Она опять не договорила, Роб снова обнял ее за талию, повернул к себе и поцелуем, всеохватывающим, требовательным и нежным, заставил замолчать. Она забыла даже дышать.

Кончик его языка вызвал в ее теле давно забытое желание, горячее, настоящее, неотвратимое.

Роб прижал ее к себе еще теснее, целовал еще сильнее до тех пор, пока она, забыв обо всем, не захотела, чтобы он никогда не останавливался.

– Все, что тебе нужно делать, – шептал он, – кивнуть один раз, что ты согласна.

Она едва смогла кивнуть и опустила голову, он поцеловал ее самым сладким, любящим и долгим поцелуем в ее жизни.

– Не могу оторваться. Но уже поздно для таких ранних пташек, как мы.

Он убрал руки с ее талии и сделал шаг назад, давая ей время перевести дыхание.

– Галерея закрывается в воскресенье. Моя маменька завтра проводит время с друзьями. Так как же насчет того, что я зайду к тебе утром? Будет весело.

Он ждал ответа, она кивнула, он поцеловал ее в нос и усмехнулся:

– Попытайся не целоваться с другими за это время.

Глава 9

– Откуда все эти люди идут в одиннадцать утра в воскресенье?

Роб, старательно пригибая голову, чтобы его не узнали, пробирался мимо многочисленных групп дам с детскими колясками, которые болтали за столиками, выставленными на тротуары у раскрученного сетевого кафе.

Ему пришлось высоко поднять руки, чтобы не столкнуться с парой хулиганистых подростков на скейтах. Парочки, шедшие под ручку, мужчина в инвалидной коляске, велосипедисты в ярких обтягивающих костюмах, старик с газетами – все смешалось на этой типичной лондонской улочке всего в нескольких метрах от оглушающего рева несущихся по шоссе машин.

Тихая радость наполнила грудь Роба, он улыбнулся пожилой даме, рассматривавшей витрину книжного магазина. Она поймала его взгляд и явно связала фото на постере с рекламой его последней кулинарной книги и мужчину, проходящего рядом с ней. Она покачала головой, пожала плечами. Нет, как смешно, этого не может быть.

Он не винил ее за эту мысль, в действительности Робу Бересфорду нечего делать на улице воскресным утром, когда бездеятельность сменяла бурную жизнь субботнего вечера, проведенного в ресторанной кухне какого-нибудь отеля или в бизнес-поездке.

Бывали времена, когда он вваливался домой посреди ночи с девицей, чье имя писал ее помадой на запястье под огнями бара, где они встретились. Но к тому времени, когда просыпался, она уже уходила, вместе с ней стиралось и ее имя.

Вот бы удивилась желтая пресса, узнав, что последние несколько лет он был так измотан работой, что в воскресенье мог только читать газетные статьи о бизнесе, сидя на балконе своего пентхауса с видом на океан, взбадривая себя кофе и дурными новостями из мира экономики. Бизнес-документы, телефонные звонки и электронные письма в отели «Бересфорд», рассыпанные по всему миру, занимали большую часть подобного утра. После чего он шел на пляж и наслаждался долгим поздним завтраком с матушкой на берегу.

На него работал раз и навсегда заведенный порядок. Несколько часов передышки перед хаосом новой недели и дела, расписанные на месяц вперед. Провести неделю на одном месте? Неслыханно. Последний раз это случилось в отеле «Бересфорд Чикаго», где он отлеживался после нервного срыва, вызванного закрытием гостиницы прямо посреди сезона конференций. Тогда пришлось бросить все и улаживать возникшие проблемы. Не слишком-то приятно.

Словом, провести целую неделю в Лондоне в июне – настоящий подарок. Во-первых, конечно, бизнес. У него запланированы встречи с Шоном и отцом по поводу планов расширения сети. Во-вторых, его мать пригласили открыть своей выставкой новую галерею, и он приурочил три дня из отпуска к концу рабочей недели. Время на отдых. Это, возможно, самая важная выставка для матери, и он, естественно, собирался сделать все, чтобы помочь ей успешно ее провести. И пока все шло хорошо. Он давно не видел ее такой счастливой, довольной и уравновешенной. Очень давно.

Это воскресенье станет первым настоящим выходным за последние восемнадцать месяцев.

Странно. Он никогда не думал об этом в таком плане, пока вчера вечером Шон не предложил ему отдохнуть все выходные для разнообразия.

Выходные. Он отвык от этого понятия.

Может быть, это странно только ему, потому что, глядя на лондонское небо из пентхауса в «Бересфорд Ричмонд» сегодня утром, он мог думать только об одном человеке, с которым хотел бы провести их.

Прошлой ночью он сделал открытие, удивил Лотти так же, как и она его.

Он редко говорил о прошлом с едва знакомыми людьми. Зачем? Для этого существуют журналисты.

Но Лотти как-то удалось вызвать его на откровенность, ему стало очень важно, чтобы эта девушка поняла того молодого человека, который с помощью кулинарного колледжа пытался сжечь горечь и обиду на судьбу, чтобы потом выполнить обещание, данное матери.

Хорошее мнение о нем со стороны Лотти имело значение. Она лучшая подруга Ди, а Шон мог рассказать ей об их прежней жизни. Да, это хороший план. Он мог сколько угодно повторять себе, что именно поэтому выложил ей все о себе, как дурак. Но это только одна из причин его откровенности.

Посреди ночи он ворочался на простынях, думая о ней постоянно.

Он видел перед собой лицо Лотти, в жарких мечтах представлял, как целует ее, исследуя каждый дюйм ее тела – от удивительных волос до кончиков накрашенных розовым лаком ногтей, так соблазнительно блестевших в дизайнерских босоножках.

А что, если ее ранимость, красота и внутренняя сила захватят его и не дадут ускользнуть?

Когда он был маленьким, мама читала ему сказку о красавицах сиренах, полуптицах-полуженщинах, чье пение так околдовывало и привлекало моряков, что они выпрыгивали за борт или разбивали свои суда о скалы, только чтобы приблизиться к ним.

Точно, Лотти сирена. И от этого никуда не денешься. Девушка обладает поистине волшебной силой. Значит, следуя логике, он рискует ступить на шаткую почву реальности, где пара зеленых глаз заставит его переехать в Англию. Ах, эти волосы, так и манят притронуться к ним, а кожа, сочный персик со сливками, хоть ложкой ешь. Или, лучше сказать, пробуй на вкус языком.

Нет. Он слишком увлекся.

И поскольку он не способен больше сопротивляться, придется броситься в омут с головой!

Роб оглядел вход в чайную-кондитерскую «Лотти» и провел рукой по волосам.

В прошлый раз он не заметил, что вывеска написана художником, а цвета соответствуют внутреннему декору. Стильно. Мило. Очень мило.

На дверной табличке значилось «Закрыто».

Лотти закрыла кондитерскую в воскресенье?

Черт. Он этого не ожидал. Закрыть кафе, когда полно потенциальных покупателей, жаждущих выпить чашечку чая и съесть пирожное? И она что-то говорила о том, что ей сегодня нужно приготовить специальный торт или что-то в этом роде.

Прикрыв ладонью глаза и заглянув через стеклянную дверь, Роб смог разглядеть свет на кухне. Ага, дома кто-то есть. Он позвонил и продолжал смотреть. Никакого движения. Никакого ответа.

Неужели потому, что он не позвонил заранее и не назначил встречу? Что, если у нее гости? Какой-нибудь родственник? Громила-регбист, кузен из провинции, которого она пригласила, передумав принимать его маленькое предложение?

Прошлым вечером у него сложилось другое впечатление. Совсем другое.

Он взял мобильник. Быстро осмотревшись, прокрутил огромный список номеров, нашел телефон Лотти и нажал на кнопку вызова.

Поднеся телефон к уху, расправил плечи. Лишь через несколько долгих секунд раздался хриплый от сна голос:

– Алло.

– Доброе утро, Лотти. Надеюсь, не разбудил тебя. Я здесь, как и договаривались. Есть ли шанс, что ты меня впустишь? – Повисла достаточно долгая пауза, он даже успел добавить: – Лотти? Ты меня слушаешь?

Он хотел ее видеть, рассказать новости о выставке, которая вот-вот закроется, поделиться идеей грандиозного банкета. Но не через стеклянную дверь и не по телефону.

– Роб? А, да. Конечно. – Вздох. – О нет. Не верю. Какая глупость! – Телефон упал на что-то твердое.

Глупость? Кого она назвала глупым? Она, вообще, о чем? Он отложил все дела, освобождая утро для нее, а она называет это глупостью? Или у нее еще кто-то, с кем она разговаривала?

Роб засунул телефон в карман брюк.

В любом случае это была плохая идея. Пора возвращаться к цивилизации.