— Шутка? Знаешь, я не хотела говорить на эту тему. Но раз уж ты сам начал, давай внесем ясность Ведь эта твоя шутка тянется уже несколько месяцев?
— С чего ты взяла? Я хоть раз не ночевал дома? Иветта криво усмехнулась:
— Я не буду тебя удерживать силой, Валя. Если ты любишь другую женщину, что я могу сказать? Уходи. Но жить так, как живем мы… В такой лжи семья невозможна.
— Уходи, говоришь? Да ты рада от меня избавиться! У тебя самой кто-то есть?!
— У меня… никого… нет, Валя, — с дрожью в голосе ответила Иветта. На миг лицо Глеба промелькнуло перед ней. — У меня никого нет и быть не может, — уже твердо повторила она.
Валентин уловил заминку, и его подозрение усилилось. Если он сам удачно обустраивал свидания в рабочее время, то где гарантия, что и его жена не встречается с кем-то днем?
— Скажи честно, Ива, ты хоть однажды переспала с другим?
Иветта молчала. Конкретного факта измены не было. Но разве мысли ее не были обращены к Владимиру, особенно в первые годы совместной жизни с мужем? А недавний случай — ее поведение на злополучной вечеринке в театре — вообще не имел оправдания. И фантазии насчет Глеба! Но признаваться в брожении своих чувств сейчас было неуместно. Валентин не тот человек, который сможет понять, а на прощение и вовсе не способен. Да и что изменили бы ее откровения, коль между ними нет и никогда не было взаимопонимания. И в самом главном они чужие друг другу. Интимные отношения для Иветты — тягостная обязанность, а для мужа — физиологический акт вроде чиха или кашля. Выяснять отношения уже поздно. Вопрос стоит о последнем рывке, точнее, окончательном разрыве.
— Я думаю, в городе мы выберем время, чтоб) подать заявление на развод?
— А как же квартира, Ива? Мне нужна жилплощадь, — примериваясь к разводу, как к делу решен ному, спросил Валентин.
— О квартире поговорим позже. Я устала. Пойду лягу.
Иветта поднялась по ступенькам в вагончик. Дом! уже спала. Постель сына сиротливо пустовала. Кровать Валентина стояла особняком, при входе. Иветта порадовалась, что отдыхающим положены отдельные спальные места, — после сегодняшнего разговора было бы невыносимо лежать с мужем в одной по стели.
Утром Иветта с Валентином снова действовали сообща: состояние сына было важнее раздора. Аня держалась особняком и сразу после завтрака ушла в лес. Супруги Соловьевы отправились на грузовичке в райцентр. Машина должна была возвратиться часа через два-три — столько времени отвели родителям, чтобы навестить сына. Больница представляла собой трехэтажное здание из серого кирпича. Здесь жителей окрестных сел лечили от всех болезней: сердечных, инфекционных, хирургических. Специального ожогового центра, разумеется, не было.
Супруги, всю дорогу молчавшие, в палату вошли дружной парой, преувеличенно оживленной и внимательной: сына нельзя расстраивать. В палате Сергея лежало еще несколько больных. У кого-то была перевязана голова, у кого-то приподняты специальным приспособлением ноги. Пострадавшая нога Сергея лежала на одеяле, пальцы стопы прикрывала марля. Кожа была бордово-синего оттенка, а само место ожога источало неприятный запах. Бледный Сергей слабо улыбнулся и, пытаясь держать бодрый Вон, заговорил:
— Привет, родители. Вот такая неувязочка вышла. Резина на сапоге расплавилась и припечатала мне пальчики.
Он попытался пошевелить обожженными пальцами, но тут же скривился.
— Очень больно, сынок? — наклонилась к нему Иветта.
— Что врачи говорят? — поинтересовался отец.
— Что до свадьбы заживет. Правда, вчера я думал, что копыта откину. Сознание не терял, но боль жуткая была. Ну, мне сразу укол какой-то .всадили, капельницу поставили… Как видите, жив-здоров и не чихаю. — Сергей снова попытался балагурить. — Утром на обходе врач сказал, что у меня полный нормаль. Он долго у моей койки и не задержался. Тут такие тяжелые лежат, не мне чета. Вон мужик с разбитой головой — тому все внимание.
Мужчина с обмотанной бинтом головой тяжело застонал.
Иветта и Валентин выставили на тумбочку сына гостинцы: сок и яблоки. Пора было собираться на базу, машина ждать не будет.
— Что тебе еще привезти сынок?
— Спасибо, у меня все есть. Пусть Анька в следующий раз приедет и ребята тоже, если охота будет.
— Ладно, мы передадим.
На обратном пути Соловьевы заглянули к хирургу в ординаторскую. И очень удачно: застали его. Врач только что вернулся из операционной и сейчас с удовольствием прихлебывал крепкий чай из стакана.
— Соловьев? Сергей? — Врач порылся в стопке медкарт. — Соловьев Сергей Валентинович, шестнадцать лет, ожог второй степени фаланги нижней конечности. Введена противостолбнячная сыворотка и анатоксин, произведена обработка раствором…
Врач скороговоркой прочитал назначенное лечение и со спокойствием посмотрел в глаза посетителям:
— В общем, беспокоиться нет оснований, дорогие родители, площадь ожога невелика. Дней через десять новый эпителий затянет ранку — и на выписку.
— А раньше нельзя? У нас путевка через пять дней заканчивается. А из Ленинграда до вас добираться — не ближний свет.
— Думаю, проблем не возникнет. Только парню надо поосторожней с ногой, ступать на нее не следует. Вы сможете транспорт организовать? У нас одна карета «Скорой помощи» на весь район.
Иветта и Валентин, успокоенные встречей с сыном и разговором с врачом, на обратном пути уже не молчали — обсуждали состояние Сергея. В который раз забота о детях объединила супругов.
12
В предпоследний день пребывания на базе Соловьевы снова приехали в райцентр, чтобы забрать сына из больницы. С ними отправились двое друзей Сергея, готовых донести приятеля до машины. И сестра Аня — для моральной поддержки. Аня не разговаривала не только с отцом, но и с матерью. Сейчас ее волновал только брат.
Серега был неисправим. Ему уже стало лучше, и накануне вечером он на одной ноге поскакал в коридор, чтобы поболтать с девчонками. Однако потерял равновесие, так что больная нога задела об пол. Едва наметившаяся тоненькая пленочка на ранке тотчас лопнула. Теперь врач советовал повременить: при транспортировке больного могли возникнуть новые осложнения. Соловьевы не стали настаивать на выписке, пусть мальчик долечится. Сергей клялся, что больше не нарушит предписаний врача и выходить в коридор не станет. Да и надобности в том не было. Выздоравливающие девушки, новые знакомые Сережи, навещали его в палате. Друзья и Аня тоже остались с ним, пообещав вернуться на попутках.
Старшие Соловьевы возвращались в город. Они подавленно молчали. Им так не хватало взбалмошного Сережки, не дающего родным ни минуты покоя! Проблемы с детьми объединяют супругов, становятся основой для перемирия. В последующие дни Иветта не поднимала тему развода, а Валентин подчеркнуто игнорировал Светочку. На обратном пути в автобусе та грустила в одиночестве, если не считать ее постоянного спутника — рыжего кота. Но пушистый красавец на сей раз не проявлял интереса к окружающим. Он безучастно проспал всю дорогу в своей корзине.
До конца отпуска оставалось еще несколько дней, и супруги Соловьевы отправились на свои шесть соток. Валентину не терпелось проверить урожай, а Иветта стремилась освободить мать от огородных забот. Наталье Всеволодовне сказали, что Сереже продлили путевку, — расстраивать бабушку не решились. Та посетовала, что родители не следят за детьми, но тут же переключилась на дачные достижения. Схватила Иветту за рукав и потащила в дальний угол участка. Оказалось, что мать успела раскопать часть целины и оформила клумбу для будущих посадок.
— Мама, ты с ума сошла — такие нагрузки с твоим давлением!
— А плевать! Подохну, вспомните бабку добрым словом, — беспечно отмахнулась взволнованная собственным подвигом бабушка.
Однако смерть была помянута лишь для красного словца. Давно Иветта не видела мать такой радостно-возбужденной, будто немножко пьяной. И так же быстро, как подвыпивший человек, она разозлилась, едва ей начали перечить. Источником раздражения, как обычно, стал зять. Наталья Всеволодовна, перелопатив изрядный кус земли, рассчитывала на поощрение молодых, а получила выговор.
— Наталья Всеволодовна, я же просил вас не самовольничать на участке! Я специально не трогал эту поляну, собирался ставить гараж. А вы расковыряли площадку и усложнили мне задачу.