— Меня трудно напугать, — ответил он, пытаясь устроиться поудобнее. Его брюки намокли спереди, равно как и рубашка, и Мелани почти физически чувствовала, как ему все невыносимее становится нарастающий жар.
— Впрочем, я забыла. Вы — борец со всяческими фобиями. Встречаясь с какой-нибудь из них, вы пытаетесь найти ее корни и истребить… Но я все-таки думаю, что вы не такой…
Он сидел в такой же непринужденной позе, как и Мелани, и на мгновение она представила, что они не обмениваются двусмысленными репликами на грязной лестнице, а разыгрывают изысканную чувственную увертюру на шелковых простынях.
— Не такой, как кто? Другие психоаналитики?
— Другие мужчины. Обычно в них мужественность сочетается с самодовольством и эгоизмом. А в вас — с удивительной внимательностью, сопереживанием…
— Это часть профессии. Плохим бы я был психоаналитиком, если бы не умел выслушать и помочь.
— Да, конечно, я понимаю, но есть в вас еще что-то, чего я не могу уловить.
Отбросив всякие сомнения и колебания, Мелани провела вниз по его мускулистой большой руке. С тех пор как впервые коснулась его, спускаясь по лестнице, она никак не могла остановиться. Эти прикосновения были так необходимы ей, они были такими естественными… невинными. Хотя вряд ли в представлении Кларка Лестера сочетаются понятия невинности и чувственности. Сидя так близко к нему, она вдыхала запах его одеколона — смесь ароматов сандалового дерева, чего-то очень свежего… и ее любимой ванили. Он так удивительно подходил этому мужчине!
— В таком случае вам нужно получше познакомиться со мной, — улыбнулся Кларк.
— Неплохая идея!
Он снова заерзал на ступеньке, застонав при этом.
— Проклятье, как здесь жарко!
— Вы промокли и вспотели. Можете снять рубашку, я не буду возражать.
Кларк рассмеялся.
— И брюки тоже?
— Ну, если желаете… — произнесла Мелани, у которой внутри все задрожало, когда она представила Кларка в боксерских трусах. — Уверена, в обморок я не упаду.
Он вытащил полы рубашки из-под ремня.
— Надеюсь, вы предлагаете это не всем вашим знакомым молодым людям?
— У меня нет знакомых молодых людей, — грустно заметила Мелани. — И не было уже давно.
Ее шепот, отчетливый, но негромкий, казалось, пронесся по всей лестнице. Мелани не могла поверить, что призналась в столь сокровенном, но так уж случилось — и Кларк этого заслуживал, особенно принимая во внимание сложившиеся обстоятельства.
Мелани могла изменить стиль одежды, прическу, макияж, но не могла изменить себя — такую, какой была все последние шестнадцать лет, какой не переставала быть и сейчас. Рано или поздно мотивы, движущие ею, ее неопытность дадут о себе знать. И уж коли она не совсем чиста в своих намерениях, ей стоит хотя бы подготовить к этому Кларка.
— Наверное, театр и телевидение отнимают у вас все время? — предположил он.
— Может быть. Но дело не только в этом. Лет с двенадцати что-то все время мешало мне заняться собой. Рождение брата почти совпало с очередным разводом мамы и с предложением, которое получают только раз в жизни: ее пригласили сняться в Европе в роли, о которой она мечтала всю жизнь. Поэтому мне пришлось заняться воспитанием Джонни. Это было не так уж трудно, учитывая количество нянь и гувернанток… Но Джонни рос практически без матери, и кто-то должен был компенсировать ему ее отсутствие. Конечно же все эти годы он был главным моим приоритетом, важнее карьеры, и уж тем более свиданий.
— В этом нет ничего удивительного. Вы убедились на близком примере, что свидания ведут к браку, который не кончается ничем хорошим.
Он понял! Мелани прикусила губу, спросив себя: сколько еще она может сказать ему, захочет ли это сделать, способен ли он понять все? Когда она пыталась придумать, как рассказать ему о контракте с Голливудом, о стремлении к финансовой независимости и о желании завести роман, но без серьезных обязательств, все слова звучали беззастенчиво корыстно — как будто она флиртует с ним только ради того, чтобы получить познания, которые принесут ей деньги, карьерное продвижение, немного удовольствия, и ничего больше.
Но это было не совсем так. Мелани боролась со своим влечением к Кларку с первого дня их знакомства, с первой же ночи, когда он проник в ее сны. А теперь у нее появилась возможность сделать эти сны реальностью. Ради себя. Ради него.
И ради роли. Факты — упрямая вещь.
— Джонни улетел сегодня утром, чтобы присоединиться к матери в Париже, где им обоим предстоят съемки, — сказала Мелани. — А у меня появился редкий шанс пересмотреть свою жизнь заново, переоценить ценности.
— Переоценить ценности. — Кларк хохотнул, но в этом коротком лающем звуке не было веселья. — Мне это знакомо. Не так давно мне тоже представилась подобная возможность.
— Вы имеете в виду выдвинутое против вас обвинение?
Кларк от удивления подался вперед, и его красивое лицо оказалось всего в дюйме от лица Мелани.
— Откуда вы знаете?
— От Джеда. Некая дама обвинила своего психоаналитика в сексуальных домогательствах. Присяжные пожалели несчастную, а психоаналитик был на год отстранен от практики. Честный Джед сообщил мне имя этого бедолаги.
Взгляд Кларка был направлен на тусклую аварийную лампочку.
— И что вы об этом думаете? — бесцветным голосом спросил он.
— Это должно меня напугать?
В ее голосе не было ни тени страха, и Кларк подумал, что у Мелани Уитлоу действительно нет никаких фобий, помимо вполне объяснимой боязни молний. Когда Кларк повернулся и посмотрел ей в глаза, он увидел в них только интерес, непреодолимое желание понять. Ему знакомо было это выражение: каждый день он неоднократно видел его в зеркале. С того самого дня, когда пришла повестка в суд. А может быть, даже и раньше.
Он вырос в семье мэра маленького городка и с раннего детства научился сдерживать свои эмоции. Выше всего ценилась благопристойность. Ни веселой беготни с мальчишками во дворе, ни шумных игр. В школе — только хорошая учеба, примерное поведение, послушание во всем. Сын мэра должен быть примером для других…
Но сын мэра также должен был молчать о том, как мэр в негодовании разбил ветровое стекло новенькой машины, потому что она не хотела заводиться. Сын мэра не должен был никому рассказывать о чеках, пожертвованных жителями на празднование юбилея городка, которые мэр разорвал только потому, что кто-то поинтересовался, как будут израсходованы средства…
Единственное, чему Кларк научился в отчем доме, — это тому, что ярость непродуктивна и разрушительна. Если дать ей волю, она может даже искалечить душу когда-то хорошего, доброго человека. Кончилось все это долго вызревавшим бунтом. Едва окончив школу, он сбежал из дому. Все, чего он добился потом, было только его заслугой… Как и эта история с Джейн Томлинсон.
Но сейчас ему не о чем беспокоиться. Только не здесь. Только не с Мелани Уитлоу.
— Вам ни к чему бояться меня, — заверил ее Кларк, решив отбросить горькие воспоминания и сосредоточиться на этой чудесной, соблазнительной женщине. И все-таки сначала он должен сказать ей всю правду. — Ни к чему, — с горечью усмехнулся он, — если вы не собираетесь выдвинуть против меня ни на чем не основанное обвинение, как это сделала Джейн Томлинсон, а потом с видом благородного негодования рассказывать в суде возмутительные небылицы широко разинувшим рты присяжным.
Кларк перевел дыхание и посмотрел на Мелани. В ее глазах светилось искреннее сочувствие, и он неохотно продолжил рассказ.
— Эта почтенная матрона как могла добивалась моей благосклонности. Каждый сеанс — а было их всего-то два, при первой же возможности я расстался с этой любвеобильной домохозяйкой, — оборачивался для меня пыткой. — Кларк сделал паузу.
Мелани продолжала молчать. Ее взгляд был опушен. Ей не хотелось проводить какие-либо параллели и еще меньше хотелось, чтобы это делал Кларк. Наконец, чтобы нарушить затянувшееся молчание, она натянуто произнесла:
— Какая мерзость.
— Да, но отвратительнее всего повел себя я сам. Во время суда стало очевидным, что Джейн остро нуждается не в психоаналитике, а в психиатре. Но для остальных это было не столь очевидно. Присяжные, видимо привыкшие к телевизионным мыльным операм, распознали в этом процессе знакомый сюжет и единодушно вынесли мне обвинение. И здесь меня охватил приступ необъяснимой ярости. От глупой безысходности этого фарса я высказал вещи, которые уважающий себя психолог не сказал бы даже под пыткой, тем самым развив сюжет по знакомому им шаблону.