В тот же вечер позвонила Жанна. Не хочет ли Иветта посмотреть студенческие работы в Академии художеств?
— Там бывают интересные открытия, новые имена. Составишь компанию?
Иветта помолчала, раздумывая, как распорядиться воскресеньем: сложно было совместить свое желание и интересы Валентина. В театр его еще можно было вытащить, но на выставку? Не стоило и пытаться. Разглядывание картин он считал занятием для старых дев и холостяков, а современных художников-абстракционистов именовал придурками. Однако не возражал, если жена уходила на несколько часов с детьми. Тогда он мог спокойно выпить грамм триста водочки и подремать перед телевизором. И сейчас Иветта стояла перед выбором: повести все семейство в зоопарк или оставить Валентина дома. Пересилило второе.
— Хорошо, я согласна, — ответила в трубку Иветта, — но учти, я буду с детьми.
— Хорошо. Только жаль, по душам поговорить не удастся. Ну и ладно, поболтаем в другой раз. Я тогда тоже своего наследника приглашу, если у него других планов нет. Он у меня очень самостоятельный юноша!
Взбалмошная по жизни Жанна Эдуардовна оказалась заботливой матерью, и успехи ее воспитания были налицо. Мальчик хорошо учился, блистал эрудицией и проявлял разнообразные интересы. Сам того не ведая, двенадцатилетний Роман выдавал возраст мамы: стройный и длинноногий, с зачесанными наверх пышными волосами, он выглядел на все четырнадцать. С отцом Романа Жанна давно не жила, но препятствий их встречам не чинила. Роман был дружен и с мамой, и с отцом, причем каждый из родителей помогал сыну в раскрытии его талантов. А талантов у Романа было не перечесть: он пел, рисовал, писал стихи, увлекался иностранными языками. И все ему давалось легко. Жанна не навязывала ребенку своих пристрастий, он сам тянулся за матерью. Так, заметив, что она начала усиленно заниматься английским, он тоже попросился на курсы. Жанне язык был нужен для работы, она хотела озвучивать зарубежные художественные фильмы. Для нее, не имевшей институтского диплома, любые корочки были не лишними. Рома же мечтал о карьере дипломата.
Женщины обсудили текущие дела и повесили трубки. Тут же Иветта почувствовала запах гари и побежала на кухню: так и есть, котлеты подгорели. Она добавила воды и перевернула их на другую сторону Кажется, спасла ужин! Вот так всегда, не может она одновременно делать два дела. Любой разговор захватывал ее и потом долго не отпускал. И сейчас, выправляя кухонные огрехи, Иветта продолжала мысленный диалог с подругой.
Благодаря Жанне Иветта попадала на интересные мероприятия, будь то спектакль или просмотр в Доме кино. Но глубоких, искренних отношений между женщинами никогда не было, хотя дружили они много лет. Иветта чувствовала, что большинстве ее проблем просто непонятны Жанне. Например, та не могла уразуметь, чем нехорош Валентин. Подумаешь, спит на концертах. Зато какой хозяйственный! Жанна считала, что не следует смешивать два разных понятия: муж и любовник. Первый — стена, за которой можно укрыться, второй — глоток свежего воздуха. Иветта, по ее мнению, желала невозможно го: в одном мужчине найти все! Жанна искренне полагала, что Иветта так и осталась недоразвитым подростком, и считала своим долгом учить подругу жизненным премудростям. Она воспитывала Иветту лет пятнадцать, не переставая удивляться ее инфантильности и «отсталости».
Иветта никогда не вступала в открытый спор с Жанной. Нет, она не побоялась бы возразить подруге. Но зачем? Даже если Иветта прояснит свою позицию, Жанне не понять суть проблемы. Слишком поверхностным человеком, на взгляд Иветты, была Жанна. В итоге их отношения всегда выстраивались по одной схеме: Жанна верховодит — Иветта подчиняется. И каждого удовлетворяло сложившееся положение: Жанна добивалась видимого превосходства, Иветта утверждалась в своей духовности.
6
Иветта собиралась на выставку, чувствуя глухое недовольство мужа. Валентин угрюмо впился в журнал «Приусадебное хозяйство»: недавно он выбил садовый участок в шесть соток и теперь готовился «поднимать целину», заблаговременно вооружался теоретическими сведениями. Сейчас он читал о типах печей в садовом домике, однако краем глаза наблюдал за женой. Увидел, что в сборы вовлечены и дети.
— Куда это вы намылились? — сквозь зубы процедил он.
— На художественную выставку. Хочешь с нами?
— Что я, псих, всякую мутотень смотреть?
— Ладно, Валя, если останешься дома, сделай доброе дело: натяни леску для белья в ванной. Наши провисшие веревки — стыд для городской квартиры!
— Не знаю. Надо купить дюбели и шурупы подходящего диаметра. Съезжу в магазин, посмотрю.
— У тебя же целая банка этих шурупов. Подбери что-нибудь из имеющихся.
— Ты ничего не понимаешь. Тут надо особого типа.
Все как всегда. У Валентина любые приготовления затягиваются на месяцы, а дело так и остается несделанным. Он занимается исключительно тем, что нравится ему. А ему нравится только резать овощи. Иветта прекратила препирательства.
Дети тоже потрепали нервы. Сережка размахивал игрушечным ружьем, ехать желал непременно с ним Еле удалось уговорить сына сменить оружие: взять компактный пистолет. Анечка упорствовала в одежде: ни за что не хотела надевать приготовленное Иветтой платье, требовала вельветовые джинсы бра та. Она ревновала родителей к Сергею и добивалась равенства во всем, включая одежду. Все костюмчики брата хорошо сидели и на ней: дети были одного роста и со стороны казались близнецами.
Иветта попыталась отнять у дочки брюки, одновременно протягивая ей голубое платьице:
— Ну, посмотри, котенок, какое красивое. Бантик у ворота тебе нравится?
Но Анечка плюхнулась на пол и, дрыгая в воздухе ногами, заверещала:
— Брюки! Брюки! Хочу брюки!
Иветта уступила натиску дочки, убрала платье в шкаф и устало сказала:
— Хорошо. Одевайся побыстрее.
Аня вмиг стала тихой и послушной: споро натянула брючки с джемпером и подошла к маме, чтобы та заплела ей тощие косички. Еще десять минут суетных и шумных сборов — шапки, шубки, сапожки, — и дети готовы к выходу. Иветта торопливо накинула пальто, и семейство вывалилось из квартиры.
Вход на выставку был свободный. Посетителей собралось немного. Дети Иветты тотчас оторвались от мамы и разбежались по залу: их больше привлекал интерьер, чем картины. Огромные белые скульптуры римских богов были нестрогими смотрителями и на шалости малышни внимания не обращали. Роман степенно шел с женщинами, умело поддерживая разговор о живописи. Мало того, он оказался главным говорилыциком. Одна картина, абсолютно бессюжетная — нагромождение пятен и линий, — особенно понравилась Роману. По-видимому, бунтарский экстаз, выраженный в большинстве абстрактных картин, был близок духу подростка. Тот метнулся к табличке и со значением сказал:
— Уважаемые мамы, запомните имя художника — Глеб Четвергов.
Жанна рассмеялась, захлопала в ладоши:
— Браво, браво! Наш Глебчик завоевал сердце моего сына.
Иветта же не могла скрыть удивления. Глеб всего-навсего слушатель подготовительных курсов, но его картина висит в ряду выпускников академии! Хорошо или плохо полотно, сказать было трудно. Картина называлась «Человек», но даже при большой фантазии выделить среди какофонии красок человеческую фигуру было невозможно. Красные, желтые, ядовито-зеленые пятна нарушали общепринятые законы цветовых сочетаний. Иветта чувствовала одно: эта картина будит в ней агрессию, даже ярость. Возможно, Глеб пытался показать человека внутреннего. Тогда почему такого ожесточенного?
— Как вам моя работа? — услышали женщины за спиной знакомый голос.
Обе одновременно обернулись. Позади стояли автор картины и его новый друг Владимир Амосов. Приветствия, возгласы удивления, ожидание радости взаимного общения наполнили зал. Больше всех радовался Ромка, ведь его познакомили с таким классным художником! Он в цветистых выражениях высказался о полотне. Похвала Владимира была более сдержанной — он отметил новаторский дух картины, не счел композицию недостаточно выстроенной. В заключение добавил, что Глеб, несомненно, талантлив и его ждет большое будущее. Глеб старался выглядеть равнодушным, но радость так и выпирала из него. Он встряхнул длинной гривой, как бы умаляя излишние восторг критика — или свой собственный.
Иветта дипломатично сказала, что картина не оставляет зрителя равнодушным, однако яркие краски слишком возбуждают. Роман восторженно под твердил: