— Согласен. Но с условием — никаких суши-баров.
— Да упаси Бог, Глеб Николаевич! Что ж я, враг какой! Будем кушать хорошо прожаренное сочное мясо. Под водочку. Вы как, пьете водочку?
— Пью.
— Ну, вот и договорились!
Рукопожатие.
Которое спустя семь часов превращается в крепкое мужское объятье.
— Хороший ты мужик, Глеб. Вот хороший прям… вот какой!
— И ты хороший мужик, Булат, хоть и казах.
— Я не казах.
— Ну, киргиз.
— Николаич, але! Я калмык.
— Угу. Друг степей… и шахматной короны…
— Ах ты ссссука… Дай поцелую.
— Лучше налей.
А вторая бутылка заканчивается, между прочим…
— Булат, скажи… у тебя было с ней что-то? Только честно!
— Честно… Да нет… Ухаживал за ней, было дело… еще в студенчестве, — Булат задумчиво подпирает рукой голову. Мечтательно: — Эх, было времечко…
— И что?!
— Что, что… Безо всякого намека на взаимность, увы. Даже поцеловать себя не дала ни разу, не говоря уж о большем.
— Я тебе дам «большее»! — демонстрирует Глеб кулачище. — Убью!
— Чего граблями размахался? — недовольно морщится Булат. — Не жалко будет результаты собственной работы угробить? Только-только на ноги меня поставил?
— Жалко… Хорошо мы с Максом тебе колено починили.
— Вот-вот. А ты — «Убью». Да и не все ли тебе равно? Теперь-то, когда у вас все…
— Нет!!! — орет и кулаком по столу. Дружно подпрыгивает, звеня, посуда, падает на пол вилка. За соседними столиками тоже — кто-то подпрыгивает, кто-то просто вздрагивает. Возле столика молниеносно материализуется официант.
— Просим прощения за шум, — извиняется, подняв руки, Булат. — Товарищ погорячился. Мы больше не будем.
— Глебыч, ты чего?! Чего буянишь? Чего «Нет»-то?
— Не все!
— Ты ж сам сказал, что у вас все кончилось…
— Но мне не все равно!
— Из-за чего хоть?
Глеб наливает еще водки, выпивает, не закусывая. Не берет его сегодня. Или это ему кажется?
— Козел я…
— Ну, да, конечно…
— Не, правда, Булат, козел… редкий…
Роняет голову на руки.
Булат меланхолично жует последний маринованный груздь и размышляет. Редкий, ага. В красную книгу занесенный. Юльку он неплохо знает, и характер у нее… Красавица, умница… и при этом стерва редкостная. Что там у них случилось, он, конечно, не знает, а Глеб не рассказывает, но без Юлькиного активного участия не обошлось, это точно.
Булат смотрит на рыжую макушку Глеба. Нажрался, подлец… Как же я тебя, такого лося здоровенного, домой потащу?
Глава 13. Верхом на радуге или зачем Хеймдаллю золотые зубы
Хеймдалль— страж богов, охраняющий мост-радугу Биврёст на границе Асгарда и Мидгарда от великанов-ётунов. Он видит и днем и ночью на расстоянии ста миль и слышит, как падают листья, как растёт трава в поле и шерсть на овцах. Он надежный стражник, поскольку совсем не нуждается во сне. Также, возможно, он был «прародителем человечества».
Его зубы из чистого золота, а у его пояса висит золотой рог Гьяллархорн, звук которого будет слышен во всех уголках мира. Звук его рога возвестит о начале Рагнарёка.
— Что, это так просто?
— А это кажется простым?
— Ну, ты ничего не сделал и… Ты, правда, за день заработал пятнадцать тысяч?
— Это немного.
Глеб неверяще качает головой и потрясенно смотрит на экран ноутбука.
— Да за что? Как?
— Деньги должны работать — это же азы экономики.
— И много у тебя там работает?
— На РТС? Трешка крутится.
— Три тысячи?
Булат хохочет.
— Чудак-человек. Три миллиона. Российских деревянных.
— Ну, да, конечно… Как всегда… Нужны миллионы…
— Иначе никак, Глебыч. Без старт-апа нельзя. Это ж азы экономики…
— Что все заладил — азы да азы… — морщится Глеб. — Что, простым смертным это недоступно?
— Почему? Доступно. Мы вон семинары проводим регулярно. По обучению игра на бирже.
— Семинары… А мне нельзя… персональных занятий? — смущенно спрашивает Глеб. — Как особо… «одаренному»… лоху?
— Глебыч, да для тебя — все что угодно! Что, попробовать хочешь? Научиться?
— Хочу.
— Да не вопрос. Но старт-ап все равно нужен.
Глеб в задумчивости трет лоб.
— Есть у меня… идея.
Мать была только рада, что он переехал жить к ней. А вот от идеи продать квартиру Глеба пришла в ужас. Да еще чего ради — в какие-то авантюры ввязаться! Но Глеб уперся и сделал по-своему. Продал квартиру, продал мотоцикл. И засел за компьютер.
Булат стал у них дома частым гостем — уж больно душевные пироги пекла Валентина Ивановна. Так вот, под пироги и пиво, и проходило обучение доктора Самойлова совсем не медицинской науке — игре на бирже.
— Глеб, вот скажи мне — почему?
— Ну, мне показалось…
— Перекрестился?
— Сабанаев, чего пристал?!
— Я! Не! Понимаю! Откуда ты знал?!
— Ну… я почитал аналитику… потом по телевизору в новостях услышал… а еще к матери соседка приходила…они там на кухне говорили…
— Ты покупаешь акции, исходя из того, что сказала ваша соседка?!
— Да нет! — Глеб с досады от невозможности объяснить запускает руки в волосы. — Ну, просто… Все как-то вместе сложилось… И я подумал… и купил.
— Что ты подумал?
— Не знаю, бл*дь! Подумал, что нужно купить! Именно эти фьючерсы.
— Ты собака, Самойлов! Натуральная собака! Рыжая! Все понимаешь, а сказать не можешь! Ну, что, поздравляю тебя…
— А что голос такой похоронный?
— Ты, падла, гений! Без всякого образования… Интуит хренов. Я завидую.
— Правда?
— Нет. На самом деле, я за тебя очень рад, Глеб. Если это то, что тебе действительно нужно.
Откуда он знает — нужно ему это или нет? В материальном плане — безусловно. И так — адреналина он хапнул, когда в эту авантюру ввязался… Зато теперь… Увлекательное это дело, нервы щекочет. И получается ненадолго забыть…
— Глеб, здравствуй!
Его тошнит уже от одного звука ее голоса. Выдыхает шумно, пытаясь справиться с собой. В конце концов, в первую очередь, виноват он сам. Взрослый мужик, понимал, что делал. Но слышать ее не хочет!
— Что тебе нужно?
— Глеб… — Оксана растеряна. Тот эпизод был, конечно, весьма неприятен, но уж столько времени прошло, пора бы и забыть… — Ты сердишься на меня, что ли? До сих пор? Из-за того?..
Он закрывает глаза. Кулаки сжать, разжать, несколько раз. Только бы не сорваться.
— Просто… скажи… что тебе нужно!
— Ну, знаешь ли! — не выдерживает она. — Хамить не надо! Что ты о себе возомнил? Сережка приезжает, собираемся встретиться группой, узким составом. Выпить, пообщаться. Не желаешь?
— Я твоим обществом сыт! По горло! Того раза хватило!
Бросает трубку. Почти сразу становится стыдно. Ну что он, в самом деле. Как ребенок. Разбил свою жизнь он самолично: мог все это тогда прекратить, сразу. А Оксана виновата лишь в том, что присутствовала при крушении его мечты. Но ему остро нужно кого-то еще ненавидеть. На его одного этой ненависти, жалости и презрения слишком много.
— Глеб Николаевич, за старшего в лавке остаешься. Я уезжаю. Симпозиум костоломов.
— Сергей Ильич, — привычно заныл Глеб, устраиваясь напротив стола заведующего отделением, — ну что сразу я? Вон Алексей Михайлович — он и старше, и опытней.
— Так! Объясни-ка мне, любезный! — Колесников-старший обошел стол и, подойдя к двери кабинета, щелкнул замком. Ничего хорошего такое начало разговора не сулило. — Ты у нас холостой? Холостой! Живешь с матерью, стало быть — накормлен, обстиран. Женской лаской не обделен, я не слепой. Куда тебе энергию девать, коню такому?
Глеб молчит, ошарашенный таким поворотом разговора. Потом собирается с мыслями и пытается снова высказать то, что пришло в голову.
— Ну, Алексей Михайлович во всей этой бюрократии всяко лучше меня разбирается…
— Может, и разбирается. Но не он же будущий заведующий травматологическим отделением.