не могъ бы лучше и убѣдительнѣе говорить.