вету от Мастера Штейра, подлежащему неукоснительному исполнению... и, как и большинство подобных, ценному и упростившему жизнь.
Лишь один вопрос не давал ей покоя. И утро субботы, которое могло начаться с приятного пробуждения, а не состояния полной моральной разбитости, он сделал еще тяжелее и депрессивнее.
Почему после всего, что произошло, Соколов оставил ее одну? После того как в буквальном смысле растоптал до состояния полной недееспособности, заставил потерять связь с реальностью и практически зависнуть на тонких канатах между преисподней и эдемом?
Испугался? Полноте, при всей романтизации происходящего Ася не была столь наивна, чтобы примерять на этого хищного волка шаблоны из глянцевых журналов и женских романов. Может, она сама попросила его уйти в порыве боли и отчаяния от пережитого ею унижения? Вряд ли. В тот момент ей хотелось исчезнуть, раствориться, лишиться памяти, чувств и эмоций... но уж точно не остаться наедине с этим разрушением.
Что будет, если нежный цветок, укрытый от холода, пусть даже оконными стеклопакетами, лишить этой защиты? Зависит от времени. Да, его можно вынести на мороз на какое-то время и даже оборвать листья, защищающие цветоносы, но потом обязательно укрыть и отогреть. С экзотическими орхидеями часто так поступают, когда те отказываются цвести. Устраивают им стрессовую обстановку без полива и доступа света. Цветут после этого все без исключения, Ася сама так делала.
Но это растения! Красивые, экзотические, но растения! Как можно поступать с людьми подобным образом?!
Она согласилась на все это сумасшествие, почему-то свято веря, что после того, как все закончится, ее отогреют и успокоят. Черт, ей не нужны были от него сюсюканье и фальшивое заламывание рук с безуспешными попытками скрыть триумф во взгляде. К подобной фальши она привыкла за свою жизнь настолько, что могла распознать ее на интуитивном уровне. Не нужны были раскаяние и обещание купить шмотку или ювелирную побрякушку в качестве компенсации. Даже слов ей было не надо. Пусть молчит и не смотрит ей в глаза, пусть витает в своих собственных слоях атмосферы, но только рядом! Ей будет достаточно тепла его тела, даже если расстояние между ними будет измеряться метрами... главное, чтобы он не покидал пределов спальни!
Но нет. Соколов оставил ее одну разбираться с собственным срывом. Не сбежал, словно испуганный школьник, взорвавший петарду у кабинета директора. У него было все под контролем. Просто оставить Асю сходить с ума на грани сна и яви было частью его плана.
Что с того, что сразу после унизительного ползания в его ногах она уснула? Эта шокирующая гимнастика отняла у нее столько сил, что не только руки и ноги не слушались, сознание ушло в глубокий нокаут. Смутно помнила, что Соколов распустил ремень на ее шее, нес на руках, укладывал в постель. И только одно четкое воспоминание резало, словно ножом: его слова.
«Я не буду с тобой сидеть и ждать, пока ты успокоишься. Не в этот раз».
Ася не шерстила интернет в поисках ответов на вопрос, является это безумие нормой или же нет. Ей вообще это не пришло в голову. Могла только догадываться, что резкий уход был продуманной стратегией. Только зачем? Ей мало было унижения и душевной боли?
Если сразу, как только голова коснулась мягкой подушки, Асю сморил спасительный сон, то ночное пробуждение показалось ей адом на земле. Она просто открыла глаза посреди чужой комнаты. Здесь было тепло и даже уютно, но внутри арктический холод постепенно сковывал ее тело, а от осознания того, насколько низко она пала и с какой легкостью позволила такое с собой сотворить, по щекам потекли слезы. Ей было не под силу остановить этот бесконтрольный поток. Оставалось только сжимать одеяло, кусать край подушки, выгибаясь от судорог осязаемой боли. Моральная боль трансформировалась в физическую. Слезы обжигали и уничтожали с каждой каплей, словно стремились закончить работу Соколова.
И даже тогда, сгорая в своей агонии без права на внимание, Ася надеялась, что сейчас откроется дверь и он появится. Не сможет оставить ее одну. Знала бы, что сработает, дала бы волю громким рыданиям и крикам. Но в том-то и дело - не было никакой уверенности.
Одна. Каждый раз ты остаёшься в одиночестве. Никто не оценит твоих жертв. Никому нет дела до твоей боли. Всегда одно и то же. Просто в цивилизованном обществе не приходится обнаженной и на поводке из ремня ползать у мужских ног и обнимать его колени, выпрашивая ласку.
Эта игра показала истинное положение вещей. Ася как будто увидела себя со стороны. Всегда у чужих ног с желанием угодить, даже против своей воли. С уверенностью, что ее потуги не останутся незамеченными, что однажды это пресмыкание оценят по достоинству.
Кто, вашу мать?! И когда?! В какой реальности подобное может гарантировать, что о тебя не вытрут ноги и не выкинут за ненадобностью, напоследок потешив свое эго и изощренно требуя пресмыкаться сексуальнее?
Он так и не пришел к ней. Прорыдав час, с трудом пересилив желание отыскать свои вещи и сбежать из этого особняка, Ася забылась тревожным сном. Ее безумный поступок все равно ничего не решит. Не перепишет недавнее прошлое по сценарию, нарисованному в воображении. Даже если Соколов не позволит ей сбежать, вернет обратно, это не сделает его нежным и человечным.
Утром, открыв глаза в полумраке спальни, Ася проявила стальную волю, чтобы не заплакать. Наверняка после ночной тихой истерики у нее видок еще тот: опухшие веки, покрасневшие глаза, искусанные губы. Лежала, сжимая кулаки, не найдя в себе сил подняться и посмотреть на часы. Пыталась прогнать уничижительные отголоски вчерашней сессии (о том, что именно так называются подобные игры, она узнает нескоро), смотрела на тяжелые серые шторы, в которые безуспешно пытался пробраться рассвет. Ася б и не поняла, что наступило утро, если бы не полоска света на буковых срубах потолочных балок. Даже спальня отражала вкус хозяина. Слегка аскетичный, строгий и в то же время утонченный.
Асе не хотелось ничего этого видеть, но разглядывание обстановки комнаты отвлекало от тяжелых мыслей. Может, следовало бежать сломя голову, пользуясь временным одиночеством, но ей не хотелось шевелиться. И уж тем более показать Штейру свою слабость, если не сказать - глупость. Ведь, рассматривая вариант побега, она надеялась, что он кинется следом...
Сколько девушка так пролежала без сна, пока не расслышала его шаги в коридоре? Неторопливые, уверенные и, как ни пафосно это звучало, неотвратимые. Наверное, так полярные волки возвращаются в свое логово, зная наперед, что истекающая кровью добыча не сможет далеко убежать. Хотя, скорее всего, у Аси помутилось в мозгах после вчерашних игр. Раз уж пошли такие ассоциации.
Когда открылась дверь, Ася зажмурилась и натянула одеяло до подбородка. Если ранее при его появлении она испытывала страх, смущение, желание провалиться сквозь землю, то сейчас это была полная растерянность. Девушка не знала, как себя вести с этим мужчиной, чего от него ожидать и как реагировать.
- Доброе утро, Ассаи.
Кого Ася пыталась обмануть напряженными мышцами, затаённым дыханием и сжатыми поверх края одеяла кулачками? Забыла, что Соколов умеет читать людей, подобно открытым книгам? Проклиная себя за ребяческое проведение и попытку спрятаться, девушка откинула одеяло. Хотела было поздороваться и даже натянуто улыбнуться, но холод сковал связки, лишая права голоса. Как будто без разрешения ей не полагалось говорить с ним. Кивнула, спрятав глаза, стоило бросить на него беглый взгляд.
Если большинству мужчин, с которыми Евтеевой приходилось сталкиваться по долгу службы, шли деловые костюмы и галстуки, то Соколов настолько выигрышно смотрелся в обычных джинсах и облегающем свитере, что Ася на миг забыла о своём вчерашнем унижении. Даже вспомнила, что до физической близости дело так и не дошло. Или все же дошло, но трахнули ее не туда, куда положено, а в мозги, причем до отеков?
В секунды вернулось все. Круглосуточное возбуждение, которое ей запретили гасить самостоятельно, ощущение полета, триумфа женственности, когда Ася на миг предположила, что сможет соблазнить Штейра своей грацией и отчаянной смелостью. Как будто мало было девушке ее самоуничижения от того, что вчера она не смогла возразить и отказаться, так еще тело напомнило об истинном положении дел участившимся сердцебиением, пересохшим горлом и приливом крови к пульсирующей вульве. Ведь вчера никто к ней не прикасался!