А Виктор Игоревич шагнул к дочери, обнял ее, прижал к себе и повинился, не удержав слезы:
– Прости меня, родная, прости, – втянул он нервно в себя воздух. – Прости, что не смог защитить от него ни тебя, ни Кирюшку. – И, уткнувшись в воротник ее куртки, спрятал предательские слезы.
– Ничего, папочка, ничего, – утешала его Марианна, поглаживая по большой, надежной спине и обещая что-то туманное: – Мы справимся, и все наладится.
Оставшийся день субботы тянулся бесконечно медленно для подавленных после неожиданного визита бывшего зятя родителей и для самой Марианны, понимавшей, чувствовавшей и переживавшей, как рушится сейчас, погребая под обломками всякую радость и надежду, ее жизнь. Рушится по воле одного человека, которому доставляет садистическое удовольствие держать ее на коротком поводке, периодически дергая за который, тот напоминает, кто в ее жизни настоящий хозяин.
Права мама – сволочь!
После этой встречи в душе Марианны ничего не осталось хорошего и теплого к этому мужчине – ничего, даже ненависти, только выжженная пустыня какой-то вонючей гадливости.
А потом позвонил Ян и поинтересовался с осторожным оптимизмом, встретятся ли они сегодня. Если бы он позвонил сразу после отъезда Кирта, Марианна отказалась бы, настолько опустошенной, какой-то испачканной и бессильной чувствовала себя в тот момент. Но Ян позвонил ближе к вечеру, через несколько часов после неожиданного визита Константина, и она ответила согласием, приняв для себя самое тяжелое за всю свою жизнь, но окончательное решение.
– Привет. – Стаховский притянул ее к себе и усадил на колени, когда она, под прикрытием настоящей, не городской ночной темноты, вышла за калитку.
Намеревался сказать что-то еще, но Марианна накрыла его губы ладошкой и попросила:
– Ни о чем не спрашивай, ладно? И ни о чем не говори, – шептала она совсем близко у его лица. – Не сейчас.
– Хорошо… – пообещал Стаховский тоже шепотом.
Нажал на рычаг управления коляской, и они поехали к его дому.
И еще долго ни о чем не говорили, издавая лишь звуки, сопровождающие восторг и восхищение, когда двое людей дарят друг другу потрясающие ласки, наполненные эротическим трепетом, и тонут в невероятной нежности и сексуальности, растворяясь друг в друге, и победные громкие стоны, когда достигают своей вершины…
– Марьяночка… – предпринял новую попытку что-то сказать, объяснить Ян, когда отдышался и немного пришел в себя после потрясающего оргазма, но она снова остановила его.
– Тише… – прошептала Марианна, вновь накрывая его губы своими тонкими пальчиками. – Мне сейчас так необыкновенно хорошо, так прекрасно. Мне хочется раствориться, задержаться и остаться в этом моменте, хоть ненадолго…
И он принял это ее желание, как высшую красоту, и продлил ее наслаждение нежной лаской.
Все в жизни кончается, а самые потрясающие, невероятно прекрасные моменты и переживания, поднимающие душу на небывалую высоту, имеют свойство заканчиваться стремительнее всех прочих.
И они снова сидели у камина, смотрели на огонь и… И разговор их не был наполнен радостью и легкостью, как предыдущие откровения, – все переменилось в их отношениях и в их жизнях, и оба чувствовали и понимали это.
– Мы больше не будем встречаться, – озвучила свое решения Марианна, посмотрев в глаза Стаховскому. – Это наше последнее свидание.
– Что он тебе сказал? – спросил Ян. – Впрочем, можешь не объяснять, и так понятно, пригрозил отнять Кирилла.
– Да, – выдохнула Марианна и отвела взгляд, посмотрев на разгоравшийся на поленьях веселый огонь. – Но это привычная пугалка, главное, он напомнил мне о том условии, при котором позволяет сыну оставаться со мной: никаких мужчин. Что он почувствовал, встретившись с тобой, не знаю, но тебе прекрасно известно, что такие люди, как Константин, обладают великолепной, порой сверхъестественной чуйкой. Видимо, уловил, что между нами не просто добрососедские и дружеские отношения. Не знаю, неважно. Когда мы с ним обсуждали совместное опекунство, Константин намеревался закрепить документально пункт о том, что, если я вступаю в какие-то отношения с мужчиной, он сразу же забирает у меня Кирилла. Адвокат его отговорил, да и я бы не подписалась под таким документом, но это не отменяет того факта, что Кирт вправе забрать у меня ребенка, спрятать и увезти куда угодно, и я не смогу ничем противостоять этому беспределу и, скорее всего, не увижу своего сына до самого его совершеннолетия. И еще большой вопрос, захочет ли Кирилл вообще общаться с бросившей его матерью.
– Что, вот так прямо и спросил про наши с тобой отношения? – уточнил Ян.
– Да, практически прямо, – подтвердила Марианна, перемолчала пару мгновений, вздохнула и добавила: – А я как-то не подготовила ответ, который бы его устроил. Впрочем, ему мой ответ и не требовался.
– То есть, если я правильно понял, ты намерена отказаться от личной жизни, от свободы выбора, как тебе жить и с кем тебе вступать в близкие отношения, отказаться от счастья ради сына? – подытожил ее объяснения Стаховский.
– Это нормально, Ян, – снова посмотрела на него больными от переживаний и измотанности душевной глазами Марианна. – Естественно и нормально, когда мать заботится о своем ребенке, не только о его физическом, но и о его психическом здоровье.
Она вздохнула и отвернулась, переведя взгляд на огонь в камине, не могла смотреть на Яна, чувствуя, как сразу что-то начинает отдаваться болью в груди, когда всматривается в его лицо.
– Я сегодня поняла, что практически ненавижу этого человека, испытываю какую-то странную гадливость по отношению к нему, даже не ожидала от себя настолько сильных негативных чувств. А еще настолько отчетливо, до прозрачности, вдруг осознала, что он, оказывается, обыкновенный моральный урод, меньше всего думающий о сыне и его благополучии. И в тот момент, когда я это поняла, мне стало очень страшно. Потому что если мой ребенок останется жить с ним и его нынешней женой, то для Кирюшки это станет ужасной, непоправимой душевной и психологической травмой, настолько глубокой и разрушительной для его психики, что это никогда уже невозможно будет исправить и восполнить нанесенный урон. Жить с эгоистичным, вечно отсутствующим отцом, которому по большому счету откровенно глубоко наплевать на ребенка и его интересы, с ненавидящей малыша мачехой, для которой теперь основная задача защитить своего ребенка и извести чужого, с какими-то чужими людьми – няньками, охранниками. В атмосфере полного безразличия к нему, к его жизни, к его интересам и чувствам, если не полного пренебрежительного отторжения, по наущению той же мачехи, при попустительстве самого Кирта. К тому же наверняка в уши Кирюшке будут вливать всякие гадости о его матери и уверять, что я его бросила, потому что не люблю и он мне не нужен, что я предпочла какого-то мужчину своему ребенку. Вот ни секунды не сомневаюсь, что именно так и будет. Я не могу допустить, чтобы мой ребенок так страдал, чтобы его лишили детства, атмосферы любви и свободы, в которых он растет, понимания, полного приятия и уважения его личности, материнской любви и превратили в психического инвалида. – И повторила: – Не могу. Поэтому я приняла решение закончить наш с тобой роман.
– А у нас разве роман? – усмехнулся невесело Стаховский и признался: – Вообще-то у меня в планах был долгосрочный проект.
– Теперь неважно, короткий ли роман или долгосрочный проект, как ты говоришь, – уставшим, перегоревшим от больных эмоций голосом проговорила она. – Сегодня мы встречаемся последний раз, Ян. И прощаемся с тобой.
– Я понял, – кивнул он и возразил: – Есть только один прокол в твоих рассуждениях. Ну да, ты придумала «суперплан» по спасению Кирюхи. А если он не сработает?
– В каком смысле не сработает? – не сразу поняла, о чем он говорит, Марианна.
– В прямом, – пожал плечами Ян. – Знаешь, есть такая поговорка: «Куда артиста ни поцелуй, все равно не угодишь». В случае с твоим бывшим мужем ситуация аналогичная – ему пофиг, куда ты его будешь целовать, поскольку ему неважен сам Кирилл, ему важно иметь рычаги управления и манипуляции тобой. И только тобой. Он считает тебя своей женщиной, которая взбрыкнула и вышла из-под его контроля и которую он наказывает за проявленное непочтительное своеволие. Ты можешь отказаться от своей личной жизни, от любви и секса. А ты уверена, что даже если станешь показательно хорошей бывшей женой, исполняющей все его требования, он не придумает что-нибудь новенькое, чтобы зацепить тебя побольней и заставить прогибаться еще ниже, например, пригрозит разлукой с обоими сыновьями или причинит вред твоим родителям, брату и его семье. Дело ведь не в поводе, а в тебе.