Даниэла Стил - Вдали от дома

Но Адам не мог вернуться в лодку один. Нет, он не принадлежал к разряду героев, жаждущих быть всегда впереди, — он просто не знал, как остановиться. Работая в Африке, в лагерях для беженцев, он оставался на своем посту, даже когда кончались припасы, и ждал, пока не подвезут новые, ибо был убежден: никто не должен умирать в одиночку.

Волны вздымались на несколько ярдов перед Адамом. Отгоняя тревожные мысли, он нырял и плыл — прочь от лодки.

Адам опустился на коричневый кожаный диван, прислушиваясь к неясным звукам из соседней комнаты. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь так уставал. Мысленно он вышагивал по длинной узкой комнате, то останавливаясь, чтобы выглянуть в окно, то поправляя задетую по дороге плечом гравюру Нормана Рокуэлла, то стряхивая с одежды песок. Но его ноги и руки словно налились свинцом и отказывались подчиняться даже простейшим командам.

Он склонился вперед, поставив локти на колени. Нетерпеливыми, неловкими движениями потер глаза, прогоняя сонливость и усталость, он провел ладонью по еще влажным волосам.

Дверь открылась, и в комнату вошел Верн Лански — без своей привычной улыбки. Обычно врачебная практика Верна ограничивалась лечением растянутых щиколоток или вытаскиванием впившихся в тело рыболовных крючков, — воскрешение утопленниц в нее не входило. Не говоря ни слова, Верн прикрыл дверь, прислонился к ней и сунул руки в карманы накрахмаленного халата. Его густые брови сошлись в хмуром раздумье.

— Что с ней? — спросил Адам. Он успел проверить пульс женщины, как только втащил ее в лодку. Пульс был редким, но ровным — не так уж плохо для человека, только что извлеченного из ледяной воды. Женщина была без сознания, но Адам приписал это ушибу головы. И, конечно, потере крови. На ее голове виднелась заметная рана, а Адам по собственному опыту знал, что раны на голове всегда обильно кровоточат.

— У нее сотрясение, но, насколько я могу судить, больше ничего не сломано и не повреждено. Конечно, утверждать трудно, пока ее не обследуют в больнице.

— Ты вызвал «скорую»?

— Она уже в пути. — Верн пересек комнату и положил руку на плечо Адама. — Ты в порядке?

— Да, конечно. А что со мной могло случиться?

— Ничего, разве что ты мог оказаться на ее месте.

— Разница слишком велика — я никогда не последовал бы ее примеру.

Верн потер ухо большим и указательным пальцами — за год знакомства Адам уже выяснил, что для врача это признак волнения.

— Тебе известно что-нибудь об этой женщине?

— Ничего, — ответил Адам. — До этого дня я никогда не встречался с ней.

— Наверняка встречался, и не раз — просто не узнал ее в таком виде. Ее зовут Миранда Долан. Она снимает у меня дом, тот, что в Каспаре, уже целых полгода.

Адам порылся в памяти и покачал головой. Каспар находился всего в шести милях к северу от Мендосино и представлял собой скорее не город, а беспорядочное скопище домов. За покупками и развлечениями женщине ближе ездить в Форт-Брэгг. Не удивительно, что прежде их пути никогда не пересекались.

— Помню, недавно ты говорил, что для меня там найдется кое-какая работа. Ты даже хотел составить список, но так и не собрался. — Адам прищурился в задумчивости. — Но что случилось, Верн? Какая разница, знаком я с ней или кет?

— Я просто полюбопытствовал, только и всего. — И словно поняв, какой неубедительной выглядит эта отговорка, Верн быстро добавил: — Это совсем не то, что ты думаешь. Она ничем не больна, по крайней мере, насколько мне известно.

— Тогда что тебя тревожит?

— У нее шрамы — на руке, на плече и на животе, в области желудка. — Верн с надеждой взглянул на Адама. — Разве ты их не заметил?

Вопрос был резонным. Опасаясь переохлаждения, Адам стащил с женщины мокрую одежду сразу же, как только добрался до машины. Он завернул незнакомку в одеяло, которым обычно накрывал сиденье, и включил все обогреватели с ее стороны кабины. И все-таки по прибытии в офис Верна женщина казалась такой замерзшей, словно ее только что вытащили из воды.

— Я только заметил, как сильно она поранилась о камни… и какая она худая.

— Возможно, я ошибаюсь, но могу поклясться — это шрамы от пулевых ранений. Кто-то стрелял в нее, Адам, — трижды и совсем недавно.

Миранда Долан оставила машину на Мэйн-стрит, напротив офиса Верна Лански, пересекла Лансинг и вышла на Литл-Лейк-роуд. Только прибыв в Мендосино и намереваясь начать жизнь заново, Миранда купила книгу о старом фабричном городке, пожелав узнать его историю, осмотреть улицы и дома в викторианском стиле. С тех пор она редко заглядывала в книгу, но время от времени гуляла по городу поздно ночью, когда все заведения уже были закрыты, а их посетители разошлись домой. За шесть месяцев она успела разобраться в переплетении улиц и переулков города, местные жители же по-прежнему оставались для нее чужими.

Город располагался на высоком, плоском мысу, который вдавался в океан, словно толстый большой палец. Текущая по южной стороне мыса река выносила песок в залив, где первые поселенцы грузили древесину на корабли, отплывающие в Сан-Франциско. Там и сям виднелись отдельные напоминания о бурном прошлом города, но большей частью его наводняли художники, до сих пор отдающие дань шестидесятым годам и выглядевшие весьма причудливо.

Каждый уик-энд в межсезонье сотни туристов устремлялись по опасной, узкой двухрядной дороге, огибающей утесы и горы северного побережья Калифорнии, чтобы провести два дня на том месте, которое странствующим писателям полюбилось называть одним из самых красивых побережий на земле. Летом, в сезон отпусков, на север бросались тысячи людей, и те из них, кто был лишен задатков авантюризма, выбирал более удобное внутреннее шоссе под номером 101.

Поросшие лесом горы вздымались на противоположной стороне двухрядного шоссе, ведущего из Мендосино, — там, где находился дом Адама Киркпатрика. Миранда отвела со лба пшеничные пряди волос, ожидая, пока проедет вереница автомобилей. В такое время утра шоссе было оживленнее, чем обычно. Не успели пройти машины в одном направлении, как появились с другой стороны. Миранда уже не раз подумывала, не вернуться ли за машиной, но после двухнедельного пребывания в больнице прогулка по свежему воздуху была слишком заманчивой.

Миранда воспользовалась задержкой, чтобы повторить заранее приготовленную речь. Важно, чтобы ее слова прозвучали с надлежащей долей благодарности и абсолютно искренне, и это, учитывая обстоятельства, было совсем не трудно. Миранда уже давно научилась скрывать подлинные чувства. Это умение требовалось любому профессиональному юристу.

Почему же тогда она промучилась всю прошлую неделю, подбирая нужные слова? Может, она была просто не в состоянии понять, как человек может намеренно рисковать своей жизнью ради спасения незнакомки? Может, само ее существо отказывалось понять это? К восхищению этим Адамом Киркпатриком у Миранды примешивалась большая доза подозрения.

Фургон одолел подъем шоссе слева от Миранды и приостановился, образуя брешь в потоке транспорта. Миранда бросилась бегом через дорогу и, очутившись на другой стороне, тихо застонала, ощутив угрожающую боль в еще слабом колене. Как говорили ей в больнице, процесс полного выздоровления затянется на несколько недель. Если вспомнить, как ее швыряло о прибрежные камни, становилось странно, как это она отделалась только ушибами и слабым сотрясением, не переломав себе все кости.

Забавно, как быстро случаются несчастья, стоит утратить бдительность.

Ощупав поврежденное колено, Миранда вновь двинулась в путь, следуя ориентирам, которые назвал ей Верн. Дом Адама Киркпатрика находился на третьем перекрестке от Стейшен-Лейн. Верн предупредил, что дом окружают деревья и что его трудно увидеть с дороги. Надо искать ярко-желтый почтовый ящик с фамилией Адама на нем. Поблизости будет земляная, заросшая травой подъездная дорожка.

Миранда заметила желтое пятно сразу же, едва завернула за угол. Дорожку недавно расчистили, словно готовясь к приему гостьи. Пробравшись между деревьями, Миранда увидела угол дома, типичного для городка — с деревянными стенами, высоким кирпичным дымоходом, несколькими разноцветными окнами и обязательной верандой. Архитектурный стиль Миранда определила бы как «ретрокалифорнийский хиппи».