– Не реви, слышишь? – Голос Бена в сыром сумеречном воздухе звучал не так строго, как раньше. – И не говори, что тебе не хочется уезжать из Гофер-Спрингс, – с кривой усмешкой добавил он, объезжая огромный камень, скатившийся на дорогу.
Конечно, ей и в голову не пришло бы сказать такое. Как и все другие места, в которых они останавливались за последние шесть лет, это был крошечный неказистый городишко, где сам воздух, казалось, пропитался жадностью и отчаянием золотоискателей и спекулянтов, населявших его. И жестокостью – той изощренной жестокостью, из-за которой ее отца теперь несправедливо обвиняют в убийстве. Мэгги чувствовала, как от горя все сжимается у нее внутри. Боль сидела глубоко, но была такой сильной, что девочка с трудом дышала.
– Это несправедливо! – вдруг выкрикнула она и съежилась на сиденье, став похожей на мокрое скрученное одеяло.
– Да, несправедливо, но мы ничего не можем сделать. Ты сама слышала, что сказал отец. Сядь прямо. Если бы он увидел тебя сейчас, то провалился бы со стыда, – грустно сказал Бен и ворчливо продолжил: – Понимаю, тебе пришлось подраться, следы битвы налицо. Ну и видок у тебя, сестренка: поцарапанная, чумазая и вонючая, как буйвол. Кажется, я начинаю понимать, что имел в виду отец.
– Ты про что? – Мэгги бросила безразличный взгляд на свою изодранную и грязную одежду, убрала свисавшие пряди волос, закрывавшие ей глаза. Она всегда была такой – почти всегда. За исключением субботних вечеров, когда отец заставлял ее мыться. Да и то не каждую неделю, а когда вспоминал.
– Скоро узнаешь, – ответил он, бросив на нее косой взгляд. – А пока я отвезу тебя к Беличьей скале. Па велел, чтобы ты подождала там, пока я съезжу в город посмотреть, как… все пройдет.
– Ты имеешь в виду казнь? – прошептала она, широко открыв глаза.
– Кто-то ведь должен проследить, чтобы все было сделано как надо – до и после, – спокойно пояснил брат, но его широкие плечи под засаленной рубашкой были напряжены, а взгляд неподвижно устремлен на снежные верхушки гор. – Ты подождешь с лошадьми, покараулишь вещи, а я вернусь, когда все… улажу.
И вот она осталась одна на дальней горной стоянке. Бен ускакал обратно верхом на Белл, а Бекки мирно паслась, привязанная к стволу кедра. Мэгги сидела, обхватив ноги руками и уперевшись подбородком в колени, и молча смотрела в посветлевшее небо. Дождь прекратился, вокруг стояла такая тишина, что девочка могла услышать, как по камням скользят ящерицы. Только редкие всхрапывания Бекки и крики куропаток нарушали одиночество Мэгги, безотрывно глядящей на пурпурные и белые цветы водосбора.
В полдень она вздрогнула и судорожно обхватила себя за плечи – ведь именно в это время на шее отца затянется петля. Мэгги не сомневалась в том, что почувствует этот момент, что ее пронзит холод. Однако сквозь тучи пробилось солнце, в воздухе запахло хвоей и землей, умытой дождем, и девочка не ощутила ничего, кроме пустоты, ожидания и одиночества.
Потом она услышала топот копыт где-то внизу, в долине, и увидела Бена, приближавшегося к Беличьей скале.
Смертельно бледный, он соскочил с лошади. В мозгу Мэгги проносились тысячи вопросов, но одновременно она ничего не хотела знать. Она молча смотрела, как брат сел на траву, облокотился спиной о камень и сдвинул шляпу на затылок, так чтобы его лицо освещало солнце.
– Все закончилось? – спросила она наконец безжизненным, спокойным голосом.
– Да, все кончено. – Неожиданно в глазах Бена промелькнула ярость. – Эти сволочи добились наконец своего хваленого возмездия, а отца больше нет, черт бы их всех побрал! – Сжав кулаки, он выпрямился и посмотрел в сторону города с искаженным от злости лицом.
Мэгги пораженно уставилась на брата. Бен взял себя в руки и бессильно прислонился к камню. Он выглядел опустошенным и уставшим.
– Папа похоронен по всем правилам, Мэгги, и теперь он на небесах встретится с мамой. Нечего ворошить старое, – задумчиво произнес он, непроизвольно вырвал из земли пучок травы и отбросил его в сторону. Он устремил взгляд своих зеленых глаз на маленькое голубое озеро, сверкавшее среди гор пониже Беличьей скалы, как бриллиант.
– Бен, а папе… было больно? – с трудом выдавила из себя Мэгги. Ей нужно было знать.
– Не очень, – солгал он. Оба знали, что это неправда. Мэгги, с трудом проглотив комок, застрявший в горле, следила за кроликом, прыгавшим в расщелине. Брат и сестра немного помолчали.
– Куда мы едем, Бен? Папа сказал тебе, что нам теперь делать?
– Да, сказал. – Бен ослабил платок на шее. – Пока ты воевала с храбрыми рыцарями, отец говорил со мной о тебе. Ему не по душе, что из тебя выросла такая невоспитанная дикарка. Ведь он обещал маме перед ее смертью, что ты вырастешь настоящей леди и что он обеспечит нам хорошую жизнь. В конце концов из-за этого он все и затеял: хотел поскорей разбогатеть, чтобы мы ни в чем не нуждались…
Бен покачал головой и грустно улыбнулся. Мэгги не отрываясь смотрела в его умные, строгие глаза.
– Так и случилось бы, если бы папе повезло и он напал на настоящую, хорошую жилу, – сказала Мэгги, защищая отца.
– Если бы да кабы… – Бен посмотрел на нее, и его тон смягчился. – Хочешь знать план, болтушка Мэгги? – спросил он.
Мэгги кивнула и впервые за весь день расслабилась, услышав, что брат назвал ее так, как называл отец, когда был ею доволен.
– Для начала мы уберемся подальше от Гофер-Спрингс. Я о нем больше не хочу ни знать, ни слышать. Потом – и не спорь со мной! – я отвезу тебя в Эштон, в Канзас.
– Зачем?
– Затем, чтобы ты пожила у тети Виллоны и дяди Гарри, если они, конечно, согласятся.
– Мы будем жить с ними? В Канзасе? – Мэгги была явно озадачена. Они объездили всю Неваду, исколесили Колорадо и Монтану, переезжали из одного лагеря старателей в другой, не задерживаясь ни в одном из городков, порожденных золотой лихорадкой, двигаясь вслед за слухами и мечтами о залежах золота и серебра. Сколько она помнила, у них никогда не было дома, да они даже и не думали где-нибудь осесть.
– Не мы. – Бен поднялся и посмотрел на нее сверху вниз. – Ты. А я собираюсь найти эту проклятую жилу, которая все время ускользала от папы.
– Тогда я еду с тобой.
– Нет уж. Папа ясно распорядился насчет тебя. Я должен отвезти тебя к тете Виллоне и проследить за тем, чтобы у тебя был дом. И за тем, чтобы из тебя выросла настоящая леди.
– Не хочу я быть леди. И дом не хочу!
У Мэгги аж закружилась голова, пока она вглядывалась в лицо брата. Она не видела ни бледно-голубого неба, ни гор, теснившихся вокруг, ни трав и цветов, устилавших долину вдоль дороги. Только краем уха она услышала клекот орлов, высоко и свободно паривших в небе.
– Бен! – отчаянно воскликнула она. Ее подбородок дрожал. – Прошу тебя, пожалуйста, не вези меня в Эштон. Я хочу остаться с тобой!
– Все решено. Я дал слово папе. – Он отвернулся и направился к лошадям. Мэгги успела заметить, каким решительным стало его лицо – каменным, как скалы, окружавшие их. – Пора ехать. До ночи нам предстоит проделать долгий путь.
Мэгги вцепилась в сиденье и ехала, погруженная в молчаливое отчаяние. Час проходил за часом, и они все больше удалялись по извилистой горной дороге от Гофер-Спрингс. Ничего больше не будет как прежде. Папы нет, и Бен решил избавиться от нее. Оставить у чужих людей. Запереть в доме неизвестно на какой срок. На месяцы? А может, на годы?
– Бен, – сделала она робкую попытку начать разговор, когда на небе появились первые сумеречные тени. Но брат даже не посмотрел в ее сторону. Мэгги подавила рыдания и поморгала, чтобы остановить слезы, застилавшие глаза. Увы, с ней никогда не считались, ее мнения не спрашивали, не обращали внимания на ее желания. Она привыкла делать то, что прикажут. Но ведь теперь совсем другой случай, думала она, покачиваясь на сиденье и невидящим взором глядя на проплывающие мимо сосновые леса. Совсем другой случай, который может изменить всю жизнь. Она должна бороться.
«Почему папе в голову пришла эта сумасбродная идея?» – сердито спросила она себя, и ей тут же стало стыдно. Отец умер всего несколько часов назад. Как она может злиться на него? Но она все равно злилась. Ярость, не стихая, клокотала в душе, досада и отчаяние овладевали ею. Все вдруг изменилось, а она этого не хотела. Она хотела, чтобы все было как раньше…
Мэгги упрямо сжала губы. Впрочем, у нее еще есть время. Чтобы добраться до Канзаса, им потребуется несколько недель, и она успеет напомнить Бену, сколько от нее пользы и какая она помощница. Как хорошо умеет готовить, стирать, разбивать лагерь. Как здорово пришивает пуговицы, штопает носки, умеет лечить мозоли и ссадины. Она делала все это с тех пор, как ей исполнилось пять лет, и она намного больше знала о кочевьях из лагеря в лагерь, из города в другой такой же город, чем о том, как надо жить в доме и быть леди. Мэгги сдвинула шляпу пониже на глаза, чтобы Бен не заметил, как решительно они блестят. Она сумеет убедить его! Заставит его оставить ее у себя. Заставит забыть обещание, данное отцу. Она сделает это до приезда в Эштон!