– Я никогда об этом не забуду. Впервые ученик старшего класса назначил мне свидание, и это был Чики Дэвис, и тогда был его день рождения, особый случай – ведь он мог пригласить сотни других девчонок… Положение было сложнейшее, я жутко нервничала. Неудивительно, что меня тошнило… Между прочим, в тех кустах меня вырвало. – Она замолчала, заколебавшись. – Это все, что ты помнишь о нас?
– О твоей сестре – да. Безмозглые курицы не в моем вкусе.
– Она очень способная и умная.
– Ладно. – Он на мгновение отвел взгляд, затем снова посмотрел на нее. – Тогда твои волосы были более рыжими, светлее и ярче. Удивительно, что я не узнал тебя, ведь ты не изменилась – другая стрижка, формы округлились, но… у тебя все такие же потрясающие ноги, красивее которых никогда не было в школе имени Роберта Ф. Кеннеди.
Бонни изогнула брови.
– А я была в твоем вкусе?
Кэл хмыкнул и без обиняков заявил:
– Нет. Даже близко не стояла. Но было время, когда я мог сделать исключение. Я жалел, что я не в твоем вкусе.
– В моем? – Потрясающе. Вот так, наотмашь. Обидно же… У Бонни внутри поднялось раздражение.
И Кэл заметил это. Он улыбнулся, довольный, а потом отвел взгляд с каким-то застенчивым видом, и случилась удивительная вещь. Бонни почувствовала, что балансирует на краю глубокой… чего-то очень глубокого.
Он прокашлялся.
– В тот понедельник после дня рождения Чики я всех расспрашивал, пока кто-то не указал на тебя. Мне стало любопытно. Мне захотелось узнать, что это за малолетка, которой удалось устоять против такого популярного мальчишки из старшего класса, лучшего игрока районной футбольной команды, обладающего таким ударом, как у Чики.
– Готова поспорить, что ты был очень удивлен. – Под этими словами Бонни не имела в виду самоуничижение.
– Именно так, – ответил он, разглядывая собственные ботинки. – Я был… потрясен, несколько недель. Я не мог понять, как не заметил тебя первым. Ты состояла из одних ног и… – Кэл выставил руки перед грудью. Они помолчали некоторое время, потом он продолжил: – И у тебя были рыжие волосы. – Он наклонился и внимательно посмотрел на ее лицо. – Куда делись твои веснушки?
Бонни пожала плечами.
– Волосы потемнели, а веснушки исчезли. Равноценный обмен. – Кэл хмыкнул и опустил взгляд на ее руку, лежавшую на столе. – Так почему ты так и не пригласил меня на свидание?
Он еле заметно пожал плечами:
– Во-первых, ты продинамила Чики…
Бонни рассмеялась:
– У меня был грипп.
– Ты считалась ненадежной. Ты была непредсказуемой. Ты была стихийным бедствием, подстерегающим следующего мальчишку, который решится пригласить тебя на свидание.
– А может, мне не нравились футболисты, что ты на это скажешь? Может, Чики мне не нравился.
Он пристально посмотрел на нее.
– Чики нравился всем. – Увидев, что ей нечего возразить, спросил: – А что ты помнишь обо мне? Хоть что-нибудь помнишь?
– Да, только подожди. А что во-вторых?
Он нахмурился.
– Ты сказал, что, во-первых, я продинамила Чики. А что во-вторых?
– Ах да. Ты была не в моем вкусе. Ты была чистенькой, и умненькой, и красивой, и невинной, а девчонки, с которыми я встречался… такими не были, надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.
– Наверное, понимаю. Да, я помню кое-кого из этих девчонок. – Кэл с наигранным самоосуждением повесил голову. – Я знала, кто ты такой, когда училась в младших классах. Ты много времени проводил с Макс… гм…
– Его звали Фред Макстон.
– Да. Он заставил одного моего приятеля надеть на голову спортивные трусы, и тот проходил с трусами на шее почти месяц.
Кэл кивнул, как будто хорошо помнил тот случай.
– Мы с Максом жили по соседству. Он был на год старше. Мы с ним крепко дружили – только это не значит, что я одобрял все его выходки. Конечно, это его не оправдывает, но когда он учился в младшей школе, он был крупным, коренастым парнем, и его макали головой в мусорный бак за кафетерием. Регулярно. Дети жестоки друг к другу. И это происходит повсюду.
– Можно задать личный вопрос?
– Конечно.
– Ты сказал, что у тебя нет детей. Это твой выбор или?..
– Нет. Точно не мой. Я люблю детей. У моего брата замечательные дети. Я бы не отказался иметь парочку таких своих собственных. Было бы здорово. Но сейчас…
Бонни очень не хотелось думать о сейчас.
– Ты вырос в неполной семье?
Он помотал головой.
– Насколько я помню, ты жила с бабушкой, верно? Или это была не бабушка?
– Ее зовут Пим. Мои родители погибли в железнодорожной катастрофе, когда мне было пять.
– Она еще жива?
– Да. – Бонни тихо рассмеялась и принялась рассказывать ему о Пим и об увлекательной жизни, которую вела бабушка до того, как взвалила на себя воспитание двух маленьких дочек своей единственной дочери.
Он слушал, а она рассказывала ему об экзотических местах, где побывала Пим, о могущественных и наделенных волшебством людях, с которыми та встречалась, о важных уроках, которые выучила бабушка, чтобы потом передать своим внучкам. Всем известно, что наказание, предостережение и предупреждение запоминаются лучше и надолго, если в истории участвует либо фея, либо султан, либо страшный дракон… во всяком случае, пока ребенок учится в младших классах.
Углубившись в свои воспоминания, Бонни вдруг поняла, чем они занимаются – играют в догонялки. В тот короткий промежуток времени, что им осталось побыть вместе, они торопливо делятся жизненной историей друг друга, пытаясь вместе прожить целую жизнь.
Зазвонил телефон, и Бонни машинально взяла трубку и тут же дала отбой.
– Скоро тебе все равно придется что-то сказать. Копы плохо играют втемную. – Он с любопытством посмотрел на нее, и она улыбнулась. – Ладно, они плохо играют при любом освещении.
– Джо, дружище, скоро тебе все равно придется что-то сказать. – Человек с мегафоном явно был раздражен. – Не надо играть втемную, не держи нас в неведении. Скажи, чем мы можем тебе помочь. Скажи, что ты хочешь.
– Видишь? – Она посмеялась, потому что полицейский говорил почти теми же словами, что и Бонни. – А у меня есть идея насчет того, что сказать…
7
– Ты понял, Тед? Я хочу кредит на развитие в полмиллиона долларов под сегодняшние проценты. Я уже заполнил все бумаги. В одном из кабинетов дальше по коридору.
– В отделе кредитования и поглощений, – шепотом подсказала Бонни, внимательно слушавшая все переговоры.
– В отделе кредитования и поглощений, – повторил Кэл. – Там все бланки, которые я заполнил. Я не хочу красть деньги, я хочу взять их взаймы. Понял? – В трубке Бонни слышала только жужжащий голос переговорщика, слов разобрать не могла, поэтому следила за лицом Кэла, прижимавшего трубку к уху, и пыталась по его реакции определить, что ему говорят. Оно было очень выразительным, его лицо… или это она обладала удивительным свойством читать по нему. – Тед, я уже испробовал этот способ, но они не могут отделить меня от моего прошлого.
– Заканчивай. Они продолжают переговоры, чтобы отвлечь тебя.
Кэл опять посмотрел ей в глаза и кивнул. От этого взгляда Бонни ощутила слабость. Она ухватилась за край стола, чтобы не упасть, и стала ждать, когда утихнет сладостная дрожь в теле.
– Это пункт первый. Пункт второй: я хочу полную амнистию на все, что совершил сегодня в банке. Моя заложница согласилась не выдвигать против меня обвинения, если она выйдет отсюда целой и невредимой, так что от тебя требуется лишь поговорить с банком и окружным прокурором. И я хочу письменное подтверждение от них обоих. – Он некоторое время слушал. – Как долго? – Бонни выставила четыре пальца и устремила на него вопросительный взгляд. Кэл поморщился и пожал плечами. – Четыре часа. Тед, у тебя есть четыре часа. Ты все понял? – Он раздраженно опустил плечи и закатил глаза. – Нет, я спрашиваю, все ли тебе понятно насчет моих требований? – Он прикрыл микрофон ладонью. – Кажется, я – первое плавание Теда. Он с кем-то совещается.
– Как и ты.
Он тихо рассмеялся и вернулся к разговору:
– Не знаю. Сейчас узнаю, захочет ли она с тобой говорить. – Он опять прикрыл микрофон и вопросительно посмотрел на Бонни. Выбор был за ней. Заметив, что она колеблется, Кэл попытался помочь: – Может, они перестанут действовать на нервы и дергаться, если будут уверены, что с тобой все в порядке.
Бонни приблизилась к нему и взяла трубку, которая нагрелась в его ладони и слегка пахла его дыханием.