Кристофер выронил из рук конверт, и он упал на стол рядом с пустой кофейной чашкой.
– Не стоит меня щадить, Барнаби.
Он поднялся и, хромая, сделал несколько шагов к шкафчику, где обычно хранил аперитивы, однако вовсе не затем, чтобы выпить чего-нибудь горячительного. В его доме не было ни единой бутылки спиртного. Донелли налил себе чистейшей родниковой воды, добытой из собственного источника.
– Я отнюдь не слепец и прекрасно вижу все, что здесь творится, как, впрочем, и ты.
– Да, сэр. Вам подать трость, сэр?
Не отвечая, Кристофер поднял бокал с водой и задумчиво принялся разглядывать великолепный хрусталь, сверкающий бесчисленными гранями. Удастся ли ему когда-нибудь обрести покой? Прошло уже шесть лет, черт возьми, а проклятое бедро продолжало чутко реагировать на любые изменения погоды. Лондонский климат, известный своим непостоянством, был одной из причин, по которым Кристофер ненавидел приезжать сюда. Но погода – далеко не все, что его сейчас волновало. Боже праведный, он никак не ожидал наткнуться на Александру Маршалл в музее! Эта мысль окончательно повергла его в уныние.
Донелли осушил бокал с водой и повернулся к слуге:
– Скажи Брайанне, что с началом театрального сезона мы отправляемся в оперу. Я не допущу, чтобы с ней обращались как с прокаженной.
– Но ведь вы не любите оперу, сэр!
Когда Донелли только начинал появляться в обществе, профессор Атлер любезно предложил ему места в ложе, отведенной для руководства музея, но до сих пор он не спешил ими воспользоваться.
– Если Грейси потребуется что-нибудь для Брайанны, дай мне знать. У моей сестры есть еще неделя в запасе.
– Да, сэр. – Барнаби понимающе кивнул. – Мисс Брайанна еще ни разу не была в опере, сэр.
Кланяясь, слуга покинул кабинет. Сжимая в руке пустой бокал, Кристофер прислушался к звукам грозы. Буря, обрушившись на лондонские предместья, бушевала с неистовством отвергнутой любовницы, и слава Богу, что в его камине мирно потрескивал огонь, пока он, опершись о полированную каминную полку и задумчиво уставившись на пламя, продолжал размышлять.
Брайанна – младший ребенок в семье – выросла в окружении пятерых преданных ей братьев. В свои семнадцать лет она была преисполнена любви к жизни, и людская злоба ее не коснулась. Но беззаботное существование в Карлайле в атмосфере всеобщей привязанности и заботы – неиссякаемый золотой фейерверк волшебных сказок – мало чем напоминало грубую реальность лондонской жизни для девушки, не обладающей титулом и к тому же наполовину ирландки. Сам Кристофер с полным безразличием сносил пренебрежение и холодность света, но отлично понимал, что его сестра являлась слишком нежным и хрупким созданием, чтобы подвергать ее подобному испытанию. Если Кристофер намеренно бросал вызов сильным мира сего, хладнокровно вступая в поединок с врагом, как в те времена, когда он еще находился на военной службе, то Брайанна хотела лишь одного – чтобы все окружающие любили ее.
Возможно, он совершил ошибку, уговорив Брайанну поехать в Лондон вместе с ним, но она смотрела на него такими восторженными глазами, видя в нем своего защитника... Любой мужчина на его месте почувствовал бы себя непобедимым. Увы, он отлично знал, что это далеко не так.
Кристофер обвел глазами кабинет. Каждый предмет здесь, в особняке, каждое дерево в саду, каждая рыба в пруду – все на три тысячи акров вокруг принадлежало ему и было приобретено на его средства. Он роскошно обставил комнаты в доме изысканной мебелью в стиле чиппендейл в соответствии с последними веяниями моды, а стены обтянул китайским шелком, так что теперь внутреннее убранство усадьбы поражало своим великолепием. Деньги позволили Донелли приобрести землю и дом, а еще он намеревался подарить своей сестре незабываемый светский сезон в Лондоне.
– Брат! – Оживленный голос Брайанны вывел Кристофера из задумчивости. – Неужели это правда? – Сестра, яркая, как радуга, облаченная в переливающуюся тафту желтого и фиолетового цветов, вбежала в комнату. Ее пышный кринолин напоминал сверкающее облако. – Мы действительно идем в оперу?
– Да, чертенок. – Лицо Кристофера мгновенно просветлело, когда он увидел, в каком восторге пребывает его сестра.
– Могу я надеть свое новое платье с глубоким декольте? Кристофер поставил бокал на каминную полку.
– А разве я купил тебе платье с глубоким декольте?
– Ну конечно, ты же покупал все мои платья, – откликнулась Брайанна. – И все они – последний крик моды.
При взгляде на иссиня-черные локоны и яркие голубые глаза девушки никто бы не усомнился в ее родстве с Кристофером. В отличие от остальных членов обширного семейства Донелли брат с сестрой унаследовали от отца дерзкий ирландский взгляд, но на этом их сходство кончалось. Рост Кристофера по крайней мере на два дюйма превышал шесть футов, в то время как макушка его сестры едва доставала ему до плеча.
Вздернув подбородок, Брайанна изучающе взглянула на брата;
– Ты ведь не потому вывозишь меня в свет, что жалеешь, верно?
– Я?! – Кристофер насмешливо поднял брови. – Да ты самый настоящий дьяволенок в женском обличье. С чего бы это мне тебя жалеть?
– Я знаю, мое присутствие нарушило все твои планы... Кристофер встал напротив сестры.
– Ты вовсе ничего не нарушила.
– В самом деле? – Брайанна скрестила руки на груди. – Но ты долгие годы предпочитал оставаться один и буквально готов был растерзать всякого, кто подойдет к тебе ближе чем на ярд.
Кристофер нежно отвел черные локоны со лба сестры.
– К тебе это вовсе не относится, Брайанна.
– Можешь поклясться?
– Клянусь честью. Я сделаю все, чтобы твое пребывание в Лондоне доставило тебе удовольствие. У тебя будет чудный сезон, обещаю.
Брайанна порывисто обняла брата и прижалась щекой к его груди.
– Я знаю, ты и вправду сделаешь все для меня. Мама так много рассказывала о Лондоне, когда я была маленькой, и тогда мне казалось, что... все будет по-другому.
Кристофер мягко коснулся ее подбородка. – Может, тебе лучше вернуться в Карлайл?
– Нет. – Брайанна высвободилась из его рук. – Я хочу увидеть Лондон, побывать везде, где ты бывал.
Он подошла к столу и принялась рассеянно перебирать бумаги. Кристофер знал, что ей хотелось спросить, почему никто не прислал приглашения для нее. Для высших слоев общества она была изгоем, парией. Брайанна не решалась задать вопрос, и Кристофер, прекрасно понимая, что творится у нее на душе, заметил, как она помрачнела.
Взгляд ее задержался на журнале, который читал Кристофер, перед тем как Барнаби заставил его прервать это занятие. Взяв журнал в руки, Брайанна удивленно подняла брови:
– Я и не знала, что ты интересуешься работами леди Александры.
Мягко отобрав у сестры журнал, Кристофер бросил на нее обеспокоенный взгляд.
– Я выделяю средства музею, – объяснил он, протягивая руку, чтобы задернуть шторы. – И мне известно все о научной работе, которая ведется в его стенах. Кстати, это мне напомнило об одном деле, которое необходимо закончить до ленча.
– Это ведь она была вчера в музее, да?
– Да, Брайанна. Это была Александра Маршалл. «Любимая дочь мерзавца Уэра».
Брайанна сердито поджала губы.
– А я думала, что у нее на носу должна быть отвратительная бородавка. Она совсем не похожа на дьявольское отродье. Тебе не кажется, что она Гораздо красивее Рейчел?
– Нет, мне так не кажется.
– Рейчел уверена, что вы с ней поженитесь: она мне об этом сказала после того, как вы танцевали в прошлое Рождество, помнишь?
– Остановись, Брайанна. – На этот раз Кристоферу не удалось скрыть своего раздражения. – Увидимся за ленчем. И держись подальше от кухни – ты ведь, кажется, не служанка в этом доме...
Брайанна повернулась, всколыхнув облако фиолетовой . тафты; ее голубые глаза твердо встретили его взгляд. По выражению этих глаз никак нельзя было сказать, что их обладательнице всего семнадцать.
– Ты очень хороший человек, Кристофер, что бы ты из себя ни строил.
Брайанна упорхнула, и вместе с ней исчезло ощущение праздника. В досаде на свою несдержанность, Кристофер устало присел на краешек стола и скрестил руки на груди. Теперь, когда ему удалось вознести «Ди энд Би» на вершину успеха, можно было подумать и об официальном объявлении о помолвке, хоть Брайанна и убеждена, что он об этом не помышляет. С годами люди не становятся моложе, и с недавнего времени Кристофер начал задумываться о детях. Последние десять лет, будь они прокляты, он не позволял себе подобных мыслей.