– Это для Пим, Джен, – сказала Бонни, ощущая близость с духом ковра, – от него исходила только доброта и настоятельное желание быть рядом с Пим. – Не бойся. Ковер греется для нее, а не для нас. Давай.
Они осторожно положили свою ношу на пол… на всякий случай… и закрыли дверь. И обе без колебаний приблизились к кровати старушки.
Пим была крохотной, с тонкой, как пергамент, кожей. Бонни не раз рассматривала многочисленные фотографии, на которых Пим была с черными, как смоль, локонами, но в реальной жизни она видела только жидкие серебристо-белые волосы с химической завивкой.
– Взгляни на нее, – прошептала Джен. – Она всегда остается женщиной. Щеки подрумянены, губы подкрашены. Она нечто, правда?
Бонни кивнула:
– Единственная в своем роде, наша Пим.
– Но она еще не умерла, так почему мы шепчемся? – спросила Пим, открывая один глаз… для нее это было достаточно. Ее глаза были небесно-голубыми, а взгляд острым, как лазер, и быстрым.
– Ой! Пим, я едва не умерла от страха! – Джен была скорее удивлена, чем встревожена.
– Ах ты, притворщица, – рассмеялась Бонни. У нее были дети, а дети любили притворяться спящими. – Радуйся, мы нашли твой волшебный ковер.
– О! – Губы Пим образовали правильную окружность, а оба глаза широко открылись. – Девочки мои, дорогие, вы спасли меня. – Она театрально хлопнула в ладоши – один раз, – затем откинула одеяло с таким видом, будто собиралась выпрыгнуть из постели. Бонни и Джен одновременно протестующе вытянули руки. – Ой, не глупите, я никуда не собираюсь… я медлительна, как помощник фермера. – Она устремила проницательный взгляд на Бонни. – Кажется, вчера, когда мы разговаривали, я несла бессмыслицу. Я не привыкла принимать такое количество разных лекарств. От них у меня мутится в голове.
– Вчера я решила, что не просто мутится. Я подумала, что у тебя, Пим, галлюцинации.
– Ты сама выглядела настоящей сумасшедшей, – заявила Джен.
Смех старушки был элегантным и заразительным – он с детства врезался Бонни в память, и она всегда была рада его слышать.
– Так что тебе сделать, Пим? Хочешь забраться на него? Или постелить его тебе на кровать?
– Это замечательное произведение искусства, однако оно не заслужило того, чтобы лежать на кровати. Место ковра – на полу. Так что если вы, девочки мои, сделаете мне доброе дело и расстелите его перед комодом, остальную часть операции я смогу осуществить самостоятельно.
Пим – она была в длинной белой хлопчатобумажной ночной сорочке – села, пригладила волосы на затылке, подтащила к себе новые ходунки и приготовилась. Тем временем Бонни и Дженис расстелили ковер перед комодом – они проделали это молча, однако это не означало, что они ничего не комментируют. Дерганье головой, пожатие плеч, искаженные гримасы на лицах – все это было легко читаемо.
– Кстати, Пим, а что за операция? – Бонни подозревала, что уже знает ответ, но недавнее обострение мозговых нарушений у бабушки…
Пим подняла голову. Взгляд ее голубых глаз нашел цель, сначала просверлил насквозь Дженис, потом Бонни. Удовлетворившись увиденным, Пим тихо сказала:
– Полагаю, одна из вас знает, о какой операции я говорю.
– Я знаю, – призналась Бонни, – стать здоровой, без мозговых нарушений и переломов. Может, нужно, чтобы я… или Джен, или сиделка, или кто-то еще побыл с тобой – на тот случай, если что-то пойдет не так.
– Сиделка? – Пим явно считала ее брешью в системе защиты.
– Ладно. Я, или Джен… или Джо.
Пим резко вскинула голову, и впервые за… целую вечность у нее на лице появилось виноватое выражение – однако она ничего не объяснила, не попросила прощения и вернулась к тому, что было для нее главным.
– Все пойдет как надо, детка. – Она подобралась к краю кровати, спустила вниз ноги и с деланым безразличием спросила: – А ты, Бонни, загадала второе желание до глубокой ночи?
– Да, мэм. – Мысль о том, как близко она подошла – из-за того, что не знала, насколько велико могущество ковра, – к тому, чтобы остаться по ту сторону, чтобы быть сейчас мертвой, вызвала у нее тошноту. – Загадала. К счастью. Все было случайностью… и такой же случайностью было второе желание.
– Извини, дорогая, что отправила тебя за ковром. Я забыла, насколько он чуткий. Надо было дождаться Джо.
Бонни уже открыла рот, намереваясь заговорить, но тут прозвучал голос Джен:
– Пим, в последний месяц Джо был очень занят. Бонни с ним почти не виделась.
– Он был слишком занят для того, чтобы хотя бы один раз навестить меня?
– Он приходил… дважды… во всяком случае, насколько мне известно, может, больше, но ты спала.
Бонни, нахмурившись, посмотрела на сестру, давая понять, что она, конечно, высоко ценит эту ложь во спасение ее мужа, и напоминая, что время поджимает. Теперь, когда они с Джо воссоединились, ей было безразлично, что об их разрыве кто-то узнает.
Пим молча кивнула и выжидательно посмотрела на сестер. Сестры ответили на ее взгляд удивленно – ведь они искренне хотели помочь.
– Уходите! – не выдержала Пим, раздраженная тем, что они топчутся на месте.
– Но ты уверена…
– Да. Уходите.
Пим стояла, опершись на ходунки, пока они пятились к двери. Бонни повернула ручку.
И уже в коридоре услышала, как щелкнул замок.
Дженис спросила:
– Думаешь, с ней все будет в порядке?
Позади них прозвучал голос Пим:
– С кем все будет в порядке?
Сестры с криком бросились обратно к двери…
С бешено бьющимися сердцами они таращились на Пим, которая стояла перед ними все в той же длинной белой хлопчатобумажной ночной сорочке, но уже без ходунков и со здоровым цветом лица. У нее на ногах были любимые кроссовки, в руке она держала высокий стакан с молоком.
– Еще слишком рано для Рождества или Дня Всех Святых, так что, надеюсь, вы не прячете подарки и не подсовываете мне в кровать резиновых змей… хотя вы слегка староваты для этого, верно? Так почему в столь поздний час вы не дома?
– Мы… мы… – Джен все никак не могла перевести дух.
Пим открыла дверь спальни.
– Мы ехали мимо и увидели, что горит свет.
– Мы просто хотели пожелать тебе спокойной ночи и поцеловать.
Пим радостно улыбнулась.
– Девочки мои дорогие. Ну, проходите, укладывайте меня спать. Можете подоткнуть одеяло, как вы делали это, когда думали, что я сплю.
– А ты не спала? – спросила Джен.
– Конечно нет. Милая Дженни, я могла часами наблюдать, как вы играете с моей косметикой. – Она отпила половину молока, сбросила кроссовки и забралась в кровать. Бонни обошла кровать, и они вместе с Джен растянули одеяло и заправили его под матрас. – Ах, как уютно. Спасибо, девочки.
Джен первая склонилась к Пим.
– Спасибо тебе, Пим, за все. Я нечасто говорю такое. – Она поцеловала бабушку в щеку, потом в лоб. – Я люблю тебя.
– О, солнышко, я тоже вас люблю. Вы превратили мою жизнь в захватывающее приключение.
Они ласково улыбнулись друг другу, Джен отошла к двери.
Бонни заправила серебристый локон Пим за ухо и улыбнулась, глядя в ее голубые глаза.
– Спокойной ночи, моя Пим. Спи спокойно. – Она поцеловала ее в щеку. – Свет выключить, приглушить или оставить?
– Выключить, но через минутку… не забывай, моя девочка, что «простого желанья не хватит, чтоб все изменить». – Бонни застыла, будто громом пораженная. И тут она поняла, что где-то в глубине души надеялась, что эта Пим ничего не знает о ковре и о том, что случилось в последние часы. – Дорогая моя, желания недостаточно, чтобы сделать твою жизнь такой, какой ты хочешь ее видеть. Даже если добавить капельку волшебства, одного желания будет мало, чтобы стать счастливой. Отвага, вера, любовь, радость. Дружба. Надо много и упорно трудиться, а иногда и принимать помощь. Ты нуждаешься в здравых суждениях, в умении определять чистоту помыслов, в…
– В той Пим, которую я люблю.