Сара Рейц - В реальном времени

Она поднялась.

— Пошел-ка ты знаешь куда, Том Новак! Я не хочу больше ничего с тобой делать. Ты настолько сексуально крут, что не смог пропустить моего лучшего друга, — женщина побрела от него.

Том поспешил вдогонку и схватил ее за место, где была татуировка.

— Ты выслушаешь меня сейчас!

Звонкий удар! Без предупреждения, Нина отвесила ему тяжелую пощечину.

Она действительно это сделала? Нина закрыла свой рот рукой, полная ужаса и отступила на пару шагов. Том не издал ни звука. Она смотрела на него взглядом, в котором отражались как гнев, так и тоска.

— Я... я... — пролепетала женщина.

На этот раз в защитном жесте поднял руку Том.

— Хорошо. Тогда мы не разговариваем. Мы это оставим. Ты можешь и дальше прятаться в своем бункере, пока я буду подцеплять следующую подружку, которая перебежит мне дорогу. И именно с грудью. На мужиков у меня не стоит. Я никогда не делал этого и никогда не буду, — его слова звучали холодно и расчетливо. Каждый отдельный слог глубоко врезался в ее сердце.

Он отвернулся и наклонился.

— Трогать Лолли или заставить меня его кадрить, такое не пришло бы мне в голову даже во сне. Я спал в его кровати потому, что был пьян. Где он был, я даже не знаю.

Нина сделала шаг к нему.

Том снова поднялся, и в этот момент раздался глухой стук, а Нина закричала от страха и боли. Второй раз в ее жизни он ударил ей по голове чехлом от гитары. И снова пошла кровь – на том же месте.

— О, Боже, Нина.

— Всё хорошо, — прошептала она, но слушать ее было мучением.

— Дай посмотреть, — мужчина взял ее за запястье и повел к дивану, на который светил солнечный свет. Том положил кофр ей под ноги, взял платок из коробки на столе и сел на диван. Он осторожно промокал рану. — Сильно болит? — заботливо спросил Том.

Она медленно качала головой из стороны в сторону. Нина не сказала ему правду, так как хотела, чтобы Тома не мучила совесть. На самом деле ее голова гудела как после одной ночной вечеринки, пропитанной виски и сигаретами. Если она ему скажет, то он больше не позволит ей ходить. Но Нина не хотела, чтобы Том оберегал ее и заботился о ней. Она хотела остаться одна с собой и своей болью. Так, как это было всегда, когда ей было не хорошо.

Нина собиралась снова отступить, потому что не знала ничего другого. Ее отец не был плохим человеком. Он любил Нину, она была убеждена в этом. Только он постоянно был занят собой и своей музыкой. При этом отец легко успевал не замечать, как его дочь страдала из-за каких-то мучений. Да, ей пришлось рано научиться присматривать и заботиться о себе самой. Только когда папа заболел, он заметил, насколько одинокой была его малышка. Тем не менее, для нее это было слишком поздно. Нина просто никогда не научится доверять другим.

Тому хватило одного взгляда в глаза Нины, чтобы понять как у нее дела. Только он не был готов снова это допустить.

— К счастью, это лишь царапина на старом шраме, — пока мужчина это говорил, он наклонился и поднял кофр с гитарой. Том медленно положил его перед ней на стол. — Открой, — попросил он.

Она колебалась, но его ободряющие взгляды склоняли ее к тому, чтобы расстегнуть пряжки. Нина подняла крышку и перед ней появилась гитара.

— Это же моя! — ее голос передал удивление, но также и то, как она была сердита.

— Доставай и рассмотри получше.

— Как только ты притащил ее? — прикрикнула она на него.

— Мне ее дал Лолли. Он попросил меня кое-что отремонтировать.

После того, как Нина бросила на него подозрительный взгляд, она очень осторожно взялась за инструмент. Женщина мягко обхватила пальцами гриф. Было приятно снова держать в своих руках избитую древесину. Нина подняла инструмент и поставила его на колени.

— Трещины нет, — на ее лице мелькнула улыбка. Кончиками своих пальцев она провела по свежей древесине, которая теперь покрывала инструмент. Нина автоматически ударила по струнам. Гитара была настроена. — Я все еще злюсь на вас за то, что вы зашли в мою комнату, — пробормотала она.

— Подожди! — он порылся в кармане пиджака. — Вот. Возможно, это сделано для нее.

— Наклейка Пренцлаэр-Берга, — она засмеялась. — Я не знала, что они еще есть.

Он отклеил клеевую пленку от бумаги и подал ей стикер. Нина приклеила его на отведенное для это место, прямо под отверстием для звука.

— А теперь сыграй мне, — попросил он ее.

Нина еще раз ударила по струнам, и даже хотела насладиться полным звуком своего инструмента, но боль расстроила ее планы. Это было больше, чем просто любовная тоска. Она чувствовала, как будто кто-то ампутировал ей руки и ноги. Женщина была бессильна против этого ада, который готов был поглотить ее изнутри, как черная дыра.

— Я не могу! — вздохнула она и хотела убрать инструмент.

Том мягко положил свою руку на ее.

— Нет, Нина, подожди, пожалуйста.

Ее пальцы задрожали и на глаза выступили слезы.

— Том, оставь это, пожалуйста. Ты не понимаешь.

— Возможно, ты попробуешь это еще раз, начав с полной истины.

Нина остановилась и посмотрела на него. Она медленно качала головой.

— Пожалуйста, Том, — ее голос был не больше, чем отчаявшимся шепотом. — Не делай этого.

Он глубоко вздохнул.

— Нина, пожалуйста. Расскажи мне. Отпусти это.

Нина закрыла глаза, и первая слеза потекла по ее щеке. Женщина хотела убежать и с силой ударить гитарой об пол. Она должна была уйти прочь от Тома. От всего этого здесь. От боли у нее перехватило дыхание, и слезы не позволяли видеть. Она хотела что-то сказать, но не смогла произнести ни слова. Они застряли у нее в горле и еще усиливали боль.

— Я должна уйти отсюда, Том, — наконец, Нина заплакала навзрыд.

— Нет, нет. Посмотри на меня, Нина, — он поднял ее лицо двумя руками и вытирал женщине слезы. — Важно то, что ты, наконец, освободишься от этого. Я знаю о малыше, — он схватил свою сумку и вытащил снимок.

Ее губы дрожали, и она чувствовала соленые слезы на своем языке. Это был ее малыш. Однако Нина никогда не была уверена, хотела этого или нет. Тогда, когда она была только одна – без Тома – то постоянно думала об аборте. И снова, и снова удерживалась от этого. В течение того времени она часто держала в руке телефон, хотела позвонить Тому и все ему рассказать. Но очень боялась, что он больше не хотел ее. Опасалась, что Том может вернуться только из-за ребенка. И не в последнюю очередь, паниковала о том, сможет ли быть хорошей матерью. Прежде чем Нина набралась достаточно мужества, чтобы принять решение, она рухнула за кулисами. Когда женщина проснулась в больнице, ей только сказали, что она потеряла малыша. Нине было стыдно от того, что в первое мгновение она почувствовала облегчение.

— Нина, я знаю про выкидыш и твой провал. Важно, что ты... что мы говорим об этом.

Она по-прежнему качала головой.

— Я не могу.

— Нина, ты должна. Для нас обоих, ты понимаешь. Мне бесконечно жаль, что ты была одна в той ситуации. Но ты должна поговорить со мной об этом и должна снова петь, Нина, пожалуйста. Ради него и меня, — Том указал на маленькое белое пятно. — Малыш определенно не хотел бы, чтобы его мать отказалась от себя ради него.

Темные глаза Тома позволили ей заглянуть глубоко в его сердце. Она поверила, что была к нему так близко, как никогда раньше. Неожиданно там было больше, чем любовь между двумя людьми, больше чем страсть, больше чем радость для другого. Это казалось законом природы, что они принадлежали друг другу как свет и тень. Его взгляд давал ей надежность, в которой она так нуждалась.

Нина робко ударила по струнам. Пальцы ее левой руки как в трансе легли на гриф и прижали струны вниз. Она играла мелодию, и каждый звук, который раздавался, касался ее сердца. Наконец, Нина начала петь.

Это жжет мои глаза,

Смотреть, как счастливы другие.

Огненный след остается на моих щеках,

и разъедает зависть, потому что ты отказался остаться со мной.

Мне тяжело дышать,