Знакомое пятнышко света поползло по темно-фиолетовому покрывалу.
Торопливо схватив сумочку, Дрю сказала:
— Сегодня на работе будет столпотворение.
Аукцион начинался в шестнадцать часов, но до этого времени еще предстояло провести большую работу.
Григорий кивнул и взял с продавленного дивана свое пальто.
— Я собираюсь быть. С другом. Но ты не волнуйся, я не стану тебя отвлекать. Ты ведь на работе.
Дрю улыбнулась при мысли, что увидит его там.
— Зайди за мной после аукциона. Я освобожусь часа через два после окончания.
Голос ее звучал очень естественно, хотя она испытывала смешанное чувство страха и волнения в предвкушении счастья: Дрю с трудом верилось, что она вновь решилась довериться мужчине. Даже сейчас, в собственном доме, рядом с Григорием, ее не оставляло ощущение беззащитности и уязвимости. Несмотря на большие надежды, связанные с появлением в ее жизни Григория, Дрю ощущала душевный дискомфорт. Она сбросила с себя старую загрубевшую кожу, а новая оказалась нежной и чувствительной. Она была открыта не только любви и нежности, но и боли.
Григорий помог Дрю надеть пальто, потом посмотрел на нее и улыбнулся краешком губ. Они уже собирались выходить, когда он остановился.
— Ты говорила, что хочешь показать мне записки своего деда.
— Точно!
Посылка пришла вчера. Мама положила тетрадь отца в специальный конверт с мягкими прокладками. Дрю казалось, что со времени их разговора прошли годы, да и события вчерашнего дня были словно затянуты дымкой.
Тетрадка оказалась небольшого формата и тонкой, Григорий без труда мог бы засунуть ее в карман пальто. Показывая дедовские записки, Дрю пролистала оставшиеся незаполненными страницы в конце.
— Он умер вскоре после того, как сделал первую запись. Бабушка показывала мне эту тетрадь.
Григорий взял тетрадь, развернул, посмотрел на первую страницу и кивнул головой, словно соглашаясь взяться за перевод.
— Можно мне взять ее с собой?
— Конечно.
Они вышли из здания на Миртл-стрит. Воздух был по-весеннему теплым, свежим, немного влажным. Родители вывели малышей на детские площадки. Змейки-молнии на их куртках были расстегнуты, и легкий ветерок обдувал детские тела. И не подумаешь, что еще два дня назад шел снег. Последняя атака уходящей зимы. Мокрые хлопья падали на асфальт и таяли, покрывая дороги лужами.
Держась за теплую ладонь Григория, Дрю свернула на Джой-стрит и зашагала в направлении Коммонвэлс-авеню. Там он сел на «Зеленую линию», старейшую ветку бостонского метро, а она, хотя и подумывала о том, чтобы проехать две остановки до «Беллера», все же решила пройтись пешком. Теплый воздух и яркий солнечный свет наполняли ее душу тихой радостью. Подальше от шумной толпы, теснящейся в вагонах в час пик…
Наконец она нашла свое место в жизни.
Тело помнило.
«Как кошка инстинктивно помнит дорогу домой», — подумала Нина, в спешке стягивая балетную пачку, которая послушно скользнула вниз.
На сцене каждое движение давалось легко и естественно, словно вздох, словно глоток воды. Нина радовалась яркому свету прожекторов и завораживающим звукам музыки, которую ее тело знало наизусть.
Вернувшись в гримерную, Нина заметила, что руки ее дрожат, а дыхание стало громким и тяжелым. Надо поторопиться! Она поспешно надела юбку и свитер. Девушки-лебеди задержатся на сцене всего на несколько минут. Она не могла рисковать, оставаясь здесь. Она надела пальто, оставленное немкой. Качество куда хуже, чем то, что в последнее время привыкла носить Нина. Надо спешить! По крайней мере, не слышно голосов их руководителя и комсорга. Они, похоже, еще не вернулись. Ищут ее в другом месте.
Стрелка, указывающая на выход, была в конце коридора. Прихватив с собой косметичку, Нина вышла из гримерной. Дойдя до места, где пересекались два коридора, она в растерянности остановилась. Второй коридор был уже и плохо освещен, но она храбро шагнула в полумрак и принялась ждать. Вскоре послышался приближающийся шум голосов, несколько человек шли по широкому коридору. Когда они миновали ее укрытие, Нина выглянула и увидела, что они выходят из здания. У двери стоял человек в форме. Он никого не остановил.
«Должно быть, он знает этих людей».
Послышались звонкие девичьи голоса. Девушки-лебеди. Закончив выступление, они спешили в свою гримерную. Прошло какое-то время, и они группами по нескольку человек начали покидать здание. Они болтали и смеялись, направляясь по коридору к выходу. Никто, похоже, не заметил прячущуюся в полумраке Нину. «Неужели…» Ее мысли беспорядочно метались, сердце немилосердно стучало в груди. Она ждала. Мимо прошла большая компания, и Нина решила рискнуть.
Она вышла из темноты и пристроилась позади их. Еще одна безликая балерина, спешащая домой. Они дошли до двери, у которой стоял вооруженный караульный. «Веди себя естественно. Не спеши. Ты балерина, окончившая работу. В косметичке у тебя обычные вещи, необходимые каждой девушке». Идущие впереди рассмеялась, и Нина изобразила на лице искреннюю улыбку. Пусть думают, что она поняла шутку. Как во сне Нина проскользнула мимо уставшего постового, который и не подумал никого останавливать для проверки документов.
Сапфировое кольцо с бриллиантами. Сапфир квадратной огранки окружен 10 маленькими алмазами (общий вес — 1/3 карата, цвет камней — I, чистота — VSI) и 20 сапфировыми багетами[61] (общий вес — 2/3 карата). Золотое кольцо имеет пробу 18 каратов. Ширина по диагонали — 6 1/4 дюймов. Цена — $ 960—1.090.
Глава шестнадцатая
Только приехав на работу, Дрю заметила, что забыла надеть гранатовый перстенек.
На мгновение она почувствовала себя так, словно оказалась голой в общественном месте. Такое с ней еще не случалось. Обычно Дрю в последнюю минуту замечала отсутствие своего талисмана и возвращалась, чтобы надеть его. А сегодня еще, как назло, такой важный день!
Но Дрю не считала себя суеверным человеком, поэтому постаралась успокоиться и заняться делами. Включив компьютер, она первым делом решила проверить электронную почту. Чувство тревоги не проходило.
Первым в списке входящих было сообщение от матери. На этот раз мама переслала ей е-мейл своего приятеля Германа, чей сын будет участвовать в Бостонском марафоне[62] с целью собрать деньги для зараженных ВИЧ сирот в Уганде. В сообщении была ссылка на его сайт и номер счета, на который можно переводить пожертвования. Само по себе сообщение было вполне невинным, но Дрю вспомнила, как недавно мама обмолвилась, что Эрик и Карен, увлекающиеся бегом на длинные дистанции, усиленно тренируются и хотят осенью принять участие в Дублинском марафоне. Разозлившись, Дрю хотела было написать короткий ответ с настоятельной просьбой посылать сообщения исключительно на ее личный, а не служебный почтовый ящик, но сдержалась.
И дело было не только в счастье, переполнявшем ее. Вчера Григорий долго рассказывал о приемных родителях, о путанице чувств и страстном желании узнать истину, о долгих и безрезультатных поисках. И Дрю поняла, насколько ей повезло с родителями. Их взаимоотношения нельзя было назвать простыми, особенно с матерью. Дрю и любила ее, и винила в своих неудачах, но всегда и при любых обстоятельствах мать была рядом.
Не исключено, что подобные чувства мама испытывала по отношению к своей матери. Бабушка Рита была волевой женщиной и любила говорить начистоту. Ее манера поведения не могла временами не раздражать дочь. Не из-за этого ли мама так упорно игнорирует свои корни? Она забыла родной язык, отгородилась от своего прошлого. Даже единственную дочь она назвала английским именем.
Размышляя над этим, Дрю подняла трубку телефона и набрала номер родителей.
В трубке раздался мамин голос. Первым делом Дрю поблагодарила ее за присланные записки деда.
— Я передала тетрадь одному человеку. Он все переведет.
— Хорошо. Потом расскажешь, что там написано, — словно говоря о безделице, попросила мать.
— Думаю, мы сможем прочитать его вместе, — высказала Дрю то, о чем уже давно думала.
Чувствовалось, что мама удивлена.
— Я привезу перевод с собой.