Отправив Кирилла к своему заместителю за подарком, который привез сыну, и дождавшись, когда ребенок отбежит, в явном недовольстве Константин повернулся к подошедшей к нему Марианне.
– Что он здесь делал? – с нескрываемым раздражением спросил, даже скорее потребовал ответа Кирт у бывшей жены.
– Ян Валерьевич оказался нашим соседом по поселку, – как можно более нейтральным и отстраненно-незаинтересованным тоном ответила Марианна и пожала плечами, усиливая незначительность данного факта. – Случайно встретились, узнали друг друга. Оказалось, что Ян Валерьевич сотрудничает с научным Центром детского развития, он преподнес Кирюшке парочку тренажеров для развития мозговой деятельности, показал, как ими пользоваться. На этой почве они с Кирюшкой и сдружились.
– Я не хочу, чтобы Кирилл общался с этим человеком, – отрезал Кирт практически приказным тоном.
– Почему это? – холодно спросила Марианна, выказывая очевидное неудовольствие его резкостью.
– Я не хочу, чтобы мой сын общался с инвалидом, – немного все же смягчив свой тон, пояснил Константин, посмотрев на нее. – Считаю, что общение с больным человеком может навредить психике ребенка.
– Этот человек не болен, – напомнила Марианна, чувствуя, как поднимается внутри ее холодное отторжение бывшего мужа и какая-то брезгливая неприязнь, изрядно испугав ее неожиданной силой накатившего негатива в его адрес. – Он жертва несчастного случая и абсолютно здоров.
– И тем не менее, – обозначил интонацией точку в обсуждении этой темы Кирт. Посмотрел задумчиво на калитку, за которой давно исчезла инвалидная коляска, увозившая Яна: – Мне говорили о том, что со Стаховским произошел какой-то несчастный случай в горах, лет пять или шесть, если я правильно помню, назад. М-да, – протянул, вздохнув, Константин, – вот так бывает в жизни: был блистательный, влиятельный, имевший вес в высоких кругах молодой человек, топ-менеджер ведущей компании с великолепными перспективами и будущим. И вдруг какой-то глупый, несчастный случай – и кто он теперь? Никто, пустое место. Неудачник, лузер, сошедший со всех дистанций, не человек, а какой-то обмылок. – И внезапно, резко сменив тему, вперившись внимательным изучающим взглядом в лицо Марианны, спросил: – Что у тебя с ним? Почему он к вам приезжает так запросто?
– Что у меня с ним может быть? – от переполнявшего ее негодования неожиданно искренне-возмущенно задала встречный вопрос Марианна и наехала на бывшего мужа: – Что за вопросы, Константин?
– Такие вот вопросы, – явно успокаиваясь, удовлетворившись ее реакцией, ответил тот, удосужившись все же пояснить возможные претензии к бывшей жене: – Я же не раз объяснял свою позицию: ты свободная женщина и вольна заводить романы и устраивать свою личную жизнь, как тебе заблагорассудится, но как только ты вступишь в близкие отношения с кем-то, я заберу у тебя Кирилла. Мой сын жить с другим мужчиной не будет никогда. Надеюсь, ты об этом помнишь? – включил режим заботливого отцовства Константин.
И оба понимали, что все это его интрига, манипуляция бывшей женой, навязывание той своих правил в своей игре. И удовлетворение от того, что он может ею управлять.
– Я помню, – резко ответила ему Марианна и прошла в дом.
И все-таки она пришла.
Ян прождал Марианну, дежуря под забором ее ворот, наверное, минут сорок, до конца так и не будучи уверенным, что она придет, точнее, совсем не уверенный, что придет. И когда ее тоненькая, стройная, гибкая фигурка бесшумно промелькнула в створке калитки, он почувствовал такое небывалое облегчение и прилив столь мощных чувств и эмоций, что даже защемило где-то в грудине и слезы подкатили к глазам.
Пришла. Все же пришла.
Пока Стаховский ехал от участка Марианны в сторону своего дома, мышцами напряженной спины, мурашками, шастающими по позвоночнику, совершенно отчетливо ощущая провожающие его изучающе-настороженные взгляды охранников Кирта, стоявших у джипа, на него волна за волной накатывали жгучая досада, раздражение и такая мощная, здоровая мужская злость.
Нет, в принципе, в целом Ян себя хвалил и был вполне доволен, что сумел сдержаться, ничем не выдав и не выказав в коротком разговоре с Киртом своего истинного отношения к этому господину. Впрочем, ничего удивительного. Все знания-умения Яна, приобретенные за годы работы в одной из ведущих компаний не только в нашей стране, но и в мире, его умение управлять своими эмоциями, мыслями-чувствами во время общения с такими вот господами Киртами никуда не делись и не исчезли вместе с ногами, не позволив Константину уловить слабину в Яне и увидеть его истинные мысли-чувства.
И все же, все же… при всей духовной просветленности, достигнутой Яном, при всем умении владеть своими эмоциями и давать честные оценки своим чувствам и поступкам, его накрывало с головой холодное клокотание злости, оскорбленного достоинства и, наверное, все-таки обиды на то неприкрытое презрение, которое позволил себе проявить господин Кирт в отношении него, и на ту явную брезгливость, которую тот не смог, да и не хотел скрывать.
Брезгливость и презрение к физической неполноценности Стаховского, к социальному положению инвалида, исчезнувшего со всех горизонтов большого бизнеса и политики.
Ян ведь отчетливо понимал, что будь он, как и прежде, на своей должности и даже немного выше по карьерной лестнице, что само собой подразумевалось, имей он все тот же социальный статус, влияние и связи-возможности, то господин Кирт не то что позволить себе какой-либо намек на брезгливость к его физическому увечью, а даже неосторожную мысль пропустить в голове об этом не посмел бы, боясь хоть чем-то ненароком задеть и вызвать негодование господина Стаховского.
Да что говорить, понятно же, что не в инвалидности дело.
Но, в пару мгновений прокрутив все эти мысли в голове, Ян сделал глубокий вдох, задержал дыхание и медленно-продленно выдохнул, отделываясь от ощущения буравящих его спину взглядов охранников, освобождая мозг от нахлынувшей агрессии и уравновешивая сознание, еще на полпути к дому. Напомнив себе, что когда человека захлестывают эмоции, он не способен и не может слышать никаких разумных доводов и нормально рассуждать, единственное, что он слышит, – только себя и свои обиды.
А ему сейчас, как никогда, нужны были трезвая голова, спокойный разум и логика, чтобы принять правильное, верное решение.
Понятное дело, что человеческая психика базируется в основном на инстинктах, один из которых диктует отторжение любого человеческого увечья как напоминания о конечности твоей жизни, ее полной непредсказуемости и возможности в любой момент заболеть и пострадать. От того и смеются безжалостно над упавшими, радуясь, что это не они упали, и унижают и презирают калек, утверждая таким образом свое везение и удачливость в жизни, высокомерно поглядывая на проколовшихся неудачников. Особенно если помнить, что на заре человечества любые калеки и неудачники списывались природой в утиль как неспособные к выживанию. Все, как водится и запрограммированно в нас от начала времен, держится и формируется на инстинктах и борьбе за выживание.
Но то на заре человечества, не обремененного развитым разумом. А сейчас-то вроде все умные и расчетливые, особенно такие индивиды, как господин Кирт, вполне способный управлять своими инстинктами. Оттого и поражает, почему он столь сильно прокололся, так легко и неосмотрительно списывая Яна со всех счетов. Не удосужившись подумать и принять в расчет тот простой факт, что такие люди, как Стаховский, не слетают в смертельном «пике» со своих должностей в одночасье, теряя в полете многолетние наработки и связи. Что Стаховский все так же остается тактиком и стратегом, с холодным блеском разума истинного мыслителя, и еще может весьма качественно обидеть не самых последних личностей в этой стране, имея для этого достаточно возможностей.
Подвели господина Кирта непомерно раздутая самооценка и агрессивный апломб, притупившие, видимо, интуицию матерого бизнесмена, обманувшегося очевидной, как тому казалось, беззащитностью инвалида. Опасная иллюзия.
Вернувшись на свой участок, Ян навестил Михаила в его коттедже, поинтересовавшись, не найдется ли у того каких садово-хозяйственных дел на воздухе, которые можно совместить с наблюдением за двумя машинами, припаркованными у дома дружественных Стаховскому соседей? И сообщить об убытии их из поселка.
Да как не быть, усмехнулся Михаил, хозяйских дел никогда не переделать, например вот расчистить дорожки и смазать петли калитки или…