– Джен, он предпочел уйти. Я его не прогоняла. И он всегда может вернуться, если захочет. Только вот умолять его вернуться я не буду ни под каким видом.
– Это проявление симптомов менопаузы? Говорят, у женщин в этот период появляется ярко выраженная потребность в ощущении собственной независимости.
– В независимости? – Бонни недоверчиво хмыкнула. – Нет. Нет у меня никакой менопаузы.
– А ты уверена, что дело не в другой женщине?
Джо Сандерсон с другой женщиной. Это значительно облегчило бы Дженис понимание ситуации: она по опыту с первым мужем знала, что такое вечно врущий, изворотливый, дрянной бабник, и знала, как с этим справляться. Но умный, обаятельный, красивый, трудолюбивый и верный мужчина, который вдруг ни с того ни с сего почувствовал неудовлетворенность жизнью – и, следовательно, своей женой, – был для нее загадкой. И тот факт, что чувства сестры к этому хорошему, честному человеку не изменились, сильно все усложнял и превращал загадку в настоящую головоломку.
– Уверена. Нет у него другой женщины.
Нет ничего, к чему можно было бы прицепиться, чтобы устроить склоку и разрядить обстановку… и еще меньше, чтобы найти повод выяснить отношения.
В ушах Бонни все еще звучал стук дождевых капель, которые ветер бросал в оконное стекло в то субботнее утро четыре месяца назад – тогда еще у них с Джо не было видно явных проблем в семейной жизни, но тучи уже начали сгущаться.
Утро выдалось холодным и мрачным, время вставать еще не пришло. Она свернулась калачиком под боком у Джо, как у пузатой печки зимой. Он всегда был таким теплым. Даже пальцы ног были у него теплыми, когда он стал гладить ее, а потом зажал ее пальцы между ступнями и принялся греть их, как ломтики хлеба в тостере. Бонни знала, что Джо еще не проснулся, когда прижался к ней и приподнял ногу, чтобы она могла просунуть свою между его ног, или когда поплотнее укрыл ее плечи и обнял. Все это повторялось сотни и сотни раз, и он редко вспоминал на следующий день, как обнимал ее.
А еще она знала, что он будет вот так обнимать ее, что она будет чувствовать себя под надежной защитой, вечно… если только она не шевельнется и не подаст ему сигнал – в общем, сделает то, что он всегда считал сигналом к началу действий.
По правде говоря, с этой реакцией она пыталась бороться долгие годы. Сладостный вздох, когда ощущаешь, как соприкасаются тела, когда холод находит тепло, когда одиночество встречает друга; то самое восторженное урчание от внезапного, острого пробуждения чувств; те самые безотчетные звуки; тот самый… сигнал, неизбежно превращавший восхитительное утреннее объятие в умопомрачительный секс – который, надо признаться, мог пойти в разных направлениях, в зависимости от ее настроения.
Так уж получилось, что в то утро у нее было подходящее настроение… ну, не с самого начала, но Джо оказался очень убедительным. Его руки и губы знали все особенные места, он умел нажимать на нужные кнопочки. «Джо Сандерсон может забыть, что туалетную бумагу нужно вешать свободным концом наружу, или что нужно вернуть водительское кресло на прежнее место после того, как он поездил в моей машине, или что нужно дождаться рекламы в «Анатомии страсти», чтобы поговорить со мной, но он всегда умел заниматься любовью со своей женой во сне», – в полудреме подумала Бонни.
Чем больше она думала об этом и чем более предсказуемыми становились его действия, тем сильнее становились ее подозрения в том, что он… занимается с ней любовью во сне. Когда он целовал ее и его губы скользили по ее шее, частичка ее сознания не была затуманена страстью, и она слушала его дыхание. Учащенное… вполне возможно, ему снятся эротические сны. И если он спит, то как ей понять, знает ли он, что занимается любовью именно с ней. Ведь это может быть с кем угодно!
Джо спустил с ее плеч ночную сорочку и ухватил влажными губами сосок. От восторга Бонни судорожно втянула в себя воздух и тут же задалась вопросом, следует ли ей заговорить – спросить его, знает ли он, кого ласкает, попросить произнести ее имя. Однако наука настоятельно рекомендовала не будить лунатиков, и не потому, что это может грозить им сердечным приступом, а потому, что они просыпаются дезориентированными и иногда пускают в ход кулаки. Все это может оказаться правдой и в отношении спящих… партнеров по сексу, поэтому рисковать, по мнению Бонни, не стоило.
Несколько мгновений спустя Джо вошел в нее. Бонни ладонями чувствовала, как его кожа становится горячее и покрывается потом. Стремясь к оргазму, он ускорил движения. Бонни гладила и целовала мужа и удивлялась, как так получается: вчера вечером обнаружив – в хозяйственном магазине, где он покупал запчасть для сломавшегося измельчителя пищевых отходов, – что она опять перерасходовала средства на карточке «Виза», он страшно разозлился на нее, а сегодня утром преспокойно занимается с ней любовью. «Только если он осознает, что именно со мной…» Но Джо не умел долго дуться. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые руководствовались принципом «поругались-забыли». А вот она дулась подолгу. «И это правда», – с глубоким вздохом призналась себе Бонни. Однако она никогда не отличалась безответственным отношением к деньгам. «У нас дети, детям нужна одежда, одежда стоит денег». Да, она разбаловала их, но не специально, и даже если она портит их своим воспитанием – хотя напрямую он никогда не обвинял ее в этом, – что-либо менять уже поздно.
– Чем, черт побери, ты занимаешься? – Бонни распахнула глаза и обнаружила, что Джо пристально смотрит на нее. Дышал он шумно и учащенно, его мужественное лицо с угловатыми чертами покраснело от напряжения. Судя по виду, он готов был кончить. – Солнышко, ты издеваешься надо мной!
– Ой! Ты проснулся. – Она произнесла это вслух?
В утреннем полумраке Бонни увидела, что на его лице отразилось сначала удивление, потом недоверие – возможно, и ее лицо выражало то же самое, – а потом, за мгновение до того, как он закрыл карие глаза, хмыкнул и прижался лбом к ее лбу, ирония.
– Может, дорогая, это так выглядит… – Он сделал несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоить дыхание. – …Только я не умею заниматься этим во сне.
– Да, конечно, нет. Я сказала глупость. Даже не знаю, зачем я это сказала…
– У тебя совсем нет желания, да?
– Нет, есть. Огромное. Мне очень хорошо. Я просто… меня… я… отвлеклась.
– Отвлеклась. – Секунду он с любопытством изучал ее лицо, затем вздохнул, скатился с нее и спросил: – В какую сторону отвлеклась? На что? На рабочие проблемы? На домашние?
– Никуда я не отвлеклась. Я была здесь. С тобой. – У Бонни совсем не было желания вести рано утром подобные разговоры, тем более при сложившихся обстоятельствах, поэтому она повернулась к мужу спиной, взбила подушку и устроилась поудобнее.
– Мне было холодно. Захотелось прижаться к тебе.
– Ладно. Замечательно. Тогда зачем ты дала мне понять, что хочешь заняться любовью?
Она натянула одеяло до самого подбородка и пробормотала в подушку:
– Я не давала.
– Что?
– Ничего, – так же глухо ответила она. – Извини, родной. Спи дальше.
– Я уже проснулся, и не надо извиняться. Давай поговорим. Тогда что же ты делала?
«О, боже!» Вот здорово. Неужели двадцати совместных лет мало, чтобы научиться понимать: безотчетное урчание не является сигналом к началу сексуальных действий!
Выражаясь фигурально.
– Я… – Бонни откинула одеяло и легла на спину вполоборота к Джо. – Я ничего не делала.
– Что ты не делала?
– Я не давала тебе понять, что хочу заняться сексом. Я громко заурчала от удовольствия. Мне было холодно, а у тебя под боком тепло, я уютно устроилась и замурлыкала. Этот звук был неосознанным. Я так же мурлычу, когда ем мороженое. Или когда принимаю ванну с пеной. Или когда обнимаю Сюзан и мальчиков. Или когда делаю первый глоток холодного пива. Это не значит, что я хочу заниматься сексом. Такие звуки издает человек, когда ему хорошо, или когда он ест что-то вкусное, или… или занимается чем-то приятным, например, сексом. Но это не значит, что я хочу секса.
Бонни наблюдала, как Джо разглядывает потолок, и ждала, пока он сделает неизбежные выводы.
– Ты хочешь сказать мне, что все эти годы я считал, будто ты хочешь заниматься со мной сексом, а на самом деле ты ничего не хотела?
– Нет. Мне нравится заниматься с тобой любовью. И ты сам знаешь, что мне это нравится. И когда у меня нет настроения, я говорю тебе, что устала, или что неважно себя чувствую, или еще что-нибудь. Разве не так? – Джо кивнул. – Я лишь пытаюсь объяснить тебе, что в большинстве случаев, когда я издаю этот звук, это урчание, я просто… издаю этот звук. И ничего не могу с этим поделать.