— Но… я очень вам нужна, — заметила я. — Вы сильно удивили меня. Для чего я могла вам понадобиться, когда первостепенную роль в вашей жизни играет императрица?
Наполеон хитро улыбнулся и упал в кресло, но тут же вскочил как ужаленный, в глазах сильное страдание.
— Наполеон? — с тревогой спросила я.
— Шишки, — прохрипел он.
— Шишки?
— Или ты настолько изысканного воспитания, что называешь это геморроем?
— Неприличная тема, — заметила я, вовсе не думая шутить.
— И до неприличия болезненная. К счастью, Корвисар успешно лечит. Приступы все реже и реже. Должен его как-то вознаградить. Если бы я был королем Англии, то посвятил бы его в рыцари шишек.
С кривой усмешкой на устах Наполеон осторожно опустился в кресло, вздохнул с облегчением и расслабился.
— Я была вам очень нужна? — вновь спросила я.
— Вы нужны мне в социальном качестве.
— В социальном качестве? — повторила я еще в большем замешательстве.
— Мне нужны также Полина и Элиза, — пробормотал он.
Как объяснил Наполеон, он собирается несколько месяцев праздновать рождение сына. Для организации балов и торжественных приемов он созывает сестер в Париж. Все это должно, мол, создать на протяжении зимы общее настроение беззаботного веселья, произвести впечатление, что император, отказавшись от дальнейших захватнических проектов и планов, наслаждается атмосферой семейного счастья.
— Но зачем? — спросила я.
— Прежде, чем ответить, я должен просить вас поклясться хранить услышанное в тайне.
— Клянусь, Наполеон.
— Я хочу ввести в заблуждение русских, готовя на них нападение.
— На Россию, а не на Англию!
— Англичанам удалось кое-где продвинуться в Испании. Слов нет, существует определенное равновесие, но английские войска все еще там. Черт возьми, Каролина! Не вам объяснять!
Сделав паузу, Наполеон продолжил уже более спокойно:
— Народ забеспокоится, если подумает, что ситуация в Испании меня тревожит. Следовательно, веселье в Париже, непринужденное веселье.
— Но, Наполеон, нападение на Россию?
— Россия, — сказал он с угрозой, — открыто торгует с Англией. Ей необходимо преподать урок. Сперва Россия, потом Англия окажется полностью в моей власти.
Задуманное показалось мне тонким стратегическим ходом, но я почувствовала какое-то, казалось беспричинное, беспокойство. Затем я вспомнила о Марии-Луизе и указала Наполеону на то, что она едва ли согласится с моим пребыванием при дворе и моей ведущей ролью в предстоящих празднествах.
Наполеон решительно потряс головой.
— Императрица, уверяю вас, будет ласковой, доброй и учтивой. Она полностью в курсе моих намерений, понимает и приветствует мои мотивы вашего вызова в Париж.
Мария-Луиза в самом деле была и ласкова, и добра, и учтива и, вопреки моим ожиданиям, вполне искренно. Она даже, к моему удивлению, продемонстрировала легкое чувство юмора. Но, возможно, я ошиблась. По меньшей мере, когда мы в первый раз оказались одни, в ее глазах мелькнул озорной огонек, и она задала мне вопрос, напомнивший мне ее давние надменные слова относительно прошений.
— Есть ли у вас какие-либо прошения, которые я могла бы довести до сведения императора? Если таковые есть, пожалуйста, не стесняйтесь, давайте их сюда.
Исполнив во всех деталях наипочтительнейший реверанс, я заметила, что для передачи у меня в данный момент имеется только одно — и вручила ей неприлично большую, в широких шелковых ленточках, коробку итальянского шоколада. Буквально замурлыкав от удовольствия, она немедленно сорвала крышку с коробки, выбрала самый большой кусок и запихнула его в свой розовый миниатюрный ротик.
— Восхитительно! — воскликнула она.
Мы поболтали о том, о сем, не затрагивая, насколько я помню, никаких важных тем. Когда пришло время уходить, она поднялась и вежливо проводила меня до двери. Заметив, что она прихрамывает, я сочувственно осведомилась, не свихнула ли она ногу. Улыбаясь печально, Мария-Луиза отрицательно покачала головой.
— Мозоли, только мозоли.
— Мозоли, Ваше Величество, в… ну…
— Да, в моем возрасте. Моя вина. Из тщеславия, полагаю, я ношу туфли на один размер меньше. Две мозоли, по одной на каждом маленьком пальце. Корвисар лечит их: накладывает повязки из английского льна, пропитанного какой-то жидкостью или еще чем-то.
— Почему из английского льна? — не удержалась я.
— Считается, что он обладает лучшими лечебными свойствами, нежели французский.
— Как интересно, — заметила я просто, хотя могла бы сказать, что налицо явное нарушение континентальной блокады, правда, ради ее здоровья.
Однако позднее мне все-таки пришлось вручить прошение, когда веселье было в самом разгаре. Необходимость возникла в связи с серьезной и в известной степени тревожной беседой с одним из ближайших помощников Наполеона, маршалом Бертье. Он говорил об огромных просторах России, ее, по существу, неограниченных ресурсах. По его мнению, Россия была гигантом, победить которого не в состоянии даже Наполеон. Самое большее, что мог представить себе Бертье, — это гибельный тупик. Другие маршалы, мол, согласны с ним. Они пытались убедить Наполеона, но тот отказался прислушиваться к их мнению.
— Тогда почему вы пришли ко мне, Бертье?
— Ваше Величество имеет большое влияние на императора.
— Достаточное, чтобы он изменил свои планы в данном направлении? Это вовсе не соответствует действительности, вам это хорошо известно.
— Тем не менее я умоляю Ваше Величество поговорить с императором.
— Сперва мне необходимо убедиться, что вы и другие маршалы правы.
— Мне кажется, я уже наполовину убедил вас, — хитро взглянул Бертье.
— Наибольшим влиянием на императора пользуется императрица. Почему бы не обратиться к ней?
— Лучше, если это обращение исходило бы от вас, Ваше Величество.
И вот, более чем наполовину убежденная, я отправилась к Марии-Луизе с прошением. Она внимательно слушала, а когда я добавила, что, если не Бертье, то лично я на первый план ставлю интересы маленького Римского короля, в ее глазах промелькнул страх.
— У меня самой существуют определенные сомнения относительно разумности проведения русской кампании, — призналась она. — Хорошо, я поговорю я императором. Мы пойдем к нему вместе.
Мы застали Наполеона в кабинете, играющим с маленьким Римским королем, к тому времени ему уже было восемь или девять месяцев. При нашем появлении Наполеон забросил ребенка себе на плечи и зашагал по комнате, тихо напевая военную мелодию. Его Величество Римский король, маленький крепыш, захныкал.
— Спусти его вниз, пожалуйста, — попросила Мария-Луиза. — Ты только пугаешь его.
— Пугаю его? Глупости, Луиза!
— Ну, нервируешь его. Прививка разволновала мальчика. С тех пор он нервный.
Я уже знала, что Наполеон сделал ему прививку против оспы. Ее изобрел шестнадцать лет назад англичанин Эдуард Дженнер. То был по крайней мере один англичанин, которого Наполеон не презирал и работами которого интересовался.
Кроме желания обезопасить сына, Наполеон этим примером стремился способствовать распространению прививки во Франции. С военной точки зрения, часто говорил он, было бы полезно делать прививку всем новобранцам.
— Пожалуйста, спусти его вниз, — вновь попросила Мария-Луиза.
Сняв мальчика с плеч и держа его в руках, Наполеон подошел к окну. Вечерело, в ясном небе уже мерцало несколько звездочек. Говоря с ребенком как со взрослым, Наполеон указал ему на одну из них.
— Самая яркая звезда на небосклоне. Запомните это хорошенько, Ваше Величество. Она не только моя, но и ваша. Вы должны своевременно быть готовы следовать за ней, куда бы она ни повела.
Римский король заревел.
— Плакса! — воскликнул обычно снисходительный отец с возмущением и передал ребенка Марии-Луизе.
Это позволило ей начать нужный разговор. Я часто считала ее бестолковой, но в этот день она вела себя исключительно умно.
— Некоторые усмотрели бы в его слезах дурное предзнаменование, — сказала она.
— Дурное предзнаменование? Дурное предзнаменование в его слезах, когда я показывал ему нашу звезду?
— Но… куда бы она ни повела? — заметила Мария-Луиза — Вы думаете о России, Наполеон?