Ги Бретон - В кругу королев и фавориток

— Вот уже двадцать два года, как вы женаты, сир, а у вас все еще нет дофина.

Людовик опускал голову и начинал говорить о чем-нибудь другом. Чтобы иметь ребенка, надо было совершать акты, которые вызывали у него слишком сильное отвращение…

Как-то в августе он приехал в монастырь бледнее и печальнее обычного.

— Королева тайно переписывается со своей семьей, — сказал он Луизе. — Господин де Ришелье только что перехватил шифрованное письмо, отправленное ею испанскому послу Мирабелю…

— Да ведь король Испании ее брат, — ласково успокаивала его Луиза.

— Это наш враг, — отрезал король. — Франция находится в состоянии войны с ним.

Так начинало разворачиваться невероятное дело, доставлявшее огромную радость Ришелье, который надеялся на этот раз засадить королеву в темницу по обвинению в государственной измене. Лапорта, камердинера Анны Австрийской, бросили в Бастилию. При нем нашли письмо, предназначавшееся м-м де Шеврез, которая, разумеется, была замешана в новом заговоре [124]. Провели обыск в монастыре в Валь-де-Грас, где у королевы были свои апартаменты. При обыске ничего не нашли, поскольку монахиням хватило сметливости спрятать все компрометирующие бумаги.

Тогда Ришелье отправился в Сея-Жермен, чтобы прямо там допросить Анну Австрийскую, которая, заболев от страха, видела уже себя арестованной, отвергнутой и отправленной в Испанию

Кардинал показал ей письмо, адресованное послу Мирабелю.

— Могу ли я позволить себе, Ваше Величество, попросить у вас объяснений касательно этого письма?

После длительных тайных маневров оба противника оказались, наконец, лицом к лицу. Их глаза, полные смертельной ненависти, встретились на мгновение, и в эту минуту королева ответила, что никогда не видела этого листка.

Опустив глаза, Ришелье улыбнулся:

— Я вам верю, Ваше Величество, но в каждом факте можно усмотреть несколько истин. Могу заверить вас, что если вы скажете все, что вам известно, до последней мелочи, король вас, конечно, простит. В любом случае я буду там, чтобы защитить вас.

В течение целого часа, продолжая разговор в том же желчном тоне, он мучил королеву и довел ее до полного изнеможения. Рыдая, она призналась, что писала письмо, но поклялась, что не писала других.

— Вам давно известно, каковы мои чувства к вам, — ласково произнес Ришелье. — Я немедленно пойду к королю и употреблю все мое влияние, чтобы король признал вас невиновной.

Анна Австрийская в свою очередь поддержала игру:

— Ах, господин кардинал, — сказала она, — сколько же в вас доброты!

И она протянула ему руку. Но Ришелье не взял ее, изображая покорность и уважение…

Только когда Анна Австрийская села в свою карету, она до конца осознала свое положение и ужаснулась. Надо было во что бы то ни стало сделать так, чтобы Лапорт, которого также подвергнут допросу, отвечал то же, что и она. Но как сообщить ему, что она говорила? Она попросила совета у м-ль де Отфор, с которой подружилась.

— Напишите письмо, — сказала ей девушка. — Я постараюсь сделать так, чтобы оно попало к Лапорту.

Наутро, переодевшись в субретку и спрятав большую часть лица с помощью широкополой шляпы, м-ль де Отфор отправилась в Бастилию и заявила, что ей надо увидеться с одним своим другом, шевалье де Жаром, отбывавшим там небольшое наказание.

— Я — сестра его слуги, — сказала она. Охранники подумали, что перед ними одна из тех девиц легкого поведения, которые частенько заглядывают в Бастилию, пошли за шевалье и оставили его наедине с Марией.

Кар пришел в изумление, увидев свою приятельницу.

— Вы?

Она сделала знак рукой, чтобы он умолк.

— Вот письмо от королевы, которое необходимо передать Лапорту. Его камера находится двумя этажами ниже вашей, дело это чрезвычайной важности…

Несколько часов спустя шевалье, просверлив отверстие в полу, передал письмо своему соседу этажом ниже, а тот тем же способом передал письмо Лапорту.

Когда Ришелье явился, камердинер уже знал, как следует отвечать на вопросы. Анна Австрийская была спасена…

Не зная, что его провели, кардинал пришел к выводу, что дело выглядит менее интересным, чем показалось ему вначале, и прекратил преследования. Королева пообещала больше не писать писем своим близким, и в начале зимы король смог сообщить Луизе, что он простил свою жену.

Юная монахиня была счастлива.

— А теперь помиритесь с ней окончательно, — сказала она, — ведь у Франции все еще нет наследника.

Ей и в голову не приходило, что король может попытаться обрести отцовство с ее помощью.

Вот что об этом рассказывает отец Гриффе в своей «Истории правления Людовика XIII»:

«В начале декабря король покинул Версаль, чтобы провести ночь в Сен-Море, и, проезжая через Париж, он сделал остановку в монастыре Пресвятой Девы Марин на улице Сент-Антуан, чтобы навестить м-ль де Лафанет. Пока они беседовали, в городе разразилась гроза, да такая сильная, что он не мог ни вернуться в Версаль, ни добраться до Сеи-Мора, где ему приготовили комнату и постель и куда прибыли уже офицеры его свиты. Он решил переждать грозу, но, видя, что она все усиливается, а тем временем приближается ночь, он почувствовал замешательство: из Лувра его кровать увезли в Сен-Мор, и теперь он не знал, куда податься.

Гито, начальник охраны, у которого давно вошло в привычку разговаривать с королем довольно свободно, заметил, что у оставшейся в Лувре королевы он мог бы и поужинать, и провести ночь со всеми удобствами. Но король отверг это предложение, говоря, что надо надеяться на улучшение погоды. Подождали еще, но гроза становилась все сильнее, и Гито снова предложил отправиться в Лувр. Король ответил, что королева и ужинает, и ложится спать слишком поздно для него. Гито заверил его, что королева охотно подстроится под его привычки. Наконец, король принял решение ехать к королеве. Гито на всех парах помчался вперед, чтобы предупредить о времени приезда короля на ужин. Королева распорядилась, чтобы были выполнены все желания короля. Супруги поужинали вместе. Король провел с нею ночь, и через девять месяцев Анна Австрийская родила сына, появление на свет которого вызвало всеобщее ликование в королевстве».

Правда, одновременно с этим в Париже стали говорить, что гроза была ловко использована королевой, которая, по мнению людей осведомленных, просто крайне нуждалась в срочном появлении короля, поскольку «только что совершила большую неосторожность…».

Кстати, настойчивость Гито выглядит довольно странно, и многие историки этому удивлялись. «Создается впечатление, — пишет Жюль Персо, — что офицер получил от Анны Австрийской четкое предписание привезти короля в Лувр во что бы то ни стало. В таком случае, действительно, нельзя было упустить подвернувшийся случай легитимировать плод преступной связи…» [125]

Как бы там ни было, королева после этой ночи повела себя достаточно странно, что только подтверждало все россказни.

«Не успела она объявить о своей беременности, — пишет Распай, — как тут же уехала в Валь-де-Грас и там, точно в крепости, укрылась от глаз всевидящих аргусов и от подозрений своего господина, к которому она никогда больше не приближалась».

Поведение, без сомнения, странное в отношении супруга, с которым она только что помирилась…

Когда 5 сентября 1638 года будущий Людовик XIV родился в Сен-Жермен-ан-Ле, Людовик XIII взглянул на него своим печальным взором, помолчал и удалился, отказавшись поцеловать королеву. Его странное поведение возмутило весь двор, а Анна Австрийская заболела от горя.

Почему же король, чье желание иметь сына было всем известно, не обнаружил ни малейшей радости при виде младенца, который должен был продолжить род и спасти династию?

Ответ настолько прост, что немедленно приходит в голову каждому, кто задается этим вопросом: мрачное выражение его лица означало, что он не был отцом новорожденного…

Множество историков, от Мишле до доктора Кабанеса, следовали на этом пути за народом, интуиция которого часто просто поражает.

Но прежде, чем я тоже присоединюсь к этим историкам, попробую сначала выяснить, нельзя ли признать отцовство Людовика XIII, потому что сам факт отсутствия темперамента вовсе не означает категорической невозможности производить детей. Нужно поставить только одни вопрос: был ли король импотентом?